– Ты напугал ее?! Клянусь, если ты хотя бы словом ее расстроил…
Он швырнул на прилавок обернутый фольгой лоточек.
– С чего мне ее расстраивать, когда я сберегал энергию для ссоры с тобой!
– И какое, собственно говоря, тебе до этого дело?
– Она называла тебя мамушкой.
– Мамочкой. Ты живешь под красно-бело-голубым флагом, приятель. А мы здесь говорим по-американски.
Но она не сумела отвлечь его от главной темы. Он привалился к прилавку, скрестил руки на груди и постучал по полу носком ярко начищенного мокасина.
– Судя по голосу, не слишком она похожа на чью-то малышку. Скорее уж на женщину постарше.
– Дилайла – моя падчерица. А теперь у меня полно работы, так что пока-пока.
– Она сказала, что ей сорок один.
– Ошиблась. Она вечно путается в цифрах.
Его взгляд был куда спокойнее, чем ее сердцебиение.
– Она и есть причина тех телефонных совещаний на пониженных тонах, которые мне иногда удавалось подслушать, верно?
– Не будь дурачком. Я разговаривала со своим любовником.
– Она сказала, что живет в некоем месте, называемом Брукдейл. Повесив трубку, я провел небольшое расследование в Интернете. Твое умение темнить потрясает меня.
– Эй, я вот уже неделю как живу на свету. В темноте сидеть вредно: можно ослепнуть.
Он высокомерно вскинул брови. Она схватила принесенный лоток и отвернула краешек алюминиевой фольги. Ее лазанья. Он даже вилку не позабыл. Она почти не ела целый день, и от запаха у нее должны были бы слюнки потечь, но аппетита почему-то не было.
– Ничего особенного. Дилайла – дочь Эммета. Родилась умственно отсталой. Ей пятьдесят один, если уж так хочешь знать, и почти всю жизнь она прожила в Брукдейле. Там она счастлива. У нее никого нет, кроме меня. Конец истории.
– Брукдейл – дорогое частное заведение.
Она отнесла лазанью, на которую теперь смотреть не могла, к столику для читателей, уселась и протянула ему вилку.
– В принципе мы не позволяем ни есть, ни пить в магазине, но для тебя сделаем исключение.
Он мрачно надвинулся на нее.
– Теперь я начинаю понимать.
– Хорошо, так и быть, я поем. Но только потому, что умираю с голоду.
Шугар Бет вынудила себя вонзить вилку в лазанью.
– Я знаю, что ты его любила, но что это за отец, который не сумел обеспечить даже больную дочь?!
Она никогда не предаст Эммета, открыто высказав свое раздражение его непредусмотрительностью.
– Его финансовые дела были весьма запутанны, – промямлила она, заставляя себя жевать. – Должна признаться, я неплохо готовлю лазанью.
– Теперь понятно, почему ты так одержима этой картиной. Вот оно, недостающее звено. Ты вовсе не собиралась осыпать себя бриллиантами. Я должен был сам сообразить.
– Нет, в самом деле, мне еще никогда так не удавалась лазанья!
Он уперся ладонями в полку.
– Тебе нужны деньги, чтобы и дальше содержать ее в Брукдейле. Значит, в этой сказке ты не злодейка? Не подлая блондинистая женщина-вамп, любящая только себя! Ты простая, бескорыстная героиня, готовая пожертвовать всем, чтобы помочь слабым мира сего.
– Ты точно не хочешь кусочек?
– Почему ты не сказала мне правду?
Дальше отступать некуда. Поэтому она снова ткнула вилкой в лоточек.
– Не видела причин.
– А тот факт, что мы любовники, уже не считается?
Шугар Бет сорвалась с места.
– Прошедшее время. И я делаю все, чтобы уберечь себя.
– Выстроив стену, настолько высокую, что никто не может заглянуть через нее? Это таким образом ты стараешься себя уберечь?
– Эй, вспомни, это не я провожу все свободное время, укладывая камни на заднем дворе Френчменз-Брайд. Хочешь поговорить об упрощенном символизме…
– Иногда стена – это всего лишь стена, Шугар Бет. Но в твоем случае возведение барьеров – занятие перманентное. Ты не живешь. Ты играешь. Играешь некий спектакль.
– У меня полно работы.
Она отошла к прилавку, но он не отставал.
– Стараешься предстать перед публикой в ином обличье: женщины, настолько бесчувственной, что ей совершенно все равно, что о ней думают окружающие. Женщины, такой жесткой, что она гордо объявляет о своих недостатках всему миру, хотя, заметь, в чем тут кроется настоящий талант, – те самые недостатки, которые ты демонстрируешь всем, не имеют ничего общего с твоей натурой. Аплодисменты, аплодисменты.
Она принялась выравнивать стопку закладок.
– Это неправда.
