class="p1">Ноябрь пролетел без происшествий. Писем от Акиры не было. Нори изо всех сил старалась не падать духом.
Пока она отложила последний дневник своей матери в сторону. Не хватало времени, и, если уж честно, она боялась. В конце концов, скоро должно было дойти до той части, которая касалась ее. И ее отца.
Нори не понимала, действительно ли она хотела знать все, что случилось.
Она проводила свои дни, непрерывно музицируя. Нори была совершенно уверена, что все слуги ее ненавидят, но ей было все равно.
По ночам она вязала шарфы для Акиры. В Вене бывают морозы. Как только она закончит, все сразу и отправит. У нее был адрес его отеля, написанный на клочке бумаги, который она хранила в футляре для скрипки.
Нори спала урывками, тревога грызла ее, как блохи. От бесконечных щипков на руках и ногах оставались крошечные красные отметины.
Она сидела у огня и смотрела, как окна затягиваются морозным узором. Ей никогда по-настоящему не нравился снег, но в этом году Нори почему-то относилась к нему иначе. Снег был прекрасен.
Закутавшись в пальто и шарф, Нори каждый вечер выходила в сад. Он уже не походил на заброшенные руины, каким был, когда она приехала. Акира проследил, чтобы сад восстановили, и Нори знала: это подарок.
Токио, Япония
24 декабря 1956 года
Они прислали за ней машину чуть позже семи часов утра.
Мероприятие проходило в загородном поместье Хиромото примерно в часе езды от города. Вот вам и бедняк. По словам Аямэ, недавно торговец получил большие деньги от некоторых предприятий за рубежом. Таким способом он подлизывается к городской элите, пытается просунуть свои грязные, низкородные ноги в двери. Нори этот странный маленький человечек скорее нравился. Хиромото послал за ней своего водителя.
Нори свернулась калачиком на заднем сиденье и смотрела, как медленно исчезает за окном город. Мир был покрыт толстым слоем снега. Может, опустить окно и почувствовать холод на лице? Впрочем, не стоит, подумала она, вдруг водитель будет ругаться.
Нори забарабанила пальцами по коленям. Она понимала, зачем Акира заставил ее выступать. Действительно понимала. Но сама выступать все еще не хотела. Акира всю жизнь естественно выделялся; ему не понять желание оставаться на заднем плане.
Машина остановилась перед особняком, водитель вышел и открыл ее дверь.
– Госпожа.
Нори поблагодарила его, взяла футляр со скрипкой и вошла в дом. Сам дом был недавно построен на большом участке земли, окруженном деревьями, рядом располагался пруд. Нори удивилась, зачем кому-то понадобилось строить дом посреди леса, а потом рассмеялась над собой за то, что задалась этим вопросом. Она сама поступила бы именно так.
Длинные столы с яркими золотыми скатертями были уже накрыты. На платформе стояли пятнадцать стульев и рояль. Музыканты, за исключением пианиста, уже ждали – все мужчины по меньшей мере вдвое старше нее.
Хиромото нигде не было видно.
К ней подошла горничная, чтобы взять сумку с одеждой.
– Я положу все в шкаф. Принесу обратно, когда будет нужно. Вы можете пока присоединиться к остальным, госпожа.
Нори медленно приблизилась к музыкантам, держа перед собой футляр.
– Я… сицурэй симас…[28]
Дирижер повернулся к ней лицом. Он был самым молодым в группе, с яркой улыбкой и длинными темными волосами.
– А, вот и наша солистка! Добро пожаловать.
Нори кивнула.
– Спасибо, что пригласили меня.
Дирижер указал на подиум, установленный за его спино-й.
– Подумали, что вам тоже нужен постамент, – объяснил мужчина. – Вы такая маленькая.
Она покраснела.
– Спасибо.
– Пора начинать. Сначала сыграем Мендельсона, потом вы исполните Шуберта, и с оркестром закончим. Вы с пианистом будете играть… что именно?
– Чакона. Томазо Витали.
Дирижер приподнял бровь.
– Непростое произведение.
Нори моргнула.
– Да, непростое.
– Что ж, начнем.
Акира предупреждал, чтобы она следила за дирижерской палочкой. Это оказалось не так сложно. А вот играть с другими инструментами…
Только на Мендельсона ушло три часа; за первые два добрались до середины пьесы. Нори чувствовала, как ее спину буравят взгляды. Профессионалы задавались вопросом, чья она глупая родственница, которую поставили здесь солировать.
– Хорошо, – произнес дирижер через некоторое время. – Отдохнем немного. Поиграйте Шуберта. Для него не нужно сопровождение.
Нори кивнула и прикусила губу так сильно, что почувствовала вкус крови.
– Я… здесь же будет не очень много людей?
Дирижер озадаченно посмотрел на девушку.
– Всего лишь двести или около того.
Нори чуть не упала в обморок. Дирижер жестом попросил ее начать играть. По крайней мере, эта музыка глубоко врезалась в ее мышечную память, и Нори прошла ее без сучка и задоринки.
Шепот за спиной подсказал, что ей удалось искупить свою вину за прошлые ошибки. Немного.
Дирижер кивнул.
– Молодец. Явно солистка.
Нори пришлось сдержать фырканье.
– У меня больше практики в игре в одиночку. Но… где пианист?
– Я его не видел. Пойду гляну. У нас осталось всего несколько часов.
Дирижер положил палочку и исчез в соседней комнате.
– Это же его сестра, да? – прошептал кто-то позади нее. – Забавная малышка.
– Сводная сестра. И давай потише. Ее семья…
Дирижер вернулся хмурым.
– Задерживается, – сообщил он. – Замечательно. Что еще сегодня пойдет не так?
Нори сглотнула.
– Что нам делать?
– Продолжаем репетировать концерт, а что ж еще? – Лицо мужчины смягчилось. – Вы отлично играете. Ваш брат гордился бы.
– Вы знаете Акиру?
Он рассмеялся.
– Мы вместе учились в консерватории. Он позвонил мне несколько дней назад, предупредил, чтобы я не ждал от вас чуда.
Нори чуть не фыркнула.
– Да уж.
Мужчина улыбнулся.
– Ваш брат гений, который рождается раз в поколение. Тэнсай, понимаете? С такими людьми невозможно конкурировать.
Отлично понимаю.
– Однако у вас, – продолжал он, – есть то, чего нет у него.
Нори испуганно подняла глаза.
– Что?
Дирижер подмигнул.
– Лучше пусть он сам вам скажет. А теперь, может быть, попробуем еще раз? С самого начала.
И она старалась изо всех сил, теперь уже увереннее. Оркестр поднял ее, как нарастающий прилив. Солируя, ей приходилось парить над ними – но не слишком отрываясь, как в изящном танце.
Нори закрыла глаза и попыталась почувствовать то, что чувствовала, впервые услышав игру Акиры. Чувство чужое и одновременно знакомое, замысловатое и простое, и, хотя по спине пробегали мурашки, неизменно теплое.
Еще через три часа вышла горничная: сообщила, что гости прибудут в течение часа, и нужно переодеться.
Музыканты, казалось, знали, куда идти, и оставили Нори в одиночестве.
– Прошу вас, госпожа, – произнесла горничная. – Наверху есть комната, где вы можете переодеться. Я уже разложила ваше платье.
Нори кивнула и последовала за женщиной по винтовой лестнице.
