class="v">Но над каждым генералом,
Кто бы ни был он такой,
Есть другой – большой над малым —
А над тем еще другой.
А над тем еще постарше
В три шеренги ордена.
А над самым старшим – маршал,
А над маршалом – война.
Собрать бы записанные и не записанные на войне, подслушанные и слышанные анекдоты, диалоги, миниатюрные рассказики – это было бы то, что возможно покамест об этой войне.
8. III Р.Т.
К «Дому».
Однажды ей приснился сон:
Она в большой тревоге.
Что запозднился где-то он,
Заночевал в дороге…
13. III Р.Т.
Глава <«Над Днепром»> требует развития наступательного мотива, так, чтобы оставление героем родного дома в стороне было как бы в порыве вперед, в радости наступления. Во всяком случае встречи и радость освобожденных людей должны его компенсировать. Что-то большее, чем родные места – родина, – ведет его. И вместе с тем – «прости».
Остатки, наброски.
Тот, кто нынче на походе
Моего героя вроде,
На войне не первый год,
Слушай вот что наперед.
В жизни воина дорожной
По случайности возможной,
Завернуть в родимый край
Не желай.
Не желай. С тебя довольно.
Сыт, солдат. Душа полна.
Лучше тещи хлебосольной
Всюду потчует война.
Дым, щебенка, головешки,
Рваной жести скорбный стон,
Бедных беженцев тележки
Всюду есть – из горла вон…
…Что-то с ним такое стало,
Прохватило до души.
Может, угол тот укромный
Незатронутый войной
Что-нибудь ему напомнил
День иной и мир иной…
По лицу провел рукою,
Усмехнулся:
– Что ж ты, брат,
В самом деле, что такое
Правда, плачешь?
– Виноват.
Теркин и смерть – глава, которая, может быть, будет отнесена ко второй части, где говорится, что он «ранен тяжело». Русский раненый лежал. Теркин лежит на снегу, истекая кровью. Смерть присела в изголовье:
…Говорит: теперь ты мой.
Отвечает, нет не твой.
Я солдат еще живой[39].
15. III Р.Т.
Вчера одним присестом набросал главу «Смерть и Теркин». Кажется, это рекордная выработка за все время писания этой книги. Глава помещается покамест что после «В наступлении» (II ч.), но, скорее всего, будет в этой третьей, может быть, будет заключительной. Сегодня задача – переписать ее набело, по возможности, обстругав. Затем – ближайшие дни отдать главе о родине Теркина, идущей в «Красноармейце» по порядку. С обработкой главы «Теркин и смерть» буду считать отпуск уже оправданным. Остальное будет, что успею еще, как премия. Может быть, успею тронуть и «Дом».
Сегодня опять вспомнил о еще довоенном замысле «Московского романа». Многое выступает в воображении уже как картина, конкретные ситуации. Главный герой (вроде Н. Дорошенкова, погибшего ныне) – немолодой студент, человек со стажем практической жизни за плечами, приехавший в Москву с жаждой науки, навыками самоученичества и провинциальным восприятием столицы («сгущенный мир»).
–
… Взвыла Смерть:
– Опять, постылый,
Насолил ты, Теркин, мне.
Столько смертных упустила
За тобою на войне.
21. III Р.Т.
Одна из ближайших «философских» глав: «Кто воюет на войне».
Каждый скажет: воевал
– Я салюты подавал.
То ли это —
Для военного совета
Огурцы солил.
Как же я не воевал?
Я по поводу победы
Всякий раз в Москве стрелял.
– Я частушки сочинял.
Тот готовил суп да кашу,
Тот частушки сочинял.
– Тот.
Никому уже приказа
От себя не отдавал —
Сам – руками
– Воевал.
22. III Р.Т.
Сейчас глава будет «Днепр и Сож» – белорусская сказка. Элемент поэтической настоящей народной сказки будет нов и хорош в книге.
Начало: так, мол, и так: где-то я читал или слышал сказку о Днепре и брате. – Сказка. – Днепр за нами, Сож за нами. А может быть, объявится некоторая символика.
–
«Смерть и Теркин» последний раз подпортил удлинением и украшением, в котором глава не нуждается. Освободить все дельное и живое от излишнего и надуманного и переписать в чистовую тетрадь впереди среди чистых листов – в запас. Скорее всего, пойдет во второй части.
–
Торопят варварски – в каждый номер главу и ограничивают совершенно хамски неуважительно – 3–4 номера, и слезай. Кто может знать, сколько? Задача – по возможности вытерпеть и выполнить все, а для «Знамени» вновь все перепахать и улучшить. Иначе – безвыходность. А окончательное окончание книги, может быть, еще отложится, т. е. теперь я уж могу считать, что книга есть, она может продлиться или прекратиться, в ней каждая глава – последняя.
24. III Р.Т.
Третий вариант «Смерти». Совещание у Косыгина о гимне РСФСР. Может быть, войду в «колхоз» – Исаковский, Сурков, я. Наибольший процент вероятности реального. Наименьшая возможность схалтурить для мастеров этого дела. Может быть, что выйдет из отрывка «Россия».
31. III Р.Т.
Гоню главу о Днепре, состоящую покамест из вздохов, восклицаний, умолчаний и оговорок, за невозможностью дать батальную ситуацию переправы и вообще, может быть, по слабости. Первоначальная затея «сказки» о двух реках отложена. Успел только бегло, черно перемахать готовую прозу в примерные белые стихи…
–
Вечная память – стихи для конца войны:
Вечная память,
Вечная слава,
Павшим за родину
В битве кровавой.
Павшим еще у границы,
У порога столицы,
У Волги и Днепра,
У кавказских предгорий.
На суше и в море.
У рек и речушек,
У городов,
Деревень, деревушек.
Тем, что убиты
За облаками,
В осаде,
В наступленьи.
Шапки долой.
9. IV Р.Т.
Домучил и сдал главу «На Днепр».
В целом – с предыдущей главой – ощущение вынужденного продолжения, натяжек, повторений. Из всего, что написано за отпуск, одна главка – новость для себя и действительно продолжает книгу «Смерть и Теркин». Что-то ушло, оборвалось где-то позади, когда все с Теркиным было естественно, необходимо. Похоже, что остался я с ним один, одному мне он интересен, одного меня занимает эта штука. Выводы:
