Дело близилось к вечеру, понемногу на город, раскинувшийся перед окном, спускались сумерки. Почти все время, с тех пор как в последний раз поговорили с Сергеем Сергеевичем, она простояла у кухонного окна. Отвлеклась один раз, чтобы накормить детей. Дети ели без аппетита, Лика немного капризничала, но быстро угомонилась. Они были непривычно тихими и после обеда ушли в комнату к Саше. Это тоже было удивительно, потому что обычно Саша старался не пускать младшую сестру к себе: она трогала его игрушки и вообще наводила беспорядок. Сейчас же он сам увел ее к себе и предоставил неограниченный доступ к чему угодно. Маша поражалась, насколько ее мальчик повзрослел за последние несколько часов.
Накормив детей, она вернулась на свой наблюдательный пост. За спиной постоянно был включен маленький телевизор, она прислушивалась к новостям. К середине дня наконец появились первые сообщения, что в стране не слава богу. Объявлялось это все как беспорядки, и Маша думала, что именно происходит? Телевизионщики не знают, что несут, или знают, но пытаются убедить зрителей не верить глазам своим?
Подобранный у убитого милиционера автомат Маша держала на кухонном столе, поблизости от себя, а брезентовый подсумок вообще носила постоянно, подвесив на ремне, перекинутом через плечо, – широкий милицейский ремень просто оказался велик для ее тонкой талии.
Она уже увидела, насколько смертоносно это оружие, и предпочитала с ним не расставаться. Воспоминание о том, как несколько часов назад она осталась единственной преградой между ожившим мертвяком и собственными детьми, какой беспомощной она тогда себя ощутила, заставляло зябко передергивать плечами.
За время своего наблюдения она несколько раз замечала бредущих в разных направлениях мертвяков. Никто на них не охотился, никто не убивал. Пару раз видела, как зомби пытались гоняться за людьми, но люди, ходившие по улицам, были в основном молодыми и легко убегали от мертвецов. Перед самыми сумерками прямо под ее окнами пронеслось несколько многоколесных военных машин с маленькими башенками наверху, из которых торчали стволы то ли пушек, то ли пулеметов, с небольшими раструбами на конце. Прямо на броне сидели вооруженные солдаты в шлемах и камуфляже. Машины ревели моторами, немного пугали своей тусклой одинаковостью и одинаковостью людей, сидящих на броне. Маша обрадовалась, но машины исчезли, и снова наступила тишина, нарушаемая звуками моторов проезжавших время от времени автомобилей и раздающимися так же, время от времени, выстрелами. Однако Маше так и не удалось ни разу разглядеть стрелявших.
Снова зашел Сергей Сергеевич и остался пить чай. Сказал, что в доме нашлось несколько человек, кое-как вооруженных, и сейчас двое из них подменили его внизу, в вестибюле. У них было несколько ружей, но запас патронов оказался очень скудным. Они притащили из нескольких квартир корпусную мебель и задвинули ею стеклянные двери в дом, оставив лишь узкий проход для тех, кому доведется входить или выходить. Они резонно рассудили, что проходящие мимо мертвяки станут излишне настойчивы, если будут видеть в освещенном холле живых людей, вот и закрыли обзор.
– Что думаете делать, Мария Николаевна, в дальнейшем? – спросил Сергей Сергеевич, получив от Маши большую кружку чая и бутерброды на тарелке.
– Не знаю, – вздохнула та. – Буду ждать у моря погоды. Еды, слава богу, запасла, несколько дней спокойно просидим. Надеюсь, что к тому времени справятся с напастью.
– Как знать, как знать, – покачал головой Сергей Сергеевич. – По-хорошему, надо было бы энергичней властям шевелиться. Мертвечины бродячей все больше, а я милиции уже почти и не вижу. Днем были, а к вечеру словно провалились.
– Военные проезжали.
– Проезжали. Мимо. Будете проезжать – проезжайте, – сыронизировал охранник. – Я, Мария Николаевна, из «вованов», сиречь – из Внутренних войск. Обучен был справляться с массовыми беспорядками. Так вот, в тех инструкциях, что я читал, все не так выглядело, как за окном сейчас.
– И что делать?
– Возможно, надо будет уехать из города. Если к завтрашнему дню улучшения в ситуации не случится, то считайте, что на нас плюнули. И придется спасаться.
Маша задумалась. Может быть, Сергей Сергеевич и прав. Сидеть в доме можно, место крепкое. Но сколько здесь просидишь? Пока еда не закончится? Как сбегаешь в магазин, когда по всем тротуарам побредут своей кривой походкой мертвяки?
– И куда ехать?
