— А почему же вы потом-то ей ничего не сказали?
— А зачем? Скажи — жизнь-то ей всю, маленькой, и сломала бы. А так какой ни плохой, а все отец. Я имею в виду Ивана-то своего, Марина его папкой звала, да. А он и не отказывался. Только сильно когда напьется, скажет, бывало: эх, дочка, познакомиться бы мне с твоим папашкой… Опять же и у Антона Григорьевича могли бы неприятности быть, узнай кто. Он тогда очень уважаемый пост занимал. А Марина и без того любила Антона Григорьевича, как отца родного. Да и сейчас… Примерно год назад позвал Антон меня к себе и говорит: завещание, мол, я, Маша, составил. И отписал квартиру со всей обстановкой Марине, а книжки свои — племяннику Ярославу, сестрину сыну. А тут, вишь, такая беда с парнем приключилась! Вот за что, спросить, его-то бандиты прибили? Сирота, студент, взять с него нечего…
— Ну уж наверняка не за книжки, — уверенно проговорил Николай, — это так, забава.
— Вот видишь, забава-то забава, а ведь из-за них Антон Григорьевич в больницу и попал… Да что это мы с тобой взялись о плохом-то, давай лучше о хорошем. Ты уж прости меня, Коленька, я ведь, грешным делом, подумала, что у вас с дочкой так, по-нынешнему, а оно вон как все. Честное слово, будто камень с души. Ведь ты не дашь ее в обиду, если что, правда?
— Марья Олеговна! — обиженно прогудел Николай. — Ну зачем бы мне тогда к вам обращаться! Но только вы мне все же обещайте, что замолвите за меня словечко. Поддержите меня, если что, хорошо?
Мария Олеговна радостно закивала в знак согласия, и Николая это подбодрило, хотя тут же он подумал, что мать вряд ли имеет большое влияние на такую взрослую и такую самостоятельную дочь. Ну да ничего, надо только не упустить момент, успеть объяснить все Марине и начать разговор первым, постараться не дать ей вставить даже словечка. Конечно, он ее обидел, но он же все и исправит. Кто-кто, а бывший военный человек, называющий себя Николаем Шлыковым, знал толк в лобовых атаках…
И все равно он немного растерялся в тот момент, когда запыхавшаяся, раскрасневшаяся Марина вбежала в квартиру. Он вышел ей навстречу, не скрывая своего волнения, подумал: «Ну до чего ж все-таки хороша!»
Следом за ней выглянула Мария Олеговна, заговорщически подмигнув Николаю, и удалилась опять на кухню.
Однако стоило Марине увидеть Николая, как веселое возбуждение на ее лице сразу сменилось хмурой миной.
— Ты?! — удивленно и как-то брезгливо спросила она, проходя в комнату. — По какому это случаю ты решил нас осчастливить? С какой стати ты тут рассиживаешься да еще лыбишься самым наглым образом?! И вообще, черт побери, ночь на дворе! Давай выметайся, пока я милицию не вызвала! — Она демонстративно посмотрела на свои золотые часики. — Я устала, хочу спать.
Однако он и не думал убираться, больше того, его волевое лицо все шире и шире расплывалось в неудержимой улыбке.
— Я вообще-то догадывался, что ты девушка горячая, но даже не думал, что до такой степени! Ужасно я по тебе соскучился!
— Нет, но какая дрянь! — сказала Марина, закуривая.
— Не надо, не кури, — мягко сказал он и протянул руку, чтобы забрать у нее сигарету, но она отдернула ее.
— Хочу — и курю. Какое тебе до этого дело! Я все-таки не понимаю, Николай… по-моему, наш последний разговор все расставил на свои места…
Николай мягко закрыл ей рот ладонью.
— Прости, ради бога, что пришлось так нагрубить тебе…
Она непримиримо отбросила его руку.
— Ну неужели же ты сама ничего не поняла, Маня? — спросил он, кладя ей руки на плечи.
— А что я должна была понять?! — снова отстранилась она. — Я к нему с любовью — Коленька, миленький, мне было так хорошо. А он меня только что по матушке не послал!
— Неправда, Маня, не было такого! Господи, как ты не понимаешь! Зачем ты от Краснова звонила-то?
— Мама спала, вот я и решила ее не будить. И вообще, при чем тут это? Я по тебе соскучилась, захотела сказать такие слова, которые при матери ни за что не сказала бы… Вот и пошла к Антону Григорьевичу, дай, думаю, позвоню любимому человеку. А любимый человек меня мордой об стол!
Он вздохнул, погладил ее по голове, как маленькую, и, прижав к себе, объяснил:
— Да ведь телефон Антона Григорьевича прослушивается, Маня… Ну как, как ты не поняла, что я все это не для тебя говорю, а для них, чтобы тебя обезопасить…
— Хватит выдумывать! — Марина непримиримо вырвалась из его рук. — Кому нужно прослушивать одинокого старика пенсионера?
