подбираю кольцо, на котором в лунном свете поблескивает бриллиант. Надеваю его себе на палец. Металл все еще теплый.
Задумываюсь о том, что еще она может прятать, если ей удается скрывать такую боль.
40
Анна
Вторник, 9 апреля 2019 года, 20:09
Я паркуюсь у больницы, кладу телефоны с прослушкой в бардачок и пешком иду к корпусу.
Впервые напрямую иду против приказов похитителей, и меня охватывает такая тревога, что я совершенно теряю самообладание и вздрагиваю от любого звука. Каждый хруст ветки или порыв ветра заставляет меня выкручивать шею в ту сторону в ожидании, что из темноты вот-вот выступят похитители. В конце концов, они не в первый раз будут за мной следить. Я достаю купленный Марго телефон и пишу ей сообщение.
Я
Встретимся за больницей, там же, где и раньше.
Я не могла даже глаз поднять на нее, когда мы расстались у моего дома. Она смотрела на меня с такой жалостью после моего разговора с Заком. Но Марго может не притворяться, что у нее есть душа, она по-прежнему собирается вымогать у меня деньги и забрать мои кольца без малейшего стеснения. В моих глазах она такая же злодейка, как и похитители. Такая же продажная. Такая же черствая.
Я поворачиваю за угол корпуса, осторожно оглядываясь через плечо, чтобы убедиться, что за мной не следят, и пытаюсь выдохнуть из себя весь гнев. Чувствую, как он давит мне на грудь, как отдается в теле, словно пламя. Интересно, что на это сказал бы мой брат-психотерапевт.
Ты злишься на нее, потому что она стала свидетелем твоей слабости, твоей уязвимости. За то, что ты не идеальная, какими нас учила быть мать.
Надо думать, у меня много причин злиться на Марго.
Я дохожу до мусорных баков и стою в темноте, прислушиваясь к тихому свисту ветра. Снова думаю о Заке.
Он был так напуган, когда разговаривал со мной по телефону. Его речь звучала нечетко из-за седативных препаратов, которые они закачивают ему в вены; он, наверное, в ужасе и в замешательстве, просыпается и снова погружается в сон. И вот какие-то незнакомцы держат у его уха телефон с голосом его матери, которая, кажется, находится за тридевять земель. У меня в горле встает ком, когда я представляю себе его на полу среди грязных одеял в какой-то странной холодной комнате, с трубкой капельницы, торчащей из руки.
Я прихожу в себя от шума мотора. На узкой дороге, которая ведет к заднему двору больницы, виден свет фар, и я представляю себе, как похитители поворачивают за угол на темной «Ауди», которая следила за мной тогда. Я задерживаю дыхание, жду, когда увижