его, и он попытался доискаться причин захлестнувшей его враждебности. В конце концов он сообразил, что все дело в Гришиной шишке. Завтра Григорию произведут плановую операцию – и будущее для него расцветится радужными тонами, в то время как будущее самого Станислава Сергеича пока еще весьма проблематично. Чтобы избавиться от нехорошего чувства к соседу, он заговорил.
– Как была фамилия того… который умер?.. – с запинкой спросил он.
– Кусков, – тотчас ответил Гриша, словно только и ждавший этого вопроса, – Михаил Семеныч. Пятьдесят шесть лет. Болел-то всего ничего – два года!
– Два года… – повторил Тропотун, как бы взвешивая на невидимых весах эти слова. – Да… жизнь…
Больничный распорядок, однако, не изменился, и в обычное время появился лечащий врач.
– Как наши дела, братцы-кролики? – с деланной бодростью поинтересовался он, присаживаясь возле кровати Станислава Сергеича. Через силу хирург выказывал уверенность и жизнерадостность, которых у него сегодня не было. Кусков был больным Алексея Васильевича, и хотя смерть его была предрешена, незримая вина тяжким бременем легла на плечи врача.
– Ничо дела, – ответил за Тропотуна Гриша. – Со мною-то завтра как?
– С тобою… – Алексей Васильевич в растерянности почесал пальцем бровь. – С тобою, Григорий, вот что… Завтра у нас тяжелая операция – до четверга потерпишь?.. А в четверг тебя первого на стол!..
– Ладно, – после паузы сообщил Григорий, – но чтоб точно!
– Слово.
– Ага… – разулыбался тотчас Гриша.
И в ответ на его заразительную улыбку, в которой недоставало порядком зубов, заулыбался чему-то Алексей Васильевич, а следом за ним и Станислав Сергеич.
– Вам пока рентген – а дальше видно будет, – обратился наконец врач к Тропотуну.
Проводив глазами его мощную спину, Гриша сочувственно покачал головой: «Вишь ты, переживает как… Не каменный, конечно… – Глубоко вздохнув, он помолчал пару секунд, а потом затарахтел: – Ох и случай у нас на комбинате вышел! Перед моей больницей прямо… – он хохотнул, сдержал смех и продолжил. – Степаныч у нас есть, ничо мужик, но вороватый. Другие как? Возьмут кило-другое жиру, как положено, а этот с жадности! – он снова хохотнул. – Жадность фраера сгубила! Целую бочку жира со склада упер. Стал в дыру в заборе протаскивать – и застрял. Веришь?.. С бочкой в обнимку застрял в заборе!.. – тут уж Григорий не удержался и захохотал во все горло.
Тропотун тоже усмехнулся, представив пойманного забором мужика.
– Народ сбежался, ржут все как лошади. Попух ты, Степаныч, с жадности – кричат. Пришлось ломом доску выламывать, иначе никак.
– Куда ему бочка жира?
– А фиг его знает! Может с жадности схватил, а может продавать собирался по дешевке. Оно, если подумать, и себе и родне на пол года хватит – не покупать!
Посетители
В палате уже было душно. Станислав Сергеич настежь распахнул створки окна, задернул занавески и скрепил их устрашающих размеров иглой от шприца, а потом растянулся на кровати. Гриша где-то пропадал, и это было хорошо, так как в больших дозах он был невыносим. Закинув за голову руки, Тропотун смотрел на голубые шторы, которые чуть парусили под напором сквозняка и разбрасывали по палате подсиненные тени.
На Регине тоже было голубое платье, когда она навестила его в субботу. Платье в цвет штор. Они с Гришей дремали после обеда. Заглянул кто-то из ходячих и передал записку от нее. Станислав Сергеич ополоснул лицо холодной водой и не вытираясь поспешил на улицу. Жена шагнула ему навстречу с таким радостным лицом, так нежно потерлась щекою о его плечо, что у него защипало глаза, наверно от нахлынувших сентиментальных воспоминаний. Он обнял ее за плечи, и они углубились в парк.
– Ты прямо как из журнала мод! – сказал он. В небесного оттенка платье с пышными рукавами и глубоким декольте и в кокетливо сидящей на золотистых волосах кружевной шляпке она действительно выглядела чертовски элегантно.
Услышав комплимент, Регина победоносно улыбнулась, однако сочла его вполне заслуженным: не зря ведь полдня торчала в парикмахерской, укладывая волосы и делая маникюр, – и это в такую-то жару!..
Они устроились на скамье под огромной черемухой, на которой уже начали буреть обильные гроздья ягод.
– Я принесла тебе все витаминное и очень полезное, – заботливо говорила она, поочередно вынимая из рокового импортного пакета целлофановые прозрачные мешочки со снедью. – Вот помидоры, зелень, а это огурцы, сулугуни… Все промыто, так что ешь спокойно! – и преданно заглянула мужу в глаза.
Пожалуй, чуть переигрывает… С досадой отметил Станислав Сергеич. Слишком уж преданная супруга!..
А Регина продолжала мило щебетать, ни единым словом не касаясь предыдущего своего посещения:
– Веришь, Славик, мне телефон оборвали – твоим здоровьем интересуются! Я и не предполагала, что ты у меня столь популярен… – смущенный смешок. – Я, конечно, благодарю всех за участие, но отказываюсь дать твои координаты под тем предлогом, что мужчина не любит показываться в минуты слабости…
– Это правильно.
– Особенно переживают ваши дамы. Очень их волнует твое самочувствие… – ее непринужденный светский тон не содержал ни малейшего намека на ревность.
Он кивал, не очень-то прислушиваясь к словам жены, однако его завораживал тембр ее хорошо поставленного «преподавательского голоса», ритмика произносимых ею фраз, красивый изгиб загорелой до персикового тона шеи. Ему вдруг нестерпимо захотелось коснуться рукою обнаженного плеча Регины, и он осторожно провел пальцами от ее уха вниз, к плечу…
Она продолжала говорить, словно ничего не замечая. А Тропотун тут же стал раздумывать о том, что предаваться радостям бытия в его положении просто безнравственно, ибо пора подумать и о душе… Он поспешно отдернул руку от шелковистого плеча жены, и снова Регина сделала вид, что не обратила на это внимания.
– …в воскресенье Аллочка приглашала на дачу. Ты не возражаешь? У нас такое лето короткое! Хотя бы искупаюсь в водохранилище – вода двадцать три градуса…
Вот уж кто не страдает от отсутствия темы разговора!.. С иронией сказал себе Станислав Сергеич. Лепит первое, что в голову придет, – и неплохо получается…
– …в понедельник заседание кафедры. Этот педант Подорожников – нет, надо же такую фамилию иметь! – По-до-рож-ни-ков… Ха-ха! Непременно будет рассусоливать часа два, хотя все и так всем давным-давно ясно. Я приду во вторник. Ты мне позвонишь, что тебе принести? – и она вопросительно посмотрела на него. – Если ты хочешь, я конечно и в понедельник приеду… Тебе здесь очень тоскливо, да?..
– Только не надо жертвоприношений, – сказал Тропотун.
– Ну зачем ты так? – обиделась Регина.
Сошлись на вторнике.
С Верой дело обстояло сложнее. Она все-таки посетила его в воскресенье, но для этого Станиславу Сергеичу пришлось потрудиться.
Он прогуливался по центральной аллее. Она заявилась