— Поверь на слово… Я такие вещи просекаю сразу. Между прочим, ты сейчас заметила напротив подъезда «Жигули» четвертой модели с каким-то любознательным типом?
— Мало ли в Москве машин!
— Таких — мало. Думаю, что ее прислали по твою душу, Маня. — Она больше не отталкивала его, но от поцелуя все же увернулась. — Вернее сказать, по нашу душу, — поправился он. — Потому что и тебя, и меня, вероятно, подозревают в краже. А меня еще и в том, что я, втеревшись в ваш дом, сумел угробить старика, сообщив ему о смерти племянника.
— А ты что, правда сообщал что-то Антону Григорьевичу? — испугалась она.
— Да ты что, с ума сошла?! С какой стати я стал бы это делать! Но зато я знаю, кто мог…
— И кто же этот подонок?
— Об этом позже, Маня, потом. Еще раз извини за грубость, это был спектакль для них. Кстати, мне пришлось тотчас же менять место жительства пока не нашли…
Марина решительно освободилась от его рук. Отошла на несколько шагов так, чтобы он не мог до нее дотянуться.
— Зачем ты поменял квартиру? Чего-то боишься? Извини, Коля, но я же ничего толком о тебе не знаю. Ты кто — преступник?
Он помотал головой:
— Нет, я не преступник. Но быть обвиненным в преступлении, которого не совершал… Знаешь, это мне совсем не с руки. Я в таком положении, что даже защитить себя толком не смогу, а выступать в роли козла отпущения… Извини.
— И все равно я так и не поняла, зачем ты явился ко мне в такую поздноту. Извиниться ты мог бы и днем, а насчет близости… Думаю, после нашего с тобой «объяснения» по телефону мне этого не скоро захочется…
— Вот я и пришел, чтобы разом со всем этим разобраться. Для начала я извинился. Было дело?
— Хорошо, ты извинился. Дальше?
— Дальше? Возьми вот этот пакет и отнеси его к Антону Григорьевичу. Прямо сейчас, при мне.
— А что в нем? Бомба для наших недругов? — мрачно пошутила она.
— Нет, не бомба. Книги, украденные из библиотеки твоего соседа. Там оба тома «Истории птиц», альдина и еще две книги…
Теперь Марина уже совершенно ничего не понимала.
— Неужели тебе удалось найти вора? Господи, как бы обрадовался дядя Антон! — На радостях она сама чмокнула его в щеку и закричала: — Мама! Мама! Дай мне, пожалуйста, ключи от дяди Тошиной квартиры! Ты представляешь, Коля книги нашел!
Мария Олеговна, томившаяся неизвестностью, заторопилась в комнату.
— Я ей про Фому, а она мне про Ерему, — недовольно ворчала она, на ходу доставая из фартука связку ключей. — Все книги да книги…
— Да ты что, не рада, что ли, мама? Ты представляешь, как будет счастлив дядя Антон?
— Конечно, представляю, — кивнула Мария Олеговна, глядя в то же время на Николая и пытаясь угадать: состоялось обещанное объяснение, предложение руки и сердца или нет.
Николай незаметно подмигнул ей: мол, все хорошо.
— Я, пожалуй, тоже схожу с тобой, провожу, — сообщил он Марине. Сейчас ведь в подъездах по вечерам небезопасно, — пояснил он специально для Марии Олеговны, снова при этом подмигнув ей.
Мария Олеговна счастливо улыбнулась. Кому не приятно, когда и у тебя, и у твоих близких все в порядке.
Была уже ночь, когда Денису позвонил Коля Щербак, дежуривший по агентству, и сообщил, что видеоконтроль за квартирой коллекционера приказал долго жить. Или кто-то, увы, сумел отключить его.
Денис распорядился позвонить в машину дежурившему в тот вечер Вите Ильюшенко, чтобы он заглянул в подъезд и проверил, что случилось с аппаратурой.
Практически сразу же после этого звонка Витя покинул машину и направился в подъезд.
…Марина с Николаем отперли дверь и вошли в темную, кажущуюся нежилой в отсутствие хозяина квартиру. Николай почему-то не разрешил зажигать свет, оказалось, что у него с собой предусмотрительно захваченный фонарик.
— Куда идти? — шепотом спросил Николай.
Марина уверенно подвела его к шкафу красного дерева. Шлыков вытащил из своего пакета драгоценные книги. Осветил их лучом фонарика. Долго любовался альдиной.
Марина тоже с удивлением разглядывала его бесценную добычу.
— Ты мне так и не сказал, где ты их добыл…
— Потом, потом, — проговорил он в который раз. — Ты не помнишь, где что стояло?
Она пробежалась по полкам взглядом.
— Кажется, вот здесь…
Вдруг Николай резко схватил ее за руку, приложил палец к губам. Еще через мгновение выключил фонарик.