– В таком случае почему ты не открыла истинную причину столь лихорадочных поисков? Почему таишься от меня?
– А почему я должна откровенничать? Что это мне даст? Я что, должна обнажить не только тело, но и душу лишь потому, что в моей жизни появился очередной мужчина, готовый уничтожить мое шаткое благополучие? Нет уж, спасибо. А теперь убирайся.
Под его взглядом она поежилась. Чувство было такое, словно она провалила очередной его экзамен. Но она жила своей жизнью, жила, как могла, и если такое положение вещей ему не подходит, что ж, тем хуже для него.
Он подошел ближе и заглянул ей в лицо. Обычное высокомерие сменилось непривычной нежностью.
– Ты… – тихо сказал он, – самая поразительная женщина на свете.
Ей хотелось прильнуть к нему, как самой обычной, умирающей от желания экс-королеве бала выпускников, каковой она и была на самом деле, но Шугар Бет крепко прижала локти к бокам.
– У меня много работы.
Он со вздохом отпустил ее, пошел к двери, но, уже положив ладонь на ручку, обернулся и повелительно бросил:
– Ничего не кончено, дорогая. Что бы ты там ни воображала.
Она подождала, пока он исчезнет, метнулась к двери и молниеносно задвинула засов. Грудь стеснило, но она наотрез отказывалась дать волю слезам. Не хватало еще плакать из-за очередного мужчины!
Схватив лоток с лазаньей, она заходила по магазину, время от времени кладя в рот кусочек, тоскуя по Дилайле, тоскуя по Гордону, тоскуя по человеку, которого поклялась выбросить из сердца. К тому времени, как Шугар Бет собралась заняться работой, оказалось, что все удовольствие от уже сделанного померкло, и в десять часов она выключила свет. Подойдя к двери, она подняла глаза и недоуменно моргнула, посчитав сначала, что ей просто показалось, что это всего лишь странная игра света уличных фонарей. Но, присмотревшись, тихо охнула.
Из окна второго этажа, над магазином Уинни, сочилась струйка дыма.
Глава 17
Неудивительно, что, став взрослыми, мы превратились в некое подобие злых собак.
Джорджетт Хейер. «Эти старые тени»Несколько секунд Шугар Бет оцепенело наблюдала за дымом, отметив, что свет горит. Значит, Уинни дома.
Прежде всего она бросилась к телефону и набрала «911». Поговорив с диспетчером, она повесила трубку, немного подумала, схватила с прилавка степлер, открыла дверь и бросилась через улицу.
Дым стал гуще.
– Уинни! – завопила она, подняв голову. – Уинни, ты меня слышишь?
Никто не ответил. Шугар Бет попыталась рассмотреть что-то сквозь витрину и поняла только, что вроде бы на первом этаже дыма не было. Она подергала ручку и, когда дверь не поддалась, отступила и швырнула в нее степлером. Небьющееся стекло разлетелось на тысячу круглых кусочков.
Шугар Бет пролезла в дыру и принюхалась. В нос ударил запах дыма. Она прошла в заднее помещение.
– Уинни, ты наверху?
Здесь пахло гораздо сильнее. Она заметила узкую деревянную лестницу, ведущую на второй этаж. С таким же успехом на ней могла бы висеть табличка с надписью «Смертельная ловушка».
– Уинни!
Наверху раздался грохот, сопровождаемый совершенно не Уинниподобными проклятиями.
– Вызывай пожарных.
– Уже вызвала. Спускайся!
– Нет!
Шугар Бет навострила уши, пытаясь уловить вой сирен, но прошло слишком мало времени. Поэтому она нерешительно схватилась за перила и побрела наверх. В полутемный коридор выходили три двери. Дым валил из средней. Она направилась туда.
– Уинни!
– Здесь я.
Комната оказалась длинной, с высокими потолками и старомодной: нечто вроде комбинированной кухоньки-гостиной. Источник дыма как раз и находился у плиты. Уинни била махровым полотенцем по буфету. Хотя Шугар Бет не увидела открытого пламени, похоже, ситуация вышла из-под контроля и Уинни нужно было уводить отсюда.
– Я жарила цыпленка, и…
Она оглянулась и закашлялась.
– Что ты здесь делаешь?
– Хочешь, чтобы я ушла?
– Мне все равно.
– Следовало бы позволить тебе сгореть.
– Тогда проваливай!
– Не соблазняй меня.
Уинни охнула при виде занявшейся пачки бумажных салфеток, валявшейся на разделочном столе, и бросилась туда. Пока она орудовала полотенцем, Шугар Бет схватила половик и принялась сбивать огненный язычок, лизавший настенный календарь. И тут завыли сирены. Глаза Шугар Бет слезились, дышать становилось все труднее.
– Это глупо. Сейчас здесь будут пожарные. Уходим, пока еще можно.
