Я собираюсь рассказать ей все это, но не сегодня. Я хочу, чтобы у Чарли был еще один счастливый день. Всего лишь один.
У меня есть два дня, так что я дам ей завтрашний вечер. У меня будет время, чтобы забронировать билеты и упаковать кое-какие вещи, которые нам понадобятся по дороге. Я знаю, что испытываю свою удачу, но мне нужно, чтобы это было у нее. Один последний день с бабушкой и одна последняя ночь с друзьями.
А после мы уедем.
— Послушай, — говорю я, прижимая ее голову к своей груди. — Я хочу, чтобы ты провела завтрашний день со своей бабушкой. Я хочу, чтобы ты забыла обо всем этом и поверила в то, что я все улажу, — я поднимаю ее лицо и целую в губы, чувствуя соленый вкус ее слез. — Завтра я заеду за тобой в семь часов, и мы поедем на танцы. Все будет великолепно. Я обещаю. А потом после этого…
— Мы сбежим, — заканчивает она за меня.
— Иди наверх и ложись спать. Представь, что я лежу рядом с тобой. Завтра этого дерьма не будет. Ничего подобного, ладно? Есть только ты, я и люди, о которых ты заботишься. Позволь мне обо всем позаботиться.
Я жду, что она начнет спорить, задавать мне вопросы, на которые я не могу или не хочу отвечать. Но девушка обвивает руками мою шею и прижимается лбом к моему лбу. Затем она закрывает глаза и шепчет.
— Я тебе доверяю.
От ее слов у меня по спине пробегает теплый поток. Я никогда никому не смогу доверять так, как она мне. Я уж лучше захочу, чтобы на каждый вопрос был дан ответ, чтобы каждый камень был перевернут. Но только не она. Она верит в людей.
Она верит в меня.
Я нежно целую ее, не торопясь, стараясь запомнить вкус и прикосновение ее языка. Затем я поднимаю голову и киваю в сторону ее дома. Чарли выходит из машины и, прихрамывая, идет по тротуару. Глядя ей вслед, Я думаю о том, как смогу защитить ее. Я закатываю лодыжку и молча проклинаю свою манжету. Другие демоны завидуют нашим наручникам, потому что жалеют, что они не были избраны, чтобы ходить по земле. Но я всегда ненавидел ее, а теперь… Теперь это похоже на тюремный срок. Пока я его ношу, они всегда будут знать, где я, а значит, и где она. Но я ничего не могу с этим поделать. Потому что без этого я не могу остаться с ней. Не могу гарантировать ее безопасность.
В дверях Чарли оборачивается и смотрит на меня. В уголках ее рта появляется робкая улыбка. Я слегка машу ей рукой, и она посылает воздушный поцелуй. Это такой забавный, невинный поступок, что я не могу удержаться от смеха.
Этот звук пугает меня, как будто я никогда не ожидал услышать его снова.
Глава 46
Танцы
На следующий вечер я еду к Чарли домой. Я пришел рано, хочу, чтобы она знала, что я с нетерпением жду встречи с ней. Это было все, что я мог сделать, чтобы остановить себя от парковки возле ее дома прошлой ночью, просто чтобы убедиться, что она в безопасности. Но мне не хотелось объяснять, что я делаю, если она меня заметит, и уж точно не хотелось, чтобы коллектор, идущий за мной, задавался вопросом о моих действиях.
Подъезжая к дому Чарли, я пытаюсь расслабиться. Эта ночь для нее. Кроме того, я сделал все, что мог, чтобы мы были подготовлены.
Я упаковал две сумки, полные еды и одежды, и заказал два билета до Токио, где огромное население защитит нас. Затем я снял максимальное количество денег с моей карты и разрезал ее, и часть моей души, пополам. Я не смогу ей воспользоваться, когда мы будем в бегах.
В одной из сумок я спрятал карты и названия мест, куда мы можем сбежать в любой момент. И, завернутый в эти карты пистолет, который я купил сегодня утром. Обычно я не привык полагаться на оружие в своих битвах, но здесь мы говорим о демонах, а не о школьных хулиганах. Мы играем, но для глаз, потому что чем больше мы планируем, тем более предсказуемыми мы становимся.
