«Какая разница, – думала Лиза. – Даже если там шкурка от банана, вряд ли меня это развеселит».
Но она все-таки подчинилась, в душе не понимая причины всеобщего любопытства.
В вазочке оказалось кольцо. Изящное украшение с дорожкой сверкающих бриллиантов.
Лиза озадаченно уставилась на Андрея.
– Боже мой, дочка! – воскликнула Вероника Алексеевна. – Какая прелесть.
– Это не подарок, – предупредил Андрей.
– А что же это? – прикусила язык дама.
– Это предложение.
Лиза не сводила с него глаз.
– Ты возьмешь мою руку и мое сердце, Елизавета?
– Конечно, возьмет. О чем разговор? – встряла мать.
Девушка молчала.
– Ну так как же? – спросил Андрей. – Надеюсь, я не тороплю события?
– Лиза, ты должна ответить. В конце концов, это просто невежливо.
Бедная Вероника Алексеевна чуть не стонала от досады. Она подмигивала дочери, шевелила губами – всеми доступными средствами пытаясь телеграфировать ей правильный ответ. Но та почему-то даже не поднимала глаз. Мать с большим удовольствием наступила бы ей на ногу, лишь бы привести в чувство упрямицу, но Лиза сидела слишком далеко.
– Не знаю, – сказала она наконец.
Как она могла объяснить матери, да и, пожалуй, самой себе, что сейчас творилось в ее душе? Радость, неуверенность, страх охватили ее. Буря эмоций сковала язык, и сердце, громко ухнув, упало вниз.
– Э-э, так не пойдет! – решительно перехватила инициативу в разговоре потенциальная теща. – Скажи, детка, ты любишь Андрея?
Лиза мечтала о том, чтобы они оказались вдвоем, далеко от бдительных глаз матери. Ну почему вдруг Андрей оказался таким старомодным, что просит ее руки в присутствии матери? Она иначе представляла этот волнующий миг. Это должно было произойти ночью, при свете луны. Она была бы в белом платье, с розой в руках. Он – в чем-то таком же романтичном, преклонив колено перед ней. В ветвях пел бы соловей, а легкий ночной ветерок играл бы ее шелковым шарфом…
– Я поставлю вопрос иначе, – долетел до нее голос матери. – Ты не любишь Андрея?
Вероника Алексеевна схитрила. Перевернув вопрос таким образом, она была уверена в том, что дочь ответит правильно. Хотя, по ее мнению, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы на лестное предложение отвечать с подсказки матери. Тем больше было ее удивление, когда глупое создание, ее родная дочь, скромно ответило:
– Мне нужно подумать.
«О чем думать, когда счастье само плывет тебе в руки?!» – чуть не крикнула она, неприлично громко брякнув вилкой о тарелку.
– Значит, на этом и порешим, – согласился Андрей. – Елизавета Германовна будет думать, а я – надеяться.
Он не выглядел оскорбленным. Хотя, вполне возможно, он просто умел владеть собой.
– А кольцо, в конце концов, могла бы и принять! – шепотом сделала ей мать внушение, когда они выходили из-за стола.
– Ты ничего не понимаешь, мама, – возразила Лиза. – Принять кольцо означает принять предложение. Я пока к этому не готова.
По своим комнатам они разошлись рано.
…Елизавете не спалось. Накинув на плечи легкую накидку, она в одной ночной рубашке вышла на террасу. Облокотившись о перила, она долго стояла, слушая звуки ночи: шум листвы, стрекотание насекомых в траве и отдаленные звуки какой-то необычайно грустной мелодии. Завтра утром она вернется в город, и жизнь побежит по привычному руслу.
Следователь Вострецов уже успел сообщить ей, что обоим фигурантам по громкому уголовному делу, Климову и Ларисе, предъявлены обвинения. Их права соблюдены – им предоставлены адвокаты по назначению.
– Знаешь, кто будет защищать Климова? – кричал в телефонную трубку Вострецов. – Твой коллега – Ромашкин!
Вот уж действительно ирония судьбы. Тот самый адвокат, который некогда давал Дубровской советы, как лучше избавиться от бесплатного клиента, теперь сам будет применять свои уловки на практике.
– Первое, что он сделал на свидании со своим подзащитным, так это назвал его редкой сволочью и пообещал ему бесплатный пожизненный пансион, – веселился следователь. – Твой Климов мне уже успел наябедничать.
– И вы не собираетесь ничего предпринять? – ужаснулась Лиза. – Ромашкин спит и видит, как освободится от этого малоприятного дела.
– Это ему не удастся, – тоном заговорщика сообщил ей Вострецов. – Они с Климовым подходящая пара, и разбивать такой союз я не намерен. При таком защитнике и прокурор не нужен. Мерзавец получит сполна!
