— Мы заметили, что вы уже давно за нами следите. Так что не лгите. Немедленно скажите нам, кто вы такой и что вам от нас нужно! — Томас посмотрел налево, потом направо, чтобы убедиться, что, кроме них троих, здесь больше никого нет.
— Повторяю вам, я и понятия не имею, о чем вы говорите. Я просто гулял — только и всего.
Ответ на его слова был весьма суровым: он тут же получил два сильнейших удара в живот, от которых его едва не стошнило. Однако он по-прежнему был полон решимости ни в чем не признаваться.
— На кого вы работаете? — Томас знал, что если непрерывно давить на грудную кость, то человек начнет задыхаться. Он стал давить кулаком этому юноше на грудную кость, и вскоре у того начало бледнеть лицо.
— Ладно, хватит, а то еще подохнет! — Энтони отбил в сторону кулак Томаса.
— Я все расскажу…
Матео согнулся почти вдвое, пытаясь восстановить дыхание. Он тут же получил удар в лицо, рассекший ему губу. Матео подумал, что если будет упорствовать и ничего не скажет, то эти звери наверняка убьют его прямо здесь. Он украдкой нащупал рукоять кинжала.
— Я выполнял задание отца Раваго.
— Королевского исповедника?
Англичане удивленно переглянулись. Племянник де Вальмохады воспользовался секундной заминкой, ударил кинжалом Энтони в бедро и бросился наутек.
Томас тут же побежал вслед за ним. Он был физически здоровей и проворней этого юноши, а потому быстро его догнал и резким движением свернул ему шею.
Матео Вильче не успел даже закричать. Его безжизненное тело рухнуло наземь, а масоны, пока их никто не заметил, быстро пошли прочь.
Рана на бедре Энтони оказалась довольно серьезной.
— Сеньора, вы хотите, чтобы я сделала в ванне побольше пены?
— Нет, не нужно, ее и так уже достаточно. Но все равно спасибо, Амалия.
Выдержав в тот жуткий день множество утомительных визитов и затем отмахнувшись от назойливых просьб Фаустины не оставаться одной в этом дворце, Беатрис наконец получила возможность отдохнуть и полежать в горячей воде в ванне, стоявшей посредине большой ванной комнаты.
За неделю своей замужней жизни она заметила, что именно этот момент — когда солнце уже клонится к закату — был самым лучшим за весь день, потому что она, сидя в ванне, могла побыть наедине с собой, наслаждаясь одиночеством.
Беатрис слушала слабый плеск воды, и ей казалось, что ее жизнь теперь, словно вода, будет течь спокойно и неторопливо, а несчастья, которые преследовали ее всю жизнь, прилипая к ней, словно пена к коже, смоются с нее точно так же, как она сейчас смоет со своего тела мыльную пену.
Принимая горячую ванну, Беатрис неизменно чувствовала, что ее печали тают и уходят куда-то в прошлое. Однако, когда она выходила из ванны, все опять становилось таким же, как прежде: окружающая действительность снова показывала ей свое настоящее, жестокое лицо, и Беатрис тогда казалось, что ей никогда не удастся избавиться от страданий.
— Принеси еще свечи. И подогрей воду, чтобы мой муж тоже мог принять ванну. Он скоро придет.
Служанка с удивлением посмотрела на Беатрис, но так ничего и не сказала, подумав, что эти слова ее хозяйки объясняются лишь пережитой глубокой душевной травмой.
Беатрис разглядывала свою служанку, пока та поднимала ее одежду с пола и подавала ей сухое полотенце.
— Когда закончишь, возвращайся сюда. Поможешь мне вытереться.
Юная цыганка — ей было столько же лет, сколько и Беатрис, — стала служанкой в этом доме совсем недавно и сегодня впервые ухаживала за своей хозяйкой в ванной.
Беатрис погрузилась в воду с головой. Она стала гладить руками свой живот, ощущая, что гладит ребенка. Браулио по-прежнему оставался в ее сердце — а еще внутри нее жил плод их любви. Из глаз Беатрис потекли слезы, смешиваясь с водой и мыльной пеной. Она задержала дыхание. Ей пришло в голову, что погрузиться полностью в воду и перестать дышать — это все равно что на время уйти из этого мира и, рискуя собственной жизнью, отгородиться от злого рока, который преследовал ее всю жизнь. Ее тело отчаянно стремилось вынырнуть, чтобы легкие наполнились воздухом, однако рассудок вынуждал не делать этого.
— Сеньора!
Служанка, перепугавшись из-за того, что хозяйка надолго погрузилась в воду, схватила Беатрис за руки и, преодолевая ее сопротивление, с силой потащила вверх.
