Резко запахло «Красной Москвой».
— Значит, вернулись! — сказала бабушка.
Лоренца подскочила на месте. Снова она, что ли, заснула?
Бабушка была одета в темное и плотное, не по погоде, платье, волосы спрятала под кружевную шапочку, украшенную по краю тесьмой и бисером. На ногах она носила разношенные ботинки поверх мужских черных носков; эти распухшие конечности, казалось, принадлежали другому человеку — так странно сочеталась обувь с почти элегантным платьем. Ничего удивительного, старые женщины с больными ногами не всегда думают о красоте.
— Мы незнакомы, — пробормотала Лоренца. Теперь, когда первое ошеломление прошло, она видела, что женщина просто очень похожа на бабушку. Черты ее лица были острее, волосы — темнее, а глаза не карие, а бледно-голубые, почти совсем выцветшие. Но манера поджимать губы и складка на переносице — точь-в-точь как у бабушки. К тому же от незнакомки разило знакомыми духами.
Старуха усмехнулась:
— Ты-то меня не знаешь, а я ваших помню хорошо. Уехали они. Далеко уехали. А Елка-то вернулась. И ты вот приехала.
Лоренца сделала шаг назад. Елкой маму звали только домашние. Откуда могла знать это имя чертова бабка из другой страны, из другого мира? Но вопрос так и остался на кончике языка: подошел троллейбус, и нахлынувшая толпа их разделила, а потом, когда тротуар снова освободился, старуха уже исчезла.
Села ли она в троллейбус или просто растворилась в воздухе, Лоренца не заметила. Она пожала плечами, перешла на другую сторону улицы и принялась набрасывать и альбоме смешного ангелочка то ли амурчика, который хитро поглядывал на летнюю публику. Но желание рисовать пропало. У нарисованного ангелочка прищур получился недобрый, да и вышел рисунок криво… Должно быть, потому, что перед глазами все стояла старуха. Знакомое — и совсем чужое — лицо. Темное, как ночь, платье с серебристо-лунной круглой брошью под воротником.
Она сильно нажала на карандаш, и грифель сломался. Вот оно! Рисунок на броши она где-то уже видела. Коронованная змея. Та же, что и на монете, найденной в купе.
Стало зябко, хотя стены плавились от жары. Лоренца спрятала альбом и зашагала по проспекту.
Итак, она свихнулась. Заснула прямо в центре города и увидела кошмарный сон. Это вариант номер раз. Другое объяснение — старуха действительно была. И странная брошь у нее из того же мира, что и монета… Черт, что я несу? Может, тут всякие украшения со змеями в каждой лавке валяются. Или валялись года три назад, когда бабулька брошку покупала.
А сходство с бабушкой… Может, показалось? Бабушка ведь правда отсюда родом, потому и похожа.
Но обмануть себя не удавалось. Старуха была не просто похожа. Словно родная сестра, похищенный в детстве близнец.
По дороге попался «Макдоналдс», Лоренца хотела было зайти, но ограничилась рожком мороженого.
Бабушка «Мак» ненавидела люто и всякий раз пилила внучку, стоило той направить стопы в сторону богомерзкого заведения. «Как можно не то что есть, в руки-то брать такую еду! Лерик, почитай, что умные люди пишут!» — «Бабушка! — закатывала глаза Лоренца, — туда не только есть ходят. Там, вообще-то, сортир бесплатный». — «И за этим туда не надо!» — звучал совсем уж странный ответ.
Когда Лоренца — тогда еще Лариса, Ларчик, Котенок — была совсем крошечной, они жили все вместе. В смутных воспоминаниях бабушка оказывалась мифологическим существом, всесильным божеством, властным карать и миловать. Она решала все: какой будет суп, что смотреть по телевизору, как одеть Ларочку на прогулку. Когда мама пыталась делать по-своему, начинался скандал — долгий и противный. То и дело поминался отец ребенка, которого никто из родни не знал и не видел; в конце концов мама сдавалась и дня два приходила в себя.
Потом умер давно разведшийся с бабушкой дед и оставил дочери квартиру в пятиэтажке на Железноводской. «Сдавать! — скомандовала бабушка. — Или съезжаемся!» Но мама неожиданно взбунтовалась и решила жить отдельно. Ларе об этом рассказали намного позже, а тогда она только и поняла, что живут они теперь вдвоем с мамой, спать она будет в своей комнате, а не за шкафом и что бабушка осталась в старом доме с башенкой возле Смоленского кладбища.