– Но как же интересы Климова? Он, как любой человек, имеет право на квалифицированную юридическую помощь, – не к месту вставила Дубровская.
– Елизавета Германовна, вам никто не говорил, что вы редкостная зануда? – обиделся Игорь Валентинович.
Должно быть, он рассчитывал на веселый телефонный треп с Елизаветой, а вовсе не на скучные нотации о конституционных правах отдельных подлых граждан. Да виданное ли дело, жертва преступления печется об участи своего палача! Сюжет для мелодрамы, и только.
Однако обвинение на этот раз обладает крепкими доказательствами, которых хватит на то, чтобы обеспечить кровавому Чулочнику высшую меру наказания – пожизненное заключение. И это уже вне зависимости от того, что на этот раз хочет странная Елизавета Дубровская…
Елизавета отвлеклась от своих дум. Совсем рядом послышались звуки гитары. Кто-то весьма умело перебирал струны, а мягкий низкий голос приглушенно напевал знакомую мелодию. Она пошла на звуки музыки…
Терраса поворачивала за угол, Лиза сделала несколько шагов и натолкнулась на Андрея. Устремив глаза куда-то в ночь, он пел о чудесных краях и ласковом море, о шорохе прибоя и маленькой райской птичке, заплутавшей в поисках счастья.
Елизавета стояла и слушала. Легкий ночной ветер играл складками ее полупрозрачной накидки и путался в кольцах темных волос.
– Смотри, какая луна! – сказал ей вдруг Андрей.
Действительно, над кроной старой высокой сосны висел огромный желтый шар. Мягкий лунный свет струился вниз, заливая таинственным светом дорожки. Где-то пела ночная птица.
Лиза и не поняла, как оказалась в объятиях Андрея. Очнувшись от поцелуя, она едва могла сообразить, откуда у нее такое странное чувство, что все это уже когда-то происходило с ней. Ночь, луна, птица, шелковый шарф…
– Спорим, ты об этом мечтала, – тихонько смеялся Андрей.
– Да, – ответила Лиза.
Она не стала ему говорить, что герои ее грез были одеты в нечто более романтичное, чем ночная рубашка с рюшами и клетчатая пижама. Это было уже неважно.
– Благодарим за прекрасно проведенное время, – рассыпалась в любезностях Вероника Алексеевна. – Все было великолепно.
Она топталась около автомобиля уже пятнадцать минут и никак не могла решиться сесть в салон. Сделать приветливое лицо, произнести заветное «до встречи» и наконец захлопнуть за собой дверцу было равносильно катастрофе. Тонированные стекла разом бы приглушили яркие краски такого привычного, теперь почти забытого ею мира больших возможностей, заманчивых перспектив и интересных людей. Волшебная сказка подошла бы к концу, а будущее опять покрылось бы беспросветным мраком. А все из-за дурехи-дочери, которая начисто лишена практической сметки. Вот и теперь она уже заняла место водителя и делала матери страшные глаза, видимо, призывая ее немедленно покончить с затянувшейся церемонией прощания.
– Здесь такой чистый воздух, а как поют птицы… – восхищалась женщина. – Я полагаю, что Лизоньке будет полезно хоть изредка навещать вас.
– Совершенно с вами согласен, – улыбнулся Андрей.
В его голосе Вероника Алексеевна почувствовала иронию, но он почему-то не спешил произнести официальное приглашение. Должно быть, вчерашний отказ Елизаветы явился крепким щелчком по его мужскому самолюбию. Ах, если бы можно было все исправить!
– Мама, поторопись, – раздался голос дочери.
Нет, она просто несносна! Как можно быть такой легкомысленной и не видеть, что счастье уплывает из-под ее носа. А ведь от нее не требуется многого. Улыбнуться, сказать несколько приятных слов, подняться на цыпочки и поцеловать этого симпатичного мужчину в щеку – и все! Он смягчится, растает, и тогда уже можно будет надеяться на благоприятный прогноз. Но тщетно… Это упрямое создание с глазами дьяволенка просто горит нетерпением умчаться из соснового рая в душный город с его грохотом, автомобильными пробками и людским муравейником.
Должно быть, она уже строит планы, каким будет ее следующее дело и какой подарок преподнесет ей судьба в виде очередного клиента с темным прошлым и весьма туманным будущим.
– Лизонька, детка, надеюсь, ты уложила все наши вещи и мне не придется спешно шить новое выходное платье, если меня пригласят на какой-нибудь важный прием? – Дубровская одарила дочь виноватой улыбкой.
Это была ложь от начала до конца. Вероника Алексеевна знала, что на приглашение ей рассчитывать не приходится, но с отчаянием утопающего хваталась за соломинку.
