конце девятнадцатого — начале двадцатого века очередной владелец поместья отличился в англо-бурской войне, королева Виктория, незадолго до своей кончины, отметила его орденом Подвязки. А последний владелец по окончании Второй мировой войны разорился, содержать замок не мог, уехал искать счастья в Америку, но оказался настоящим англичанином. Свое поместье не продал, а передал в дар муниципалитету. Вот тогда здесь и открыли колледж — поначалу воспитывали молодых полицейских, а потом сменили профиль. 
Теперь в западном крыле жили шестьдесят два мальчика, а в дортуарах восточного крыла — девятнадцать девочек, в том числе и Катя. Жизнь была организована так, что выбираться за пределы колледжа не было никакого интереса. Культивировались занятия любым видом спорта. На знаменитые гребные гонки восьмерок между Оксфордским и Кембриджским университетами ходили всем колледжем. И тем не менее многие мальчики и некоторые девочки систематически покуривали травку, большей частью марихуану. Однако были и уже подсевшие на иглу и, кроме героина, ничего не признававшие. Следует быть честным и отметить, что в противовес компании плейбоев имелась группа ребят, жизнь которых полностью утонула в экране монитора компьютера. Точнее сказать, в паутине Интернета. Эти ненормальные, уже балансирующие на грани сумасшествия, просиживали у компьютеров сутками. Один из них, Дэвид Милле, как-то сказал Кате в спортивном зале:
 — Я теперь очень уважаю твою нацию, Кэт.
 — Это почему вдруг?
 — Ваши хакеры превзошли нас. Один из них взломал коды и пароли Английского банка и лишь случайно не ограбил его на пару миллионов фунтов стерлингов. Хакер сработал отлично, ошиблись члены его команды.
 Катя засмеялась:
 — А ты, Дэвид, насмотрелся американских дрянных фильмов и решил, что Россия кишит дураками?
 — Так я никогда не думал. Но теперь русские хакеры нас обогнали.
 — Догоняй, — посоветовала Катя.
 Катя и Дорис, подружившись, очень скоро зажили в колледже своим замкнутым мирком. Усердно учились, изредка посещали дискотеку, никем не увлекались, а в свободные часы ходили по музеям или маленьким театрам. Однажды забрели на Бейкер-стрит, в музей Шерлока Холмса. Экспозиция особого впечатления не произвела — все выглядело подделкой и фальшивкой. Но Катя поняла, почему в общем-то простенькие и незамысловатые рассказы Конан Дойла много лет вызывают широкий интерес, а бесчисленные экранизации практически не сходят с экранов телевизора. Шерлок Холмс и доктор Ватсон, их окружение, включая злодеев, отражали Викторианскую эпоху, самый счастливый и относительно безмятежный период жизни англичан. Упорядоченный, в меру демократичный. На каждого англичанина в Индии работали десять индусов, военно-морской Королевский флот господствовал на море. Это былое имперское величие и через сто лет проявлялось во всем — в архитектуре, памятниках, в туманной Темзе и белых скалах Дувра.
 Дорис после окончания колледжа собиралась помогать брату, владельцу небольшой пароходной компании. А Катя о своих перспективах умалчивала, поскольку знала, что империя отца способна проглотить десятка два таких «пароходных карликов», как у брата Дорис. Проглотить и не поперхнуться.
 Дорис к своей семье, кроме брата, относилась прохладно. Ни мать, ни отец ни разу не навестили ее в колледже, и это, как поняла Катя, было в порядке вещей. А сама Катя тоже словно уже оторвалась от своего прошлого. После того как ей сообщили об исчезновении ее родителей, недели две она грустила по ним, но боль утихла, и Катя решила, что в Россию не вернется. Вскоре позвонил Дорохов и объявил, что она является наследницей громадного состояния отца. Правда, вступать в права владения предстояло не сию минуту, надо было потерпеть, пока повзрослеешь до двадцати двух лет. Сначала Катя решила: «Ну и прекрасно! Буду жить в Лондоне, открою какой-нибудь небольшой модный салон, пусть он и будет разорительным, без надежд на доходы, буду стричь купоны с акций холдинга «Гиппократ», и этого хватит на всю жизнь. Буду путешествовать по миру, а замуж если и выйду, то когда стукнет лет тридцать. С этим безобразием торопиться ни к чему».
 Но Дорохов через месяц позвонил снова и очень тактично спросил:
 — Катя, когда отец отправлял тебя в Англию, у вас не было с ним какого-нибудь соглашения относительно твоего будущего?
 — Вы же знаете, что было, Юрий Васильевич.
 — Повтори мне его, пожалуйста. Я что-то запамятовал, в чем там суть.
 Старик, конечно, хитрил, все помнил, а требованием своим преследовал вполне определенную цель. Катя засмеялась и словно прочитала с листа:
 — Папа хотел, чтобы я в свое время, после того как отучусь и пройду стажировку, возглавила холдинг «Гиппократ».
 — Правильно, дорогая. Я полагаю, что, несмотря на изменившуюся ситуацию, ты не откажешься выполнить завет отца?
 Катя ответила неожиданно для самой себя:
 — Да. Не откажусь.
 Дорохов откровенно обрадовался:
 — Прекрасно, родная, прекрасно. Учись как следует.
 — Юрий Васильевич, но до моего возвращения и начала работы в холдинге еще так много времени!
 — Всего лет семь. Это, девочка моя, тебе по молодости срок в десять лет кажется гигантским. Поверь мне, это всего лишь миг! Но твердо помни, что ты обещала отцу, а сегодня и мне.
 Третий раз Дорохов позвонил уже в мае. Был почему-то едва ли не официален, сказал строго, что над ней берет опекунство ее тетка Дарья Дмитриевна Муратова и что она, Катя, должна быть с тетушкой ласковой да нежной, поскольку Дарья Дмитриевна уже любит ее и готова жизнь свою положить ради успехов племянницы.
 — Не нужна мне ее жизнь, — проворчала Катя.
 — Я тебе сказал, нет, я тебе приказал — укоротись! Глупо сразу занимать первую боевую позицию. За что ты можешь заведомо не любить Дарью?
 — Не знаю, — ответила Катя. — Я ее очень смутно помню.
 — А я уверен, что вы полюбите друг друга.
 — Сомневаюсь.
 — Катя! — рассердился старик. — Она против всех своих желаний, через силу взялась руководить холдингом. И учти — только ради тебя! Только чтобы ты пришла в свое время на готовенькое! Она прекрасно существовала на Алтае, и я вытащил ее в Москву, можно сказать, силой!
 — Юрий Васильевич, — капризно спросила Катя, — а вы сами не могли, что ли, управиться с «Гиппократом»?
 — Родная моя, да ты помнишь, сколько мне лет?
 — Шестьдесят два, — брякнула Катя наобум.
 — Шестьдесят восемь. И если я могу чем-то еще управлять, так это инвалидной коляской.
 — Вы совсем отошли от дел? — испугалась Катя.
 — Не отошел. Занял пошлую позицию наблюдающего.
 На этом разговор закончился, а Катя грустно подумала, что придется уезжать из Англии, к которой она уже душой прилепилась, и улетать в холодные снега России.
 Она была твердо убеждена, что никто там ее не ждал с трепетом сердечного нетерпения. Смутно помнила двоюродную тетку Антонину, проживавшую в какой-то глуши, почти не помнила Дарью. Чаще