– Нас не пустят.
– Ну и что? Даже если не пустят, мы будем рядом. Я сойду с ума, если придется снова вернуться домой и ждать неизвестно чего.
– Поехали, – соглашается Энжи и включает зажигание.
В палату нас не пустили.
– Подождите, – умоляющим взглядом смотрю на медсестру я.
– Девушки, приходите завтра. Думаю, вашего Макарова переведут в обычную палату, и с ним можно будет увидеться.
– Я не об этом… Вы не могли бы передать ему записку? Записки же можно передавать? Когда он проснется, сможет прочесть.
– Ну, хорошо. Пишите.
Я открываю сумку и достаю оттуда записную книжку и ручку.
«Привет. Я приходила сегодня и приду завтра снова. Я буду приходить каждый день, пока мне не разрешат увидеться с тобой. Люблю тебя. Кристина».
Глупые слова. Но, честно говоря, это был порыв души, и я написала первое, что пришло в голову после бессонной ночи. Я вырываю листок и отдаю его медсестре.
– Отдайте ему. Возможно, моя записка как-то его приободрит.
– Давайте сюда. Я положу ее ему на стол. Когда он проснется, обязательно прочтет.
– Спасибо.
Мы с Энжи переглядываемся, потом еще немного сидим в холле на длинной лавке для посетителей, окончательно осознаем, что нам не светит увидеть Данила, и уходим.
День и вечер тянутся очень медленно. Я сижу в столовой, обложившись тетрадками, которые надо проверить, и пытаюсь сосредоточиться на каракулях, которые сдали дети. Мне два раза звонит мама – они с тетей Корой поехали в торговый центр, чтобы купить маме новые вещи для поездки. Они обе очень расстроены, и наперебой задают мне вопросы по громкой связи.
– Неужели никаких новостей, Кристина? – спрашивает тетушка.
– Почти никаких. Сказали, что завтра можно будет увидеться. Его переведут в обычную палату.
– Как жаль, что Данил оказался в таком жутком месте в самое неподходящее время. Как увидишь его, скажи, что мы очень переживаем.
– Обязательно скажу.
Я снова черкаю в тетрадках. Но перед глазами все плывет – сказывается бессонная ночь. Я отодвигаю тетрадки в сторону и решаю пойти подремать до вечера. Поднимаюсь в свою комнату, ложусь на застеленную постель, и сразу же выключаюсь. Как будто в глазах меркнет свет. На этот мне совсем ничего не снится. Я просто сплю.
Из сна меня вырывает трель сотового телефона. Я подскакиваю на кровати и хватаю сотовый. На табло показывает время 20.06. Значит, я проспала целых три часа. Присматриваюсь к номеру – он совсем незнакомый. Беру трубку.
– Привет, – я слышу голос Данила, немного тихий, но все такой же родной и приятный. Мое сердце готово выпрыгнуть из груди.
– Данил! Привет, – мой голос дрожит, и, кажется, сейчас из глаз брызнут слезы.
– Я получил твою записку. Спасибо.
– Как ты себя чувствуешь?
– Так себе. Теперь я знаю, что ожоги – это очень больно. К тому же, останутся шрамы. Вряд ли я смогу ходить на пляж, – он пытается шутить, но получается невесело.
– Да кому он нужен, этот пляж? Терпеть не могу купаться в море, – передергиваю плечами я. – Лучше скажи, когда я смогу увидеть тебя?
– Тебя не пугает то, что у меня останутся шрамы на груди и на руках?
– Конечно, нет! Главное, что ты живой! Ты не представляешь, что я пережила вчера ночью, Дань! Я даже дышать не могла…
У меня снова глаза на мокром месте.
– Так глупо все вышло, Кристина. Отец приехал, – сбивчиво делится со мной Данил. – Ты же знаешь, я не люблю, когда он вмешивается в мою жизнь. А тут он услышал про пожар, и приехал как раз после того, как я тебе звонил в последний раз. Сказал, что не отпустит нас одних, поедет с нами. Мы погрызлись из-за этого.
Данил вздыхает, а потом продолжает:
– На самом деле он очень опытный пожарник, что есть, то есть. А мы с Вовой полные профаны. Мы же не пожарники вовсе. Вертолет нам здорово помогал с воздуха, и огонь почти удалось потушить. В защитном костюме было жарко, и когда мы шли в пожарную машину, я стянул с себя робу и перчатки. И вдруг вертолет, который уже тоже возвращался на базу, в один миг рухнул на землю. Я даже понять ничего не успел, как меня охватило пламенем.
Данил замолкает. Видимо, воспоминания о пережитом кошмаре еще ярки, и не отпустили его сознание.
– Дань, ты поправишься, – я говорю почти шепотом. – Я буду рядом. Вместе мы справимся.
– А если тебя испугают мои шрамы? – поникшим голосом говорит он. – Если ты не сможешь принять меня с ними?
– Их же еще нет, Дань. А когда будут, мы с тобой к ним привыкнем, – улыбаюсь я. – Поверь, шрамы на твоей груди беспокоят меня меньше всего на свете.
– Ладно, мне пора. Медсестра пришла, – вздыхает Данил. – Я буду ждать тебя завтра, Кристина. Надеюсь, ты не сбежишь.
– Не сбегу, обещаю, – улыбаюсь сквозь слезы я. – До встречи.
– До встречи.
Я прижимаю телефон к груди и растираю по лицу слезы.
Глава 26
Я спускаюсь на первый этаж, к своим тетрадкам. В гостиной Тома и Боря. Они зажимаются на диване. Похоже, Боря к нам почти переехал. Интересно, куда смотрит Карим?
– Как Данил, Кристина? – оживляется Тамара.
– Плохо. Переживает, что я не смогу принять его со шрамами после ожогов, – вздыхаю я.
– О, – Тома озадачена. Она даже не пытается умничать и давать ненужные советы.
– Какая разница? – вступает в разговор Боря. – Шрамы украшают мужчину.
– Вот-вот, и я о том же. Пойду, сделаю себе кофе. Надо взбодриться. Иначе я не смогу закончить проверку тетрадей.
Я бреду на кухню и засыпаю кофе в кофемашину. Определенно, мне надо прогнать от себя сон.
Вскоре работа снова кипит. Я глотаю горький эспрессо и черкаю красной ручкой в тетрадках. Вниз спускается мама.
– Кристина, как ты?
– Нормально. Данил