Беатрис закашлялась, выплевывая воду, которая уже попала в горло. У нее перед глазами поплыли круги, и, не слыша, что ей говорит служанка, она вслепую нашла руками бортик ванны и ухватилась за него. Ее взор начал проясняться, и, глядя поверх бортика, она уже смогла различить каменные плиты пола. Еще несколько секунд — и она полностью пришла в себя.
— Сеньора, вы себя хорошо чувствуете? Что с вами произошло? — Обеспокоенность служанки была искренней. — Позвольте мне помочь вам выбраться из ванны.
Служанка обхватила Беатрис за талию и стала вытаскивать ее из ванны. Ступив ногой на пол, Беатрис почувствовала, что не может идти: ноги ее не слушались. Она повисла на руках служанки и затем повалилась на пол, на котором, к счастью, было расстелено большое полотенце. Лежа на этом полотенце, она видела перед собой лишь испуганное лицо служанки, которая из всех сил растирала тело Беатрис, пытаясь привести ее в чувство.
— Спасибо, Амалия, мне уже лучше. — Лежа без одежды на расстеленном на полу полотенце, Беатрис почувствовала, что ей холодно, и задрожала всем телом.
Служанка быстро принесла второе полотенце, чтобы укрыть им Беатрис. Она не решалась о чем-то спрашивать хозяйку, однако и сама поняла, что молодая женщина испытывает жуткую боль, вызванную отнюдь не гибелью мужа, а чем-то другим, и боль эта невыносима, просто немыслима.
— Прошу тебя никому не рассказывать о том, что ты сейчас видела.!
Беатрис взяла служанку за руку и заставила ее посмотреть себе в глаза.
— Мне хотелось бы, чтобы это было нашим секретом. — Она, сказав это, слегка сдавила ей руку.
— Моя обязанность — подчиняться вам, сеньора.
— Я говорю не об этом. Мне нужно нечто большее. Хочу, чтобы это был наш секрет — наш с тобой.
— Я понимаю.
Бывают ощущения, которые трудно понять и которым, тем более, трудно дать логическое объяснение, однако Амалия в ту же секунду осознала, что ее отношения с этой женщиной станут особенными и более близкими, чем отношения между служанкой и ее госпожой.
— Я в полном вашем распоряжении и готова на все.
— Не уходи сейчас отсюда. Помоги мне одеться. Я не хочу, чтобы мой возлюбленный увидел меня такой — совсем не готовой к его приходу.
Беатрис поднялась с пола и оперлась на плечо Амалии, чтобы пойти к себе в комнату. Амалия не решилась как-то отреагировать на повторное упоминание Беатрис о ее муже, с пониманием относясь к тому состоянию, в котором сейчас находилась Беатрис.
Придя в спальню и увидев свое отражение в зеркале, Беатрис села в кресло и стала себя разглядывать.
Она разглядывала свое тело — юное, привлекательное и уже недоступное тому человеку, которому оно никогда и не должно было принадлежать.
Амалия стала доставать из шкафа различные предметы одежды Беатрис и показывать их своей хозяйке. Когда Беатрис выбрала то, во что хотела быть сегодня одетой, она приказала Амалии повесить все это на стоявшую рядом вешалку и начала одеваться.
Беатрис не покидали мысли о том, что ей всю жизнь приходится страдать. Весь остальной мир об этом не знал, потому что она старалась скрывать свои страдания, однако Беатрис ни на один день не покидало чувство, что ее сердце сжимается и вот-вот разорвется от острой боли.
Она жестом показала служанке, чтобы та помогла ей одеться.
Амалия натянула на нее сорочку из тонкого египетского полотна и затем поверх сорочки надела на нее атласный корсаж на китовом усе, вышитый серебряными нитками. Этот новый материал — китовый ус — обладал прочностью, равной древесине, однако был более гибким и удобным для женщины, и его вполне можно было использовать, чтобы приподнять груди над вырезом платья. Беатрис подняла по очереди свои ноги, чтобы Амалия надела на нее панталоны из вышитого шелка и закрепила их на поясе. Поверх панталон Беатрис надела юбку из черного бархата, вышитую золотыми и серебряными нитками.
— Расскажи мне о своей жизни. Я знаю, что ты цыганка, но откуда ты родом? — спросила Беатрис, вытягивая ногу, чтобы Амалия натянула на нее белый льняной чулок.
— Сеньора, я не хочу утомлять вас своими рассказами. — Амалия натянула чулок и на вторую ногу Беатрис. — Кроме того, я не думаю, что они будут вам интересны.
— Позволь мне судить об этом самой. Где ты родилась?
— В маленьком селении неподалеку от Мадрида.
— Расскажи мне о своих родителях. Они до сих пор там живут?
— Нет, сеньора. — У Амалии подступил ком к горлу. — Моя мать умерла несколько месяцев назад в Сарагосе, а где сейчас находится мой отец, я не знаю. Думаю, он на судоверфи военно-морского флота — той, что возле Кадиса.