Отряхивая свой угольно черный блейзер, я делаю глубокий вдох. Чарли заслуживает этой ночи, и я намерен подарить ее ей. Я выхожу из «Элизабет Тейлор», направляюсь к крыльцу и звоню в дверь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я жду, когда бабушка откроет дверь и бросит на меня вонючий взгляд. В своей голове я придумываю твердые фразы, чтобы бросить ей в ответ. Я уже почти решил, что буду делать с пьяным шарпеем, когда дверь распахивается.
Я поднимаю глаза и задыхаюсь.
Мое сердце сжимается в груди, а мышцы застывают. Я чувствую, что не могу дышать. На самом деле, я совершенно уверен, что никогда больше не наполню свои легкие воздухом. Хотя я смотрю прямо на нее, мои глаза отказываются верить тому, что они видят.
Чарли стоит в нескольких дюймах от меня, и «все» ее тело не выглядит как раньше. На ней красное платье, которое я ей купил, а на спине два шелковых ангельских крыла, которые она, должно быть, купила в магазине на Хэллоуин. Ее светлые волосы, гладкая кожа и глаза без очков выглядят как раньше. Я думаю, что если бы она улыбалась, я бы все еще видел идеально ровные зубы. Но девушка не улыбается. Даже близко нет. Это, вероятно, имеет какое-то отношение ко всему остальному.
То, как выпирают ее скулы, и то, что ее грудь кажется больше. Ее бедра кажутся чуть полнее, а нос чуть тоньше. Я протягиваю руку и провожу ладонью по ее руке, кожа под моей ладонью покрыта свежим бронзовым сиянием. Она сногсшибательна, достаточно, чтобы взглядом остановить сердце парня, но я уже тоскую по своей старой Чарли.
— Когда? — шепчу я.
— Прошлой ночью. Я собиралась позвонить, но все произошло так быстро. Я не могла остановить это, Данте, — ее глаза блестят от слез. — Но я действительно прекрасно выгляжу, не так ли? — ей удается слегка улыбнуться, и это потрясает мою мертвую душу.
— Ты всегда была красивой, милая, — мой лоб покрывается испариной, а руки сжимаются в кулаки. Я боюсь включить свет ее души, боюсь того, что найду. Неужели все кончено? Неужели я забрал ее душу, сам того не осознавая?
Девушка делает шаг ко мне, и я замечаю нечто такое, что заставляет мой мозг петь.
Ее хромота.
Я указываю на ее бедро и ухмыляюсь так сильно, что боюсь, как бы мое лицо не разбилось.
— Ты все еще…
— Да, — говорит она. — Никто и никогда не отнимет это у меня. Я получила рану в ту ночь, когда умерли мои родители. Это мое. Больше ничье.
Я заключаю Чарли в объятия. Я потрясен ею. Не ее красотой, а ее душой. Меня пугает, что еще часть контракта была выполнена. Что от нее осталась только эта благословенная хромота. Но я не позволю ничему разрушить ее ночь. Я не знаю, что сказать, чтобы улучшить ситуацию или замаскировать страх, который я чувствую, и прежде, чем я смогу думать о чём-то хорошем, я выпаливаю.
— Ты моя девушка.
Чарли смотрит на меня, ее губы дрожат, угрожая превратиться в улыбку.
— Да. А завтра я покажу тебе, что я готов сделать, чтобы ты была в безопасности, — я наклоняюсь и целую ее в блестящие губы. — Но сегодня вечером мы идем на вечеринку с мерами безопасности — пунш, печенье и сырные украшения. Это будет потрясающе.
Ее полуулыбка расцветает.
— Я не должна бояться, — говорит она, и это звучит как нечто среднее между утверждением и вопросом.
— Тебе следовало бы испугаться, — говорю я. — Потому что я собираюсь показать тебе танцевальные движения, которые заставят тебя «умолять» меня.
Она бьет меня по груди и, хотя в ее глазах застыло нервное колебание, девушка позволяет мне взять ее за руку и повести к машине.
— А где бабушка? — спрашиваю я, когда она осторожно заползает на свое место, следя за тем, чтобы ее крылья не были раздавлены.
— Сказала, что очень устала, но перед отъездом заставила меня сделать миллион снимков.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Пока мы едем в сторону средней школы Сентенниал, я гадаю, как Чарли объяснила бабушке свой новый облик. Я решаю не упоминать об этом, боясь снова поднять эту тему. Вместо этого я беру ее за руку и сжимаю. И какая-то часть меня — крошечная частичка, приходит в восторг от этих дурацких школьных танцев.
Потому что я знаю, что это может быть последним разом, когда я увижу Чарли по-настоящему счастливой.