– В деревню. Самое оптимальное. Виталий Данилович, сосед, в Тверскую область зовет. Домик у него там есть, в маленькой деревеньке. Он считает, да и я поддерживаю, что до деревень эта зараза или не дойдет, или там не разойдется. Все на виду, скученности нет, уцелеет деревня. И в отличие от города запросто кормить себя может, магазины не нужны в общем-то.
– Вы нас приглашаете? – удивилась Маша.
– Приглашаю, – кивнул Сергей Сергеевич. – Детишки у вас славные, да и нравились вы мне всегда.
С этими словами он чуть смутился, но Маша поняла его правильно. В слово «нравились» он вложил смыл невинный.
– Хорошо, – кивнула Маша. – Уезжать не хочется, но, если завтра в городе станет хуже, то соглашусь. Даже сумки начну собирать понемногу сегодня. Вы спать где намерены, кстати?
– Гостеприимство предлагаете? – улыбнулся охранник. – Нет, спасибо, у меня в караулке диванчик стоит, и люди еще два притащили. Со мной ночью мужики подежурят, чтобы мне не скучно и не страшно было. А вообще спасибо.
Валерий Воропаев
20 марта, вторник, вечер и ночь
Когда Валера вырвался из засады в Среднем Кисловском, его трясло. Сильно так трясло, до судорог, аж зубы стучали, словно его в проруби искупали. Он даже остановился у тротуара на Кутузовском, потому что боялся руль из рук выпустить. Затянул ручник, включил климат-контроль на максимальный подогрев, стараясь устроить в машине Ташкент, согреться, избавиться от этой дикой, выворачивающей суставы дрожи. Посмотрелся в зеркало, откинув козырек: на виске была неслабая ссадина, от волос до брови, хоть и не кровившая, а на затылке набухала большая шишка, терзающая его пульсирующей острой болью. Но тошноты не было и в глазах не двоилось, так что можно было надеяться, что отделался он не так уж и плохо.
Он ощупал пальцами затылок, затем осмотрел одежду. Пальто было испачкано, хоть и не сильно, несмотря на весну, асфальт был уже сухой, а больше он, в отличие от нападавших, ни в чем ином не пострадал.
Он вспомнил сучащего ногами в предсмертной агонии Лешу и вдруг испытал при этом некое чувство удовлетворения.
«А вот так, не суйся за чужими бабосами, если совалка не отросла!» – сформулировал он для себя итог недавнего столкновения, а затем добавил:
– Добро должно быть с кулаками. – Прислушался к собственному голосу и добавил: – У кого кулаки тяжелее, у того и добра больше.
Сформулировав таким образом неожиданно сложившийся постулат, он ухмыльнулся, и после этого его как-то быстро отпустило. И когда он притормозил возле «Седьмого континента», чувствовал себя вполне нормально. И что-то внутри даже подсказывало ему, что его не только напавшие не будут преследовать, но и милиция искать. Интуиция, так сказать.
Одновременно с этим он почувствовал, что настроение у него становится каким-то совсем бесшабашно шалым, словно он с этой засадой уже израсходовал все лимиты проблем на сегодня и мог уже ничего не опасаться. Подумал только, что надо впредь возить с собой больше патронов. Да и вообще не мешало бы ими разжиться.
Схватив тележку, он покатил ее вдоль рядов, быстро направившись сразу к самому главному – к водке, где и перегрузил в сетчатое чрево магазинного транспорта две увесистые картонные коробки. Не удержавшись, даже похлопал верхнюю по картонной крышке, мол, скоро пообщаемся. Отходняк после перестрелки давал какой-то новый, странный эффект настоящей эйфории, словно к Новому году готовишься.
Затем он хватал с полок сок, какие-то соленья, красную рыбу и осетрину, брал икру в огромном количестве в рыбном отделе, вызвав полное недоумение продавщицы, греб сухие колбасы, которые любил с детства, а в довершение купил целый круг сыра «Старый Амстердам», поразив до шока еще и кассиршу. Но в общем-то ничего особенного не случилось, он заплатил карточкой, сам поразившись выскочившей в окошке кассового аппарата сумме, и вскоре все купленное перебралось к нему в багажник, весьма вместительный, к счастью, а тележка была передана в руки какому-то мальчишке, крутившемуся рядом и подрабатывавшему оттаскиванием их обратно, вместе со стодолларовой купюрой, отчего беспризорник, или кто он там был, чуть речи не лишился.
Уже загружаясь в машину, Валера услышал стрельбу. Сначала несколько пистолетных хлопков, а следом – несколько коротких автоматных очередей, четко отсекаемых, профессиональных. Стреляли недалеко, буквально в соседнем дворе. Мальчишка с тележкой шуганулся, и Валера крикнул ему:
