Едва я вышел из дома, как дух этой омерзительной водки ударил мне в голову. Мне нужно было перейти через широкую и глубокую канаву по перекинутому через неё бревну, выступающему в роли мостика. Я протанцевал по нему, ухитрившись не упасть, и вскоре рухнул в объятия моих товарищей. Более того, я хватал их за руки, пел и пытался заставить всех танцевать со мной. Вокруг меня начала собираться толпа, подошли даже офицеры, спрашивая, что случилось. Я только танцевал и орал во все горло. Сержант-майор нашей роты отвёл меня в сторонку и спросил, где я был. Я ответил ему, что мне посчастливилось найти выпивку.
– Где?
– Пошли, – сказал я.
Мы прошли по бревну, придерживая и помогая друг другу. На той стороне канавы другой мой друг подал мне руку – сержант-майор по прозвищу «Льежуа», потому что он был родом из Льежа.[72] Он только что узнал, где я был и что делал. Возле дома еврея, я сказал им, что если у них есть золотая или серебряная тесьма, они смогут получить немного водки. «Если так, – сказал Льежуа, – тогда вот». У него была очень красивая мерлушковая шапка, украшенная золотой тесьмой. Юная еврейка снова взяла дело в свои руки и забрала тесьму. Нам дали немного водки, но едва мы вышли из дома, как снова волна безумия накрыла меня. Правда, теперь стало ещё хуже, чем раньше. Она подействовала и на Льежуа, и мы пустились в пляс. Сержант-майор посмотрел на нас и сказал, что надо возвращаться в полк. Вместо ответа, мы подхватили его под руки и, танцуя, пошли по бревну, переброшенному через канаву. Вдруг Льежуа поскользнулся и полетел вниз, увлекая за собой меня и сержанта-майора. Под снегом в канаве оказалось более двухсот трупов, сброшенных туда за последние два дня.[73] Сержант-майор вскрикнул от ужаса и грубо обругал нас. Никто, однако, не пострадал, и Льежуа снова принялся петь и танцевать.
В конце концов, мы сильно утомились и никак не могли выбраться из этой канавы. Везде под снегом был лёд, и ничего, кроме льда. Идти мы не могли. Если бы в тот момент мимо не прошла рота вестфальцев, мы бы навсегда остались в той канаве. Сначала вестфальцы бросили нам верёвки, но наши руки так замёрзли, что мы не могли держаться за них. Наконец, они сняли борт с одной из повозок, соорудили из него нечто, похожее на лестницу и помогли нам выкарабкаться по ней. Падение немного отрезвило и Льежуа, и меня. Мы присоединились к полку, который стоял на привале возле леса, и наш марш продолжался. Одним лье далее мы встретили Принца Евгения – вице – короля Италии, во главе небольшой группы офицеров и гренадеров Королевской Гвардии, в строю, и под знамёнами. Они выглядели усталыми и измученными. В тот день наш переход был очень долгим. Мы нашли покинутую деревню, где можно было заночевать, и солому для постели. Конины было много, но, поскольку варить её было не в чем, нам пришлось её поджарить. По крайней мере, мы спали под крышей и в тепле от разведённых костров. Ночью я даже выходил иногда на свежий воздух, так я отвык от сна в теплом помещении.
На следующий день мы встали рано, было 2-е декабря. Моя лихорадка вернулась, я еле шёл, и через час отстал от полка. Я прошёл через небольшую деревню, наполненную отставшими солдатами, но не останавливался. Чуть дальше я увидел большую толпу солдат, жаривших конину на костре. Подъехал генерал Мэзон и сказал, что все желающие избежать встречи с русской кавалерией, должны следовать за ним, русские уже близко. Однако его никто не слушал, люди так изголодались, что не желали уходить от костров и готовы были с оружием в руках защищать свой кусок мяса. Я продолжал свой путь. Далее я встретил несколько человек из моей роты и просил их не оставлять меня, они обещали мне, что будут со мной везде – им было абсолютно все равно, куда идти. Для ночёвки мы разбили свой бивуак возле леса. Там собралось ещё несколько человек из других полков, в частности, из Итальянской армии, и несколько гренадеров 1-го полка Гвардии, у них я спросил о Пикаре. Мне отвечали, что накануне видели его, но его поведение навело их на мысль, что Пикар окончательно сошёл с ума.
До сих пор я ещё не думал осмотреть содержимое ранца бедного «Толстого Жана», который он дал мне у моста через Березину. Теперь, будучи в полной уверенности, что он уже не вернётся, я открыл его в присутствии двоих солдат из нашей роты, тем более что они служили в одном эскадроне с «Толстым Жаном». Я не нашёл ничего особенного кроме носового платка, в который было спрятано немного овсянки, смешанной с рожью. У одного из солдат нашлась крышка от кастрюли, и мы приготовили еду. Имелась ещё пара старых ботинок, но не было рубашки – я очень в ней нуждался. Остальное вещи не представляли для меня никакого интереса.
Нам повезло – дров было много, и мы развели большой костёр. Всю ночь мороз постепенно усиливался, а утром, 3-го декабря, подул северный ветер, и температура упала до двадцати градусов мороза. Необходимо было двигаться дальше. Мы позавтракали кониной и пустились в путь, следуя по следам прошедших ранее. Те тоже не лучше нас знали, где находятся, или куда надо идти. Солнце светило ярко, немного потеплело, а потому мы шли неплохо, иногда останавливаясь в домах, или на брошенных бивуаках. Вспоминаю, что ночевали мы на почтовом пункте.
Яркое солнце, которым мы наслаждались накануне, явилось предвестником ужасного мороза. Я не могу описать этот день, потому что действительно не понимаю, как я пережил это. Когда мои товарищи заговаривали со мной, я отвечал, как человек, сошедший с ума. Холод стоял невыносимый. Многие пошли наугад в надежде найти какой-нибудь дом, хоть какое-то убежище. В конце концов, мы сбились с пути вместе с группой поляков, которые решили идти в Варшаву. Один из них, знавший французский, утверждал, что мы на расстоянии более лье от дороги в Вильно. Мы пытались идти по своим следам и снова сбились. Мы повстречали трёх офицеров, а потом ещё более сотни несчастных из разных корпусов и разных национальностей, полумёртвых от холода и голода. Когда они услышали от нас, что мы тоже заблудились, многие из них плакали, как дети.
Мы вышли на опушку соснового леса и решили устроиться на бивуак. У присоединившихся к нам солдат имелась лошадь, которую мы убили и разделили. Развели два костра – все жарили мясо – кто на кончике сабли, а кто просто на заострённой палке. После еды мы собрались вокруг костров и решили, что четверть нашего отряда пойдёт в караул, поскольку мы очень боялись быть взятыми в плен русскими, преследовавшими армию по обеим сторонам дороги. Через час пошёл снег, поднялся такой сильный ветер, что пришлось прятаться. Яростно завывал ветер, снег заметало под навесы. Спать хотелось очень, но не удалось. Я дремал сидя на своём ранце, обмотав меховым воротником голову, чтоб укрыться от снега. Сколько раз во время этой несчастной ночи я жалел о пропавшей медвежьей шкуре!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
