— Они все пьяные, — сказал Джордже, подняв глаза к двери. — Иди сюда, посмотри.
Раду перешагнул через порог. Его острое костлявое лицо потемнело от усталости.
— Пьяные вдрызг, — продолжал Джордже. — Поп того и гляди пустится плясать «цыганочку», а пресвятая дева Мария думает о чем угодно, только не о запахе ладана. Наверное, был пьян и тот каторжник, что сделал церквушку, а потом выбросил ее, осел, вместе с другими кусками соли.
— Почему каторжник? — спросил Раду. — Солелом.
— Какая разница?
— Соль добывают солеломы, это такие же шахтеры, как и всякие другие.
— Я думал, только эти, с ядром на ноге.
Джордже закурил.
— Я очень сожалею о том, что произошло между нами. Можешь меня обругать, если тебе будет легче.
— У меня не было времени думать о том, что произошло между нами, — ответил Раду, — я занимался расследованием. Некто Фогорош, один из приятелей Иовы, пострадал в результате несчастного случая.
— Фогорош? Я его хорошо знаю. Он пятнадцать лет был водолазом. Работал вместе с моим отцом. Сейчас на пенсии, но немного подрабатывает — на разгрузке бревен, кажется. Он обещал мне продать волшебный фонарь.
— Ничего он тебе больше не продаст. Сегодня утром он упал с верхней площадки, получил травму черепа, а час назад умер.
Джордже смотрел на него с ужасом. Не стоит ему говорить о Майе, решил Раду, тронутый его страдальческим видом, и ничего больше не добавил.
С утра Раду отправился на комбинат, обследовал место происшествия и констатировал, что два метра хороших перил с двух сторон площадки сделали бы невозможным падение Фогороша. Майи не было, она ушла в город, несмотря на то что он дал указание по телефону, чтобы ни один из членов комиссии не покидал комбината. Остальные, в том числе инженер по технике безопасности Дранов, толстый коротышка с блестящей кожей, похожий на обструганный и отшлифованный чурбан, продолжали утверждать, что Фогорош стал жертвой собственной неосторожности.
За час до обеда Раду отправился в прокуратуру, твердо уверенный, что смерть Фогороша — следствие халатности Дранова. Оставалось только выяснить, какую роль играла в этой истории Майя: покрывала ли она Дранова сознательно, и если да, то почему?
По дороге он завернул на улицу Вадулуй к Фогорошам. Вернее, он сам не заметил, как попал туда, движимый необъяснимым желанием увидеть, хотя бы и мертвого, этого Фогороша, во имя которого он должен восстановить справедливость. На воротах был черный креп, и весь дом стоял погруженный в траурную тишину. Проволочные сетки, ограждавшие палисадник, были убраны, чтобы не мешали проходу, во дворе плотник стругал Деревянный крест. Мальчишки, взобравшись на лесенку возле сарая, с живым интересом наблюдали, как исчезают за дверью женщины, пришедшие поставить свечку у изголовья покойника, как Йова-неудачник растирает в ступке пшеничные зерна для кутьи.
Раду вошел в дом вместе с Йовой — тот пропах пшеницей, как крестьянин, вернувшийся с жатвы. Этот запах в тишине, лишь изредка прерываемой вздохом, шарканьем или шелестом платья, казался Раду неестественным, как будто из другого мира, как из другого мира был и освеженный дождем воздух, голубой завесой опустившийся до самого порога.
Пламя свечей отбрасывало на стены фантастические тени, и Раду поморгал несколько раз, прежде чем глаза привыкли к их мерцанию. Потом он взглянул на длинный стол посреди комнаты, но не увидел Фогороша: гроб был закрыт крышкой. Наверно, сильно обезображен, подумал Раду и пожалел, что Фогорош так и остался для него только именем: Ион Фогорош, дело № X. Имя вызывает в памяти образ человека, имя Фогороша теперь будет вызывать в его памяти только несколько листочков «дела», и ничего больше.
Было душно от чадящих свечей, и Иова выскользнул на улицу. Раду хотел было последовать за ним, но, окинув взглядом комнату, застыл на месте. По другую сторону гроба, рядом с грузной женщиной, которая баюкала уснувшую у нее на коленях девочку, он увидел Джордже и Майю. Присутствие Джордже его не удивило: Фогорош был другом его отца. Но что здесь делала Майя? Он кивнул им обоим. Испуганная Майя подалась к плечу Джордже. Раду показалось, что все ее существо сконцентрировалось в огромных и бездонных голубых глазах. Волосы, причесанные так, чтобы закрывали уши, тускло отсвечивали синевой. Здесь, в атмосфере тишины и скорби, красота Майи волновала Раду так же, как запах пшеницы, исходивший от Йовы. Этот запах некстати вызвал в нем воспоминание о поле, присутствие Майи, прижавшейся к плечу Джордже, сбило его с толку, он забыл, где находится, и его лицо само собой расплылось в теплой улыбке.
