подвенечное платье. Оно было очень красивым и скромным, как платье леди Имоджены Милле на балу: белый шелк и белое кружево – тонкое, похожее на пену, на лепестки цветущих в мае яблонь и вишен. Узкий корсаж и пышные юбки делали талию Флоренс еще тоньше. Никакого длинного шлейфа или богатой вышивки – только веточка флердоранжа, искусственная, конечно, но похожая на настоящую. Ее прикололи к корсажу, а венок из таких же цветов лег на голову Флоренс вместо драгоценной тиары.
Из нее и правда получилась красивая невеста.
Когда дядя, одетый в черное, – как полагается тому, кто ведет невесту к алтарю, – зашел в комнату, чтобы надеть на голову Флоренс фату, он замер на миг. Наверное, в таких случаях говорят что-то вроде: «Ты так похожа на свою мать», но Флоренс знала: Аделину она напоминает разве что тонкими чертами лица. Дядя принял у горничной фату – похожую скорее на саван, чем на украшение, – и набросил на Флоренс, закрепил заколками.
– Пойдем. – Он протянул ей руку в тонкой бежевой перчатке.
И она пошла.
Сквозь кружево мир казался другим, размытым и нечетким. Флоренс не различала лиц, скорее угадывала, кто есть кто: пухленькую Матильду и стройную Дженни в одинаковых нежно-розовых платьях, долговязого Бенджамина, леди Кессиди в красном бархате – Флоренс не помнила у нее этого платья и удивлялась. В закрытой карете, где они ехали с дядей Оливером, было душновато, а солнце падало сквозь окошки на колени Флоренс, на туфли дяди, на его руку, лежащую на сиденье. Флоренс хорошо видела эти пятна, а все остальное расплывалось.
Она помнила, что приняла одну пилюлю с утра – на всякий случай, чтобы не волноваться. Больше было нельзя. Теперь пилюли Флоренс хранились в обычном аптекарском пузырьке из темного стекла, а не в серебряном флакончике. Новый врач, к которому отводил Флоренс дядя, сказал, что так правильнее, хотя Флоренс жалела: серебряный флакончик был уникальным, а эту баночку от других отличало только имя хозяйки на этикетке. Лекарство уже, наверное, упаковали в ее вещи, которые привезут в особняк Герберта Найтингейла к вечеру. Остальное должны были сразу отправить в поместье, куда она уже как леди Найтингейл уедет завтра рано утром.
Интересно, сбудется ли предсказание Розалин? Будет ли новое утро хмурым и пасмурным, или Флоренс успеет увидеть лабиринт и парк в лучах теплого солнца?
Когда они приехали на площадь у храма Великого Павла, свет солнца стал почти золотым. В тени высоких зданий из серого камня было сумрачно и прохладно. Дядя помог Флоренс спуститься по ступенькам кареты. Он молчал всю дорогу и сейчас тоже, от этого было неловко, но Флоренс заставила себя думать, что дядюшкино молчание куда лучше его же нотаций.
Наставлений и советов от леди Кессиди она выслушала за эти дни так много, что уже пропускала их мимо ушей.
Флоренс посмотрела наверх – туда, где в сером камне сиял огромный витраж. Сквозь фату его было сложно разглядеть, он превратился просто в круглое пятно.
Рука дяди потянула ее вперед, и Флоренс пошла – по ступеням храма наверх, вслед за маленькой девочкой, чьей-то дочкой, которая рассыпала перед ней белые лепестки. По красной дорожке между скамеек из темного дерева, вперед – туда, где у алтаря, под статуей Великого Павла, распростершего руки в благословляющим жесте, ее ждал тот, с кем она проведет – если повезет – ближайшие десять лет своей жизни.
Пока смерть не разлучит их.
В храме пахло свечным воском, цветами, благовониями – горьковатыми травами, а еще сыростью и пылью. Флоренс не поднимала головы, потому что мир и без того кружился, но чувствовала высоту сводов, нависших над нею.
Фату поднимут через несколько минут, и она увидит храм Великого Павла. Самый красивый во всем Логрессе. Самый большой по эту сторону моря. Такой большой, что их с лордом Найтингейлом гостей хватило, чтобы еле-еле заполнить половину скамеек.
Свадьба получилась очень скромной – со стороны Флоренс на нее некому было пойти, кроме семьи и нескольких деловых партнеров лорда Силбера. Наверное, среди гостей со стороны жениха был кто-то влиятельный, кого нельзя было не пригласить, не засвидетельствовать в их глазах этот странный союз, но сквозь вуаль Флоренс видела их всех просто темными фигурами.
К счастью, она не споткнулась. Не запуталась в собственных юбках. Не потеряла сознание. Дядя Оливер довел ее почти до алтаря – перед ним было еще несколько ступеней – и передал жениху. Лорд Найтингейл в темно-сером костюме, украшенном одной-единственной маленькой желтой розочкой, протянул Флоренс руку, помог подняться и откинул фату.
