На востоке медленно поднималось коричневое облако. Послышался неясный, похожий на шум прибоя рокот. Люди в машинах зашевелились. Заурчали моторы. Некоторые автомобили выкатывались на бугры, чтобы занять получше место.
Показались первые стада антилоп, и скоро по долине уже двигался живой вал. Ручейками текли огненно-рыжие импала. Плотными табунами шли иссиня-черные гну. Полосатые запыленные зебры маршировали рядами, как кавалерия. Показались массивные нильгау. Остропахнущий, глухо ревущий живой поток несся мимо. Животных было столько, что когда первые уже скрылись за горизонтом, в долине, все продолжали появляться новые ряды.
Люди в автомобилях притихли. Они даже перестали щелкать аппаратами и стрекотать кинокамерами. Они стояли в раскаленных машинах навытяжку, воздавая должное этому могучему зрелищу.
Засуха гнала обитателей саванны на запад, к устьям непересыхающих рек Нгуаби и Мбаланкета.
Прошло несколько часов. Наконец ток животных стал иссякать. Сквозь коричневое облако, висевшее над долиной, пробилось радужное солнце. Окруженное зелеными и оранжевыми кольцами, оно осветило выбитую, перемешанную с соломой землю.
Туристы снова заволновались. Зажурчали кинокамеры. Все объективы были вновь направлены вниз. В долине показались хищники. Львы, шакалы, гиены брели следом за стадами. Они шли лениво, с трудом неся отвисшие животы.
Первые хищники мешались с больными и отставшими антилопами. Обессиленная, хромая зебра, не выдержав этого монотонного преследования, подломив ноги, рухнула в пыль. Около нее прилегло семейство львов. Звери были сыты и не торопились. Они знали: еще несколько дней пищи будет вдоволь.
МОТОЦИКЛИСТ
Утром меня разбудил грохот мотоциклетного мотора. Я приоткрыл дверь и выглянул.
У входа в гостиницу стоял красный мотоцикл, на нем сидел верхом парень с рыжей бородой, его рюкзак лежал на земле.
Парень слез с мотоцикла, расстегнул ремешок и снял шлем.
На плечи упала грива латунных волос.
— Тут должны быть кинооператоры.
— Вчера уехали. У них испортилась камера.
Парень очень огорчился.
— Как же так? — сказал он. — Мы договорились. Я ехал сюда к ним…
Странный вопрос пришел мне в голову.
— Почему вы на мотоцикле? Да еще с рюкзаком. Почему не автомобиль?
— Автомобиль? Ну нет!
На лице его появилась гримаса отвращения.
— Но на мотоцикле опасно. Скоро начнутся дожди.
— Я потому и уехал из Швеции, что там чересчур безопасно. До прошлого года наш городок был единственным в стране, где не было светофоров.
— Ах вот оно что… Тут, в Африке, опасностей, конечно, хватает.
Парень помрачнел.
— Тоже не очень, — признался он. — Львы удирают от мотоцикла, носороги на дорогу не выходят. Слонов приходится объезжать.
— Вас оштрафуют. Въезд в заповедник на мотоцикле запрещен.
— Уже оштрафовали… — Рыжебородый задумался. — Вот разве что… — У него засветились глаза. — Необитаемый остров! Мне нужен необитаемый остров. Между Багамойо и Дар-эс-Саламом есть маленькие острова. Нанять лодку и махнуть туда, а?
— Ну, ну… Значит, вы из Швеции? — Догадка мелькнула у меня в голове. — Случайно не преподаватель? Вас зовут не Нильс? Работаете не в Кидоге?
— В Кидоге. Секондри скул.
— Женский интернат?
— Да.
Я засмеялся.
— Привет вам от русской учительницы математики! Вы, кажется, соседи?
Нильс ужасно удивился.
— Она очень милая женщина, — сказал он. — Откуда вы ее знаете?
— Мы с ней из одной страны!
Он кивнул, потрогал рукой мотор — теплый? — застегнул шлем, взвалил на спину рюкзак и уселся на свое красное чудовище.
Мотоцикл с ревом завелся. Нильс помахал мне рукой, опустил на глаза очки-консервы и включил газ. Синяя струя дыма обдала меня с головы до ног. Мотоцикл пополз в ограде. Очутившись на шоссе, он взревел и, прочертив горизонт красной молнией, как ракета, исчез…
ЗЕЛЕНЫЙ СЛОН
Зеленый слон стоял под деревом и жевал ветку. Был полдень, дерево светило отраженным светом. Слон стоял под ним, словно облитый краской.
Сухой воздух саванны гулял по помещению. Служащие заповедника, вежливые африканцы, входили в канцелярию и, извинившись, исчезали. Я поглядывал в окно на слона. Тот отошел от дерева и направился ко мне. Он шел и становился коричневым. Во рту его, похожем на клюв попугая, торчал пучок травы.
В комнату заглянул Тума. Узнав меня, он весело осклабился и закивал. Его внимание тоже привлек слон. Животное за окном опустило хобот и стало беспокойно искать что-то у самой земли. Я приподнялся на цыпочки, чтобы посмотреть, в чем дело? Хобот наткнулся на слоненка — серое пятнистое повизгивающее существо. Задрав свой тонкий, как веревочка, хоботок, детеныш шарил у матери под брюхом. Не находя соска, он жалобно стонал и вновь принимался за поиски.
— Тума, я жду вас уже час. Пора ехать.
Но Тума не ответил. Он был занят слоном. Малыш безуспешно сновал под животом у матери. Он терся о ее задние ноги, ударял по ним хоботком и всхлипывал. Слониха нетерпеливо перебирала ногами.
Тума недовольно что-то сказал и вышел из дома. В следующий момент я уже увидел его около животных. Толстый шофер присел и, обхватив слоненка, подтолкнул его вперед. Он поставил его между передними ногами матери. Обеспокоенная слониха развернула уши и, шумно вдохнув воздух, издала предостергающий рев.
Стоявшие в дверях дома африканцы тревожно заговорили между собой.
Слоненок задрал хоботок и коснулся им одного из сосков. Он уцепился за него, и сосок послушно вывалился из жесткой кожной складки. Слоненок присел на задние ноги и, завернув хоботок на лоб, впился в сосок ртом. Он сидел на задних ножках, задрав голову, урчал и чавкал. Желтые, молочные, плотные, как воск, капли падали в сухую траву.
Тума отошел. Слониха опустила уши и, переминаясь с ноги на ногу, стала ждать, когда слоненок насытится.
Тума вернулся в комнату.
Это был мой последний день в Нката.
У ОКЕАНА
Несколько дней я прожил неподалеку от Дар-эс-Салама, в маленьком рыбачьем поселке.
Хозяева хижины были на заработках в городе, я жил один.
Каждый день рано утром я шел к устью реки, нанимал лодку и отправлялся на остров. Он бело-зеленой полоской тянулся вдоль берега — небольшой коралловый островок в миле от поселка. Там рыбаки оставляли меня, а сами отправлялись к барьерному рифу — «кикуйя», где было много рыбы и за которым в шторм вдоль всего горизонта вытягивалась пенная полоса.