Божество смирилось не сразу. Первые недели она обрывала телефон, то и дело заявлялась без приглашения, пыталась забирать Ларису из садика — воспитатели были предупреждены и ребенка не отдавали. Длилась эта мелодрама с полгода. Наконец бабушка утихла, появляться стала реже и постепенно снова вросла в их жизнь. А когда Лариса пошла в школу, где продленку обещали, но не сделали, обходиться без бабушки стало совсем нелегко. Та охотно предложила помощь и незаметно сумела снова стать во главе семьи. Железная рука оделась в бархатную перчатку, но правила бабушка уверенно, ни капли не сомневаясь в том, что ей, и только ей, принадлежат жизни дочери и внучки.
Дома Лоренца достала монету и внимательно изучила узоры. Ошибки не было — на старухиной броши свились в клубок точно такие же змеи.
Внизу мама пекла пирожки к чаю и напевала. После переезда она стала совсем другой: моложе и еще красивее. Не шла — летела. Снова стала петь — просто так, а не когда в компании уговорят и почти насильно втиснут в руки гитару. Лоренца подумала, что, если пойти к ней сейчас, в лучшем случае мама просто отмахнется: ну, глупости! В худшем — забьет тревогу, опять потащит по врачам. Теперь уже невропатологом не отделаешься.
И отчим. Лоренца понятия не имела, что мама ему рассказывает. Если попросить, промолчит, наверное, но кто знает…
— Ты с ума сошла! — сказала тогда бабушка. Она с тоской поглядела на дочь. Та лишь безмятежно улыбнулась:
— Знаешь, возможно!
Бабушка бросила выразительный взгляд на Лоренцу. Послушной девочке полагалось уйти к себе и закрыть дверь, дабы не слушать разговор взрослых. Но Лоренце давно надоело быть послушной.
— Тебе сорок лет! — припечатывала бабушка, прибавляя четыре года. — У тебя дочь. Ты думаешь, что творишь? Девочке нужна нормальная семья…
— И она у нее будет.
Бабушка говорила долго. Она умела выискивать самые больные места и бить по ним с безукоризненной точностью. Когда Лоренца была маленькой, ей приснилось, что вокруг мамы порхают красивые разноцветные мотыльки. Сон был красивый и яркий, но потом пришла бабушка и принялась насаживать мотыльков на булавки. «Вот видишь, — приговаривала она, — так будет порядок!» В ту ночь Лариса проснулась в слезах, мама долго ее утешала. Что сон был плохой, дочка сказала сразу, а про бабушку рассказать почему-то не решилась.
Сейчас радужные мотыльки вольно кружились по комнате и легко ускользали от бабушкиных рук.
— Елена! — простонала бабушка. — Опомнись! Лерик девочка большая, взрослеет. Ты ее к взрослому мужчине в дом тащишь, да сын еще там…
Мама поняла не сразу, да и до Лоренцы не сразу дошло. Бабочки выцвели и устало опустились на ковер.
— Убирайся вон, — тихо сказала мама.
Она встала, подошла к бабушке вплотную. На секунду Лоренца испугалась, что бабушка сейчас ударит маму по лицу. Но та сдержалась, хотя ее рука готова была уже взлететь, чтоб отвесить пощечину.
— Как ты со мной разговариваешь? — Бабушка попыталась было перейти к обороне, но силы были неравны: тот, кто защищал сейчас маму незримым присутствием, был старухе не по зубам.
И она сникла, съежилась, отступила. Хлопнула дверь. Больше бабушка не появлялась до самого отъезда, только звонила. На вокзал пришла почти к отправлению поезда, с Еленой попрощалась довольно холодно, внучку обняла и ушла, не дожидаясь, пока вагон тронется, унося ее дочь к победителю, ради которого та оставила мать свою.
И могла ли мама не рассказать ему то, что взволновало бы до глубины души?
Лоренца еще раз взглянула на монету, повертела ее в руке, а затем положила в кармашек на груди рубашки. На случай, если старуха с брошкой попадется опять. Что говорить при встрече, она не представляла и очень надеялась, что встречи не будет.
3
Волокита с бумагами закончилась, и они поехали наконец к морю.
Мама ждала этой поездки давно, она с поезда готова была рвануть туда, к соснам и песку. Лоренца к природе всегда была равнодушна, а море любила южное. Побывать там ей довелось лишь однажды.
— Тебе понравится, — говорила мама, — места там сказочные.
— Мне нравятся другие сказки, — буркнула дочь. — Про города. Ты же знаешь — не люблю я дачи.
Мама рассмеялась:
— Колючка ты! Там не дача, а нормальный дом со всеми удобствами, во двор бегать не придется. — Она протянула руку, чтобы погладить дочь по волосам, Лоренца чуть отстранилась, мама вздохнула: — Колючка и есть. Там хорошо. Море удивительно красивое. Сосны. Воздух чудесный.
— Ты же там не была!
