«Он часто приходил в "Коламбию" и маячил вблизи моего стола, — вспоминала Мэри-Энн Цейтлин. — Он приглашал меня на ланч, но у него никогда не было денег, чтобы расплатиться». Она представила его секретарше, сидевшей за столом напротив, девушке по имени Дженис Робертс, Уилфорд начал ухаживать за ней, и в 1956 году они поженились. Дженис знала, что он уже был женат, но прошло десять лет, прежде чем она открыла существование его дочери. По вечерам пара нередко оставалась присматривать за детьми Цейтлин. Лучшей работы Уилфорд найти себе не мог.
Его жизнь изменил совет — поступивший, по имеющимся сведениям, от работавшего в Вене дирижера Джонатана Стернберга, — обратить внимание на французского мима Марселя Марсо. В Европе на его выступления в жанре, казавшемся умершим, собирались толпы. В 1955 году Уилфорд отправился в Квебек посмотреть на Марсо и подписал с ним контракт на турне по США. Непонятно, где он нашел деньги для этой затеи; правда, Дженис, бывшая полноправным партнером в фирме «Роналд Э. Уилфорд и партнеры», получила небольшое наследство.
Первоначально предполагалось, что Марсо будет работать две недели в театре «Феникс», но затем спектакли пришлось перенести в более вместительный театр на Бродвее, а потом — в Сити-центр и продлить на полгода. Уилфорд вытянул счастливый билет. Он организовал выступление Марсо в популярном телевизионном шоу комика Реда Скелтона на Си-би-эс, и миллионы телезрителей смогли увидеть его покрытое белилами лицо на своих экранах. Затем Марсо появлялся в телепрограммах вместе с Фредом Астером[413]*, Виктором Бордже[414]*, Дайной Шор[415]*. На экране его увидел и Артур Джадсон, изучавший новое средство информации и размышлявший, нельзя ли сделать деньги еще и на нем. Когда в повседневную жизнь вошло радио, Джадсон понял, как заставить его передавать музыку. В случае с телевидением самым очевидным решением была опера, и компания Эн-би-си, которой удалось побить все рейтинги, показав на Рождество 1951 года оперу «Амаль и ночные гости» Джан Карло Менотти, какое-то время благоволила к этой идее. Сеть сделала заказы на другие произведения Менотти, Богуслава Мартину и Лукаса Фосса[416]*. Начался показ самых известных опер в сокращенном, часовом варианте. Конечно, из-за неподвижных камер, глухого звучания и адаптированного сюжета телевизионные версии «Кармен» и «Отелло» мало походили на живой спектакль, но для миллионов людей, никогда не посещавших оперные театры, это было настоящее зрелище, и какое-то время Эн-би-си показывала по восемь опер за сезон.
На гребне этой химеры Билл Джадд и Сэмюэл Хоцинов из Эн-би-си придумали отправить телеверсии «Мадам Баттерфлай» и «Фигаро» в турне по Среднему Западу. Публика неплохо принимала оперы, но сборы были низкими, и Эн-би-би, поняв, что сентиментальная однодневка «Амаль» тяготеет скорее к Бродвею, чем к бельканто, прекратила выпуск оперных спектаклей. Бродвейские мюзиклы того времени шли «на ура», «Моя прекрасная леди» и «Вестсайдская история» собирали рекордное количество зрителей. Джадсон решил, что настало время вступить в игру. Он знал, что какой-то парнишка с нижних этажей возит по местным театрам французского мима. В 1958 году он вызвал Уилфорда и велел ему организовать в «Коламбия артистс менеджмент» театральный отдел для проведения гастролей бродвейских шоу в городах сети «Концертного сообщества».
Потрясенный представившейся возможностью войти на законных основаниях в «Коламбию» (в качестве платы за его назначение Дженис пришлось оставить работу), Уилфорд прекрасно понимал, что театр является лишь второстепенным полем деятельности, а для того, чтобы пробиться наверх, ему надо заниматься дирижерами. Он успешно провернул небольшую аферу, украв — по его собственным словам — четырех дирижеров у Джадсона и продав их в орегонский оркестр. Джадсон, вспоминал Уилфорд, «не любил меня за это»[417]. Джадсон, скорее всего, почти не обратил внимания на это событие.
А потом случилось так, что Портлендский оркестр выгнал слабого дирижера, в результате переворота лишился своего директора и пропустил большую часть сезона 1953/54 года. Уилфорд, услышав о неприятностях на его родном тихоокеанском побережье, предложил организовать приглашение нескольким дирижерам. Сезон, проведенный под его руководством, оказался лучшим за всю историю Портленда — Игорь Стравинский, Отто Клемперер, Артур Фидлер (дирижер «променад-концертов» в Бостоне), Фабьен Савицкий (племянник Сергея Кусевицкого), Пауль Штраус и — на десерт — близкий друг Штрауса Димитриос Митропулос, художественный руководитель Нью-Йоркского филармонического оркестра. Четыре звезды мирового уровня и два спутника — Портленд с трудом мог позволить себе такое, но Уилфорд обладал даром убеждения.