В этот момент Майя была уверена, что Раду крикнет: «Майя, любимая!» — и в страхе прижалась спиной к стене.
Надрывный плач, вдруг раздавшийся в комнате, вернул Раду к действительности. Плакала жена Фогороша, склонившись над гробом и схватившись за угол стола своими покрытыми коричневыми пятнами руками. Растерянный Раду опустил голову, а женщина упала на колени и причитала какими-то непонятными словами, и рыдания ее уже не были похожи на рыдания, это была, скорее, песнь скорби, протяжная и хватающая за душу. Ее распущенные волосы, седые и редкие, как у всякой пожилой женщины, упали на лицо и на руки, обхватившие заколоченный гроб. Раду вздрогнул, вспомнив, как вчера вечером она рассказывала, что в молодости была служанкой в профессорском доме и каждый день намазывала голову клейстером, чтобы, не дай бог, ни один волосок не упал в посуду с едой. И когда он вновь посмотрел на Майю, она уже не увидела в его глазах сумасшедшей решимости, что так испугала ее.
Измученная горем, жена Фогороша упала на пол, и Джордже кинулся поднимать ее, а затем вывел на улицу, чтобы она немного успокоилась. В поднявшейся суете Майя подошла к Раду. Они смотрели друг на друга молча, наконец Майя тихо сказала:
— Раду…
— Почему ты здесь? — спросил он ее.
— Я пришла с Джордже. Не говори ему ничего о протоколе.
— Никогда не скажу, если хочешь.
— Спасибо. И не обижайся, что я не подождала тебя на комбинате.
— Я сказал Дранову, чтобы никто не уходил, я думал, он забыл тебя предупредить.
— Дранов предупредил всех, но я не хотела обсуждать это там. Сегодня вечером приходи к нам домой. Я буду тебя ждать.
— Хорошо, сегодня вечером я буду у тебя с Джордже. Надеюсь, я могу прийти с ним?
— Можешь взять и Джордже. Я приглашу еще кого-нибудь, чтобы занять его, пока мы спокойно вдвоем все обсудим.
— Этот ваш Дранов, — сказал Раду, — он что, думает, что прокурор носит в кармане пару наручников?
— Он боится.
— И ты боишься. — Раду взглянул ей прямо в глаза. — Поэтому ты и пришла сюда, к Фогорошам.
Она молчала.
— Ты и меня боишься, — продолжал Раду, — сегодня ты всех на свете боишься, — заключил он и покинул дом Фогороша, ради которого он во что бы то ни стало должен был восстановить справедливость.
Майя занимала весь первый этаж дома, расположенного в самом тихом, северном районе города. Во дворе росли три абрикосовых дерева, вишня и груша. К их ветвям был подвешен на латунных кольцах гамак. Этот маленький палисадник делал дом похожим на загородную виллу. Весь фасад его с улицы затенял огромный каштан с густой и пышной кроной. Благодаря этому в гостиной, обклеенной табачного цвета обоями, царил приятный полумрак. На Майе было шелковое декольтированное платье, открывавшее загорелые плечи с тонкими ключицами и красиво обрисовывавшее стройные бедра и маленькую девичью грудь. Она весело встречала гостей, представляя всем свою подругу-стенографистку, которая курила, развалившись в кресле и закинув ногу на ногу. Звали ее Вирджиния, и у нее были золотистые, как песок, волосы, разбросанные по плечам, а длинная тонкая белая шея походила на ножку гриба. Улыбка постоянно блуждала в ее карих подрисованных глазах.
— Это и есть господин Консул? — спросила она Майю, когда та представила ей Джордже Мирослава. — А я о вас уже слышала. — И задержала его руку в своей дольше, чем следовало. — Садитесь здесь, возле меня, я хочу разглядеть вас получше. Детская мордочка, глазки как у куколки, и где вы только достали их, маленькое чудовище?
— Одолжил, — весело ответил Джордже и подмигнул Раду: ну как она тебе?
Раду устало передернул плечами. Черт бы ее побрал, выругался он про себя, прямо фонтан, из которого льется болтовня вместо воды.
— Что это такое, чудовище? — возмутилась Вирджиния, топнув ножкой. — Вы делаете знаки за моей спиной?
— Я попросил у него сигарету, — сказал Раду.
— Вы лжете, чудовище, но я вас прощаю. У вас тонкие губы — типичная черта человека, который хочет чего-то добиться.
Угадала, подумал Раду, хочу, чтобы ты помолчала.
— Что вы будете? — спросила Майя.
— Коньяк пополам с водой, — ответила Вирджиния. — И бисквит.
