— Господин Геллер был рад побеседовать.
— До свидания.
— Всего хорошего. Ваши бумаги у секретаря.
Приемная была на удивление безликой — такой интерьер, абсолютно не отражая индивидуальности владельца, с одинаковым успехом мог принадлежать кому угодно.
Секретарь, правда, была высший класс — по тактико-техническим данным она ни в чем не уступала госпоже Геллер. А на вкус Виноградова, так и вообще… Впрочем, скорее всего, сказывается второй месяц холостятства. Тут и на фрекен Эльзу соблазнишься.
— Хэй до! Бай-бай.
— Пока! — Владимир Александрович уже сунул под мышку синюю пластиковую папку с эмблемой фирмы, но задержался, прислушиваясь к обмену репликами между Олафом и прекрасной брюнеткой. — Что она говорит? Если приглашает вечерком к себе — я согласен.
— Приглашает. Только не она. И не к себе.
— Да?
Журналист протянул Владимиру Александровичу узкую полоску с машинописным текстом:
— Нужно быть завтра с утра в полиции. Для допроса.
— Мне?
— Мой вызов, очевидно, ждет меня дома. Или в редакции, — резонно отметил Густавсон.
Виноградов почувствовал почти забытый, привычный еще с питерских времен холодок под сердцем — это была, конечно, не руоповская повестка и даже не «малява» с бандитским смертным приговором, но все равно неприятно.
— Надо идти?
— А почему нет?
— Тоже верно.
Секретарь что-то коротко сказала и улыбнулась. Владимир Александрович внезапно почувствовал, что вот эта всеобщая улыбчивость, эта вежливость тотальная и поголовное дружелюбие начинают его раздражать.
— Она говорит, что впервые видит русского телохранителя. Ты ей очень понравился, похож на Кевина Костнера.
— Я, собственно, не в полном смысле слова телохранитель. Скорее консультант, теоретик.
— Не будем разочаровывать девушку! Я сказал ей, что на Кавказе ты голыми руками задушил пятнадцать партизан.
— Трепло! Извините, фрекен…
* * *
Физиономии полицейских не блистали особенным интеллектом, но к сотрудничеству располагали.
— Здравствуйте!
Оба молодые, спортивные, одеты прилично. Только вот коллективного творчества вызванных не любят. Предпочитают в кабинет запускать по одному.
— Они говорят, что в качестве переводчика я сегодня не нужен. — Олаф виновато моргнул и тронул Виноградова за рукав. — Просят подождать в коридоре.
— Нет проблем. Хозяин — барин.
— Если что, я буду здесь, рядом. Я предупредил, что пресса…
— Спасибо, но не думаю… Иди!
Дождавшись, когда дверь за Густавсоном закроется, один из полицейских сделал приглашающий жест.
— Да, конечно! — Владимир Александрович сел на предложенный стул.
— Мы ведь встречались, господин Виноградов.
Действительно, лицо парня у окна показалось Владимиру Александровичу знакомым. Упругая челюсть, акцент, заставляющий концентрировать внимание не на смысле фразы, а на ее грамматическом построении…
— Не вспоминаете?
— Извините.
— Университет. Семинар по русской организованной преступности…
Точно! Только тогда он был одет во все джинсовое, и прическа меньше напоминала о годах срочной армейской службы.
— Вы, кажется… Вы, кажется, задавали тогда вопрос о коррупции?
— Да. И среди милицейских сотрудников.
— Вы студент?
— Нет, я работаю в полиции. Моей профессией является восточноевропейская и особенно русская преступность в Швеции.
Сказано было небезупречно, но Виноградов понял:
— Очень приятно!
— Вы очень интересно тогда рассказывали. Много полезного!
Владимир Александрович выжидающе замолчал. Возникла пауза. Шведа можно было понять — доверительный контакт установлен, пора переходить к делу:
— Ах, извините… Это мой коллега, он занимается делом об убийстве… о попытке убийства!., господина Геллера. По своему направлению и компетенции.
Где-где, а во владении русской разговорной речью полицейский намного уступал репортеру. Хотя сам Виноградов по-шведски вообще ничего, кроме «здрасьте-спасибо», не знал:
— Добрый день!
— Ларе… Лэрри! — Сыщик дружелюбно оскалился, дохнув ментоловой жвачкой, и крепко пожал протянутую Владимиром Александровичем руку. Очевидно, он придерживался голливудского стиля общения.