Он обратился к Митропулосу как к соплеменнику-греку, и тот сказал, что готов дирижировать бесплатно, если Портленд согласится рассмотреть кандидатуру его протеже Штрауса на пост художественного руководителя. Пока Митропулос не просил денег, Джадсон не мог возражать против вмешательства Уилфорда. «Митропулос был ключевой фигурой в этой операции, — говорил Филипп Харт, который вскоре после этих событий снова стал директором оркестра. — Его участие позволяло Уилфорду вести переговоры с другими крупными дирижерами»[418]. Чтобы заполучить Фидлера, Стравинского и созвучного с ним Савицкого, Уилфорд отправился на поклон к Бруно Дзирато и умолял отпустить их из «Коламбия артистс менеджмент», бравшей с них комиссионные. Эту атаку на дирижеров Джадсона нельзя не назвать выдающейся по дерзости.
Хорошее чутье Уилфорд проявил в ситуации с Отто Клемперером, у которого в то время как раз возникли проблемы с американскими властями и с Джадсоном, исключившим его из числа своих клиентов. «У папы был сложный период, — вспоминала его дочь Лотта. — Власти отобрали у него американский паспорт [за дружбу с некоторыми подозреваемыми в сочувствии к коммунистам в Голливуде], у него совсем не было работы, и мы жили в скверной гостиничке в Нью-Йорке. И когда к нему обратился Роналд Уилфорд, это было просто замечательно»[419]. Проворный молодой агент пригласил дочь дирижера, отличавшуюся привлекательной внешностью и незаурядным умом, на ланч и рассказал ей, какое незабываемое впечатление произвела на него оратория «Мессия», исполненная в декабре 1946 года в Солт-Лейк-Сити под управлением Клемперера. Этот концерт навсегда врезался в его память, и теперь он хотел, чтобы Клемперер дирижировал Портлендским оркестром.
Приглашение вырвало Клемперера из пучины депрессии и оживило его карьеру. «Я заплатил ему больше, чем другим, потому что он нуждался в деньгах», — рассказывал Уилфорд биографу дирижера[420]. «По-моему, я был немного влюблен в Лотту», — признался он в частной беседе[421]. Второго ноября 1953 года Клемперер дирижировал в Портленде увертюрой Вебера, «Маленькой ночной серенадой» Моцарта, «Дон Жуаном» Штрауса и Седьмой симфонией Бетховена. «Это был неважный оркестр, но он заставил их играть просто фантастически, — рассказывал Харт. — Люди по сей день помнят этот концерт в Портленде». Гонораром за выступление стала оплата проезда Клемперера в Лондон, где он возглавил оркестр «Филармония». Уилфорд, при всей своей неопытности, понял, что значит помочь дирижеру мирового класса снова встать на ноги. С этой минуты его лисьи глаза были прикованы к списку дирижеров.
«Стоило Роналду Уилфорду попасть в "Коламбию", как он превратился в Макиавелли», — говорила Мэри-Энн Цейтлин. «Я знал о его существовании, но никогда его не видел», — сказал Гарри Билл. Уилфорд пришел в «Коламбию» в 1958 году, возглавил дирижерский отдел в 1963 и стал президентом компании в 1970 году, по-прежнему не отрывая взгляда от списка дирижеров. Счастливчики вроде Шайлера Чейпина скользнули по сияющей кромке его амбиций и исчезли через несколько месяцев. Команда «голубых» сникла под гнетом все возрастающей враждебности; некоторые умерли от непонятных причин в довольно молодом возрасте, около тридцати лет, видимо, став жертвами пред-ВИЧ-синдрома. Билл Джадд ушел из компании в 1969 году, незадолго до того, как Уилфорд стал президентом, и создал свое маленькое агентство. «Биллу никогда не нравилась жизнь в крупной компании; он просто хотел представлять артистов», — грустно сказала его секретарша.
Главным артистом для Уилфорда стал Герберт фон Караян, царивший в большей части Западной Европы. Уилфорд испытывал к Караяну почти сыновнюю преданность. В жилах обоих текла греческая кровь, оба мечтали о господстве. Уилфорд рассматривал Караяна как уникальную историческую личность. «Я очень любил его, — признавался он. — Больше чем любил. Я его обожал»[422]. «У них с Караяном было особое взаимопонимание, — подтверждала Дженис Уилфорд. — Роналд испытывал к нему огромное восхищение. Он был величайшим из дирижеров. Но я никогда не слышала, чтобы Караян говорил о чем-то, кроме дел».
