себя, что я счастлив.
– А ты был несчастлив?
Акира улыбнулся.
– Я был в безопасности. Убежденный в своей собственной ценности.
Он обмотал ее руку толстыми белыми бинтами. Затем прижал к своему сердцу.
– Ты научила меня иному.
Нори смотрела на брата, потеряв дар речи.
– Я тебя ничему не учила.
Он снова улыбнулся, и на этот раз улыбка пронзила ее сердце, как стрела.
– Учила, Нори. И если дело дойдет до выбора между нашей семьей или моей музыкой, или чем-то еще… Я всегда выберу тебя.
Все ее тело охватил озноб. Она отдернула руку.
– Потому что я под твоей опекой? Или потому, что я твоя сводная сестра?
Акира легонько постучал ее по переносице.
– Потому что ты – это ты.
Долгое время никто из них не произносил ни слова. Затем Акира встал.
– Я велел Аямэ позвать доктора. На руку, возможно, потребуется наложить швы, – тихо произнес он, как будто ему тоже не хотелось нарушать молчание. – Нужно проверить.
– Тебе нужно поехать в Вену, – сказала она.
Он покачал головой.
– Я не могу.
– Я хочу, чтобы ты поехал. – Как ни странно, ее слова прозвучали правдиво. – Ты должен создать прекрасную музыку, увидеть красивые здания и быть счастливым. А когда закончишь, возвращайся. Женись на избраннице нашей бабки, исполни свой долг.
Акира помрачнел.
– Ты знаешь, что все изменится, когда я стану главой семьи. Все будет по-другому.
Она разгладила юбку.
– Все всегда по-другому, аники. Просто вернись ко мне.
Он кивнул и вышел.
Нори осталась одна, но одиночества не почувствовала. Тепло в животе росло, пока она не засветилась в темноте, как светлячок.
* * *
24 декабря 1935 года
Я смогла. Пути Господни неисповедимы, ибо я дала своей семье то, в чем она нуждалась превыше всего: мальчика.
Прекрасное создание! Доктор говорит, что он совершенно здоров.
Муж вне себя от радости, мама едет из Киото, чтобы его увидеть. Она устроит самую большую вечеринку, которую когда-либо видел город.
Все, чего хочу я, – это отдохнуть. Они кладут мальчика мне на грудь, и я смотрю, как он спит. У него густые черные волосы и самые чудесные глаза, цвета грозового неба, как у моей семьи. На его крошечных ручках розовые ногти, а вот ступни крупные. Я думаю, он будет высоким.
Мама хочет назвать малыша в честь своего отца, а муж – в честь своего. Они хотят стреножить его с колыбели призраками мертвецов. Как будто его ноша и без того недостаточно тяжела.
Но я сама дам ему имя. Он их чудо, их наследник, – но он мой сын.
И я назову его Акира.
Стук в дверь спальни оторвал Нори от чтения.
Она осторожно сунула дневник под подушку и глубоко вздохнула. Она так долго ждала этого. Теперь трещины были заделаны наглухо.
Не дожидаясь ответа, Уилл проскользнул внутрь.
– Так и знал, что ты еще не спишь, – самодовольно сказал он.
Она встретилась с ним взглядом.
– Думаю, тебе следует уйти.
Он рассмеялся.
– Как мило! Подвинься. Сегодня ничего не будет, просто я хочу провести время рядом с тобой.
Она подняла забинтованную руку. Ночная рубашка соскользнула с плеча, и Нори ощутила на себе взгляд Уилла.
– Пожалуйста, уходи, Уильям.
Он нахмурился и скрестил руки на груди.
– Ты о чем?
Нори сделала еще один глубокий вдох.
– Теперь я понимаю тебя. Понадобилось довольно много времени, но сейчас я вижу тебя таким, какой ты есть.
Он засмеялся.
– В самом деле? И что же ты видишь, котеночек?
Нори наклонила голову.
– Ты сияешь так ярко, что сначала это меня ослепило. Действительно сияешь. Когда я впервые тебя увидела, я подумала, что ты золотой.
Уилл обнажил зубы в усмешке.
– А теперь?
Нори встала.
– А теперь я вижу, что ты похож на эмаль. Снаружи сияешь, а внутри ничего нет. И мне правда тебя жаль. Может, я и незаконнорожденная полукровка, но не настолько убога, чтобы мне нужно было красть свет других людей, заполняя дыру в себе. У тебя… у тебя есть все, и у тебя все еще ничего нет.
Уильяма словно ударили. Он постоял, раскачиваясь, затем двинулся к ней.
– Прекрати. Ты… ты в замешательстве. Ты знаешь, что я тебя люблю, малышка Нори.
– Я знаю, что ты ревнуешь меня к моему брату, – спокойно сказала Нори. – И к своей кузине. Потому что я люблю их обоих. И я никогда не смогу полюбить тебя.
– Ты ничего не знаешь о любви, – прошипел Уилл.
– Не знаю, – согласилась она. – Но однажды узнаю. Тебе не понять, потому что ты способен любить только себя. И мне тебя жаль.
– Будь я проклят, если приму от тебя жалость! – Уильям сделал три шага вперед и схватил ее за руки. – Кто наполнил твою голову этим ядом? Шлюха Элис?
– Я сама так решила.
– Невозможно, – презрительно усмехнулся Уилл. – У тебя нет собственного мнения, вот почему ты так восхитительна.
Она посмотрела в его холодные голубые глаза, не дрогнув. Удивительно, как она могла когда-либо его бояться, когда-либо думать, что его любит, думать, что он хоть чем-то похож на Акиру.
– Я не знаю, что такое любовь, – сказала она ему. – Но между нами любви нет.
Уилл сжал ее плечи.
– Прости, если я причинил тебе боль. И не надо так думать. Я никогда не хотел…
Нори грустно улыбнулась.
– Наверное, ты в это веришь. Действительно, веришь.
– Тогда…
Нори оттолкнула его прочь.
– Ты уезжаешь.
Уилл побагровел.
– Давай поговорим утром.
– Ты меня не понял. Ты уезжаешь из Японии. Возвращаешься в Лондон и берешь Элис с собой. Ты расскажешь всем, что она была образцовой леди и что из нее вышла бы прекрасная жена. Вот что ты сделаешь. Уже в конце месяца.
Уилл уставился на нее, разинув рот.
– С какой стати?
Нори указала на дверь.
– Я знаю, что твоя привязанность к моему брату искренна. И я бы избавила его от правды, навсегда. Но ты должен уйти. И дать Элис шанс жить своей жизнью.
– Еще чего! – вскипел Уилл. – Я не подчиняюсь твоим приказам. У тебя нет здесь власти. У тебя нигде нет власти. Ты живешь только из жалости тех, кто тебя выше. Никто не поверит ни единому твоему слову.
– Акира поверит, – тихо ответила Нори. Она крепко держалась за свое достоинство и не дрогнула. – И Элис поверит. И, возможно, лондонские газеты. Им, похоже, нравятся такие истории.
Он злобно покосился на нее.
– Не поверят.
– Может, и не поверят. Но не помешают мне говорить. И
