ничего, что могло бы бросить на нас тень с точки зрения закона, морали или справедливости. И я никогда не стремлюсь сжигать мосты. Это довольно необычное явление в индустрии моды — как и в кинобизнесе, музыкальном бизнесе, во многих других деловых сферах. Но я был воспитан в убеждении, что то, как вы относитесь к себе, когда смотрите в зеркало, гораздо важнее, чем перехитрить других людей. Возможно, это прозвучит банально. Ничего не поделаешь.
Моя задача состояла в том, чтобы эффективно передать свое ви́дение моей команде, чтобы они осуществили замыслы. Мы начинали сезон с рекламной раскадровки, возможно, фотографий военно-морского флота США или красивого судна. Вы путешествуете по Средиземному морю на чудесной яхте. Что бы вы надели? Я постоянно грезил, вызывая в воображении образы, и трансформировал их в конкретные продукты. А в январе мы все начинали заново, следуя той же схеме, но с другими темами.
Чтобы представлять наши линии покупателям, мы наполняли наш бутик динамическими дисплеями. В одном сезоне наша секция выглядела как палуба яхты, с корабельным рулем и манекенами, одетыми в наши модели. Мы включали музыку или даже приглашали группу для создания определенной атмосферы. Мы подавали напитки в чашках, украшенных якорями, и погружали в наш мир покупателей универмага Bloomingdale’s, или Saks, или Macy’s. Мы предлагали им несколько миров на выбор: «поле и река» справа, «Лига плюща» прямо впереди, «рок-н-ролл» слева. А еще у нас был раздел, целиком посвященный базовой одежде и развернутый таким образом, как предлагал Лоуренс, — в двадцати цветах.
Мне хотелось превратить Tommy Hilfiger в мегабренд, а это означало, что логотип должен быть почти на каждом продукте. А как еще мы можем отличиться? Я любил эмблемы, цифры и что-нибудь сугубо спортивное или в спортивном духе. Любил аутентичность. Мне очень нравился флаг — американский флаг! Я вырос в ладу с американской иконографией. У меня не было цинизма шестидесятников, которым страдали многие. Мое ощущение и тогда, и сейчас таково: «Мы — Америка, и мы очень энергичные, веселые и классные». Я собирал книги о флагах, об американской истории, о Джордже Вашингтоне, Аврааме Линкольне, Томасе Джефферсоне, «Декларации независимости», «Колоколе Свободы»[76], — и подумал: «Как все это выразить в одежде?»
Я начал с красного, белого и синего. На подкладке горловины моих рубашек появились мини-звезды; на поясе брюк с внутренней стороны красовались полоски. Некоторые модели рубашек были сплошь запечатаны флагами. Эбби Хоффман[77] был пригвожден к позорному столбу за то, что надел футболку с американским флагом на шоу Мерва Гриффина[78], но он мог взять (или украсть!) со стойки одну из наших. Времена изменились, и я воспевал страну, а не критиковал ее. Мы хотели придать нашей одежде эффект поношенности, вроде «Старой славы»[79], и окрашивали ее чаем. Когда нам захотелось одежду несколько поновее и посвежее, мы окрашивали ее в яркие цвета. Вула, наш дизайнер свитеров, по моему заданию разработал линейку свитеров с вывязанными вручную флагами и надписями TH, USA и Tommy Hilfiger, America.
Эти свитера пользовались спросом, поэтому я подумал: «Что, если эту символику перенести на ткани?» Так, придумал рубашку, украшенную звездами на одном рукаве и оформленную полосами — на другом. Стал использовать заплаты и элементы пирсинга. Я взял на вооружение звезды и полосы, потому что хотел владеть Америкой! Хотел быть истинно американским дизайнером, чтобы моя одежда не оставила равнодушным ни одного американца. Это сработало. У нас появились вещи, пользующиеся повышенным спросом, и настоящие бестселлеры. Мы продали одежду с использованием государственной символики на много миллионов долларов.
Мы переживали счастливые времена. Один сезон я всматривался в памятники; другой — в репродукции Нормана Роквелла; далее — остров Мартас-Винъярд; затем остров Нантакет. Артефакты «фронтира»[80] — блюда, украшения, покрывала, лоскутные одеяла — я воплощал культурное наследие Америки в одежде. А потом появились джинсы с заплатами в виде флагов, красно-бело-синие, в звездах и полосах. Они стали очень модными, потому что таким людям, как Брюс Спрингстин[81], нравилось носить джинсовую куртку с флагом на подкладке.
Потребители делали покупки в каждой группе товаров, распределяя их так: одну на январь, одну на февраль, одну на март. Шесть месяцев спустя они приобретали модели из новой коллекции. Мы заказывали по пять тысяч штук одного, десять тысяч штук — другого и двадцать пять тысяч штук — третьего. Теперь все зависело от нас. Одежду должны были раскупить в магазинах через полгода. И она должна выглядеть так же, как и стендовые образцы. Или даже лучше!
Я добавил в ассортимент купальники, а затем спортивную одежду. Было здорово придумывать что-то новое, сезон за сезоном. Знал, что мы формируем тенденции, и весь рынок следует за нами, пытаясь не отстать. Статья в газете Daily News Record, посвященная мужской одежде, описывала упадок WASP[82]. Я сказал им: «Между „преппи“ и WASP нет особой разницы, кроме того, что у „преппи“ есть чувство юмора». Они назвали меня «новая пчела-убийца». Мы продавали много одежды и зарабатывали соответственно.
Спустя годы Сайлас поделился своим пониманием нашего успеха — такого, какой мне и не снился в то время. Он осознавал, что на рубеже 1980-х и 1990-х годов американское общество из индустриальной эпохи вступало в информационный век. Теперь это очевидно, сказал он; однако в те дни это не было столь однозначно. Появился персональный компьютер — Microsoft, Apple, Интернет, — и это стало началом эры повседневной одежды.
Почему? Индустриальный век представлял собой командную экономику: босс отдает распоряжения посредством сложившейся иерархии, и вы исполняете их. В индустриальную эпоху люди носили униформу, синие воротнички или белые воротнички в галстуке. Зачем надевать белую рубашку? Потому что босс велит вам. В информационном веке тотальная зависимость от босса снижается. Вы становитесь более независимым и мыслите свободно. Фирма Microsoft стала одной из первых компаний, открывших свой офис в кампусе; она была пионером в повседневной одежде.
Революция повседневной одежды охватывала все новые слои населения. Даже банкиры, само воплощение иерархии, возглавляемой боссом, стали приходить на работу в менее строгом костюме. «Неформальная пятница» закрепилась повсеместно. Ни мои партнеры, ни я не продумали это явление; мы не обращались к социологам и опросам общественного мнения. У меня просто возникло ощущение, что американцы — раскованный народ, которому нужна менее формальная одежда. Теперь нам стало ясно, что в то время, когда мы начинали работать, общество стояло на пороге больших перемен.
Именно это обстоятельство, по мнению Сайласа, действительно создало бренд Tommy Hilfiger: Америка вступала в