С непривычки Флоренс моргнула и осмотрелась. Запах трав стал сильнее – рядом с ними висели курительницы, от которых наверх, к темным сводам, поднимался сизый дымок. А вокруг – на стенах, на полу, на статуе Великого Павла, на колоннах и скамьях, где сидели гости, – везде мерцали цветные блики, фиолетово-розовые, сине-зеленые, и это было так красиво, что Флоренс на миг замерла, уставившись в сторону окна-розы. Солнце сияло где-то за ним, а его лучи, проходя сквозь цветное стекло, превращали сумрачную глубину храма в нечто волшебное. Флоренс почувствовала, как в носу защипало от восхищения.
– Хороший день сегодня, – сказал лорд Найтингейл. – Красивый.
Флоренс повернулась к нему и покраснела.
Молодой священник, совсем не похожий на отца Сэмюэля, терпеливо ждал знака.
– Готовы, мисс Голдфинч? – спросил у нее жених.
Здесь, под высокими темными сводами, он казался хрупким, как ребенок. Шляпы в храме дозволялись только женщинам, и Флоренс, стоя рядом с лордом Найтингейлом, видела, что кожа на его голове бледная, покрытая пятнами, а седые волосы совсем тонкие.
Она почувствовала странный укол жалости и кивнула.
– Да, я готова.
– В таком случае, преподобный Бэзил, мы можем начинать, – сказал лорд Найтингейл священнику.
Глава 3
Семейная жизнь Флоренс Найтингейл началась с завтрака в компании мужа и его верного слуги. За окнами по-мужски строгой гостиной было серо и хмуро: пасмурный день навис над богатым деловым кварталом. Здесь совсем не оказалось зелени, как рядом с домом Силберов, зато из окон можно было разглядеть внизу экипажи и клерков в похожих черных костюмах.
– Как вам спалось на новом месте, дорогая? – спросил Герберт Найтингейл, расстилая на коленях салфетку.
Флоренс отошла от окна.
– Спасибо, замечательно. – Она села на стул, любезно отодвинутый мистером Феджином. С другой стороны стола, прямо напротив мужа. И далеко от него. – Я настолько устала, что уснула, как только голова коснулась подушки.
И даже не выпила горячее молоко, которое слуги принесли для нее.
Лорд Найтингейл кивнул и раскрыл перед собой газету.
Мистер Феджин сел по левую руку от него.
На завтрак был омлет, и густая каша с ягодами, и поджаренный бекон, и кофе со сливками, и кусок пирога – настоящий пир! Флоренс, которая вчера так волновалась, что на ужине в честь собственной свадьбы едва заставила себя съесть несколько кусочков жаркого, справилась со своей порцией быстро. И поймала хитрый взгляд мистера Феджина.
Впрочем, тот быстро отвернулся и сделал вид, что кофейник интересует его больше.
– Кухарка расстаралась ради вас, Флоренс, – добродушно сказал лорд Найтингейл, поглядывая на нее поверх газеты. – Ей хочется порадовать молодую хозяйку, тем более что мое здоровье не предполагает изысков.
Напротив него стояла лишь миска с жидковатой овсянкой, а в чашке был не кофе и не чай – что-то из трав, пахнущее фенхелем и лемонграссом на всю комнату.
– Ешьте хорошо, дитя, у нас с вами сегодня запланировано путешествие.
После завтрака Флоренс поднялась в свою спальню – просторную комнату, расположенную на одном этаже со спальней мужа, но не смежную с ней. Казалось, этот дом вообще не предполагал наличие у хозяина супруги. Он был, как сказал бы Бенджи, – Флоренс представила, как кузен говорит это, – абсолютно холостяцким и совершеннейше мужским.
Свадебное платье успели сложить в похожую на гроб коробку – его забирали с собой, в пригородную усадьбу. Горничные приготовили для Флоренс дорожный костюм, простой, удобный, цвета разбавленного сливками кофе. Пока одна из женщин расчесывала ей волосы и скрепляла локоны так, чтобы те не выбивались из-под шляпки, Флоренс разглядывала и комнату, и себя в зеркале, и то, что проступало за оконным стеклом, – крошечный внутренний двор.
Ей очень не хватало сейчас Розалин – шуток и ласковых слов, которые та всегда находила для юной госпожи. И Бенджамина тоже не хватало.
– Я могу написать пару писем? – спросила она, поморщившись.
Служанка, которая как раз собиралась прикрепить непослушный локон шпилькой, покачала головой.
– Если успеете, леди Флоренс, – сказала она. – Пожалуйста, не вертитесь.
Это было так странно: зваться леди,