— Вы тоже говорите по-русски?
Напарник перевел, и Ларе жизнерадостно помотал головой.
— Нет, он не говорит по-русски.
— Чем могу помочь?
— Вы ведь работали в криминальной милиции там, в Петербурге?
— Больше десяти лет.
— И в специальных подразделениях?
— Последние два года.
— Занимались расследованием преступлений?
— В основном — оперативной работой. Если вы понимаете, что я имею в виду.
— Мы понимаем. Мы запросили Европол, финские коллеги отозвались о вас очень положительно. Вы ведь участвовали в нескольких шумных международных операциях?
— Последняя закончилась для меня увольнением.
— Вас уволили за сотрудничество с финнами?
— Нет. Я с удовольствием изобразил бы из себя мученика за идею, но… Там и без того причин хватало.
Виноградов сказал это так, что собеседник понял — продолжения не последует. Действительно, не рассказывать же первому попавшемуся парню в штатском про Кавказ, войну в Приречье, валютный скандал в пароходстве… Или о том, как невезучий милицейский офицер сдуру встал поперек дороги у сил, которые…
— Подставили. И выгнали вон.
— Что, простите?
Да, это был не Олаф, знаток и любитель ненормативной лексики…
— Поводом для увольнения послужило грубое нарушение служебной дисциплины.
— Ваше последнее звание?
— Капитан.
— Ого! — Слово «капитан» полицейский понял без перевода и уважительно поднял брови.
— Я был неплохим офицером. Имел медали, знаки отличия. К сожалению, не судьба![1]
— У вас контракт с университетом? Теперь?
— Нет.
— Вы утратили работу? Когда истекает срок вашей визы?
— Насчет визы… Не думаю, что вы не справились в иммиграционной картотеке. А что касается работы — я являюсь консультантом господина Геллера и его фирмы по вопросам безопасности.
— Название фирмы?
— «Геллер и Теплицки».
— Профиль? Специализация?
— Вряд ли это имеет отношение к делу. Поинтересуйтесь у самого хозяина.
— Вы не хотите сотрудничать? Помогать полиции?
— Это долг любого добропорядочного гражданина.
— Финские коллеги отзывались…
— Я вам что, переходящее Красное знамя?
— Простите?
Переводчик хренов!
— Я сказал, что готов помогать всякому, кто борется с организованной преступностью. Всегда! Везде! Но заставить меня сотрудничать… Это вряд ли.
— Очевидно, мы не поняли друг друга. Я не слишком хорошо владею русским языком. Извините.
— Ерунда. Спрашивайте дальше.
— В фирме до этого был консультант по безопасности?
— Насколько мне известно — нет. Кто-то ведал вопросами охраны офисов, производственных объектов, но всерьез безопасностью никто не занимался.
— И как объяснить, что приняли на работу вас? Именно в день, когда…
— Где блины — там и мы! — развел руками Виноградов.
— Что? Простите, я…
— Это народная поговорка. Более распространенный вариант: «Свинья везде грязи найдет».
Полицейский понял и перевел.
— И все-таки?
— Полагаю, что этот вопрос будет уместнее задать самому господину Геллеру. Со своей же стороны предположу, что основной причиной являлись перспективы активизации деятельности фирмы на российском рынке. А без более-менее опытного поводыря по этому минному полю вряд ли удастся пройти без потерь.
— Мы с ним побеседуем. Не могу не отметить, что лучшего сотрудника, специалиста в этой области, ему подобрать было бы сложно. Это не комплимент. Даже те, кто не посещал ваш семинар в университете, прекрасно знают, что без вашего активного содействия не могла бы появиться сенсационная книга господина Густавсона.
— Он, кстати, дожидается в коридоре.
— Ничего. Это не унижает. Что вы думаете по поводу случившегося?
— Полагаю, что пока рано делать выводы.
— Это русская мафия?
— Может быть… Но не думаю. Слишком низкое качество исполнения. Есть что-нибудь на видеозаписи?
— Да. — Очевидно, решение поделиться информацией было принято заранее. Полицейский вытянул из конверта несколько снимков. — Это пригодно для идентификации.
— Относительно, — вздохнул Владимир Александрович, разглядывая черно-белые глянцевые прямоугольники.
Отобрал два, где лицо стрелка получилось почетче, почти анфас.
— Как я понимаю, учеты иммиграционной службы помочь не могут? Какая-нибудь фототека…
— Только на нежелательных иностранцев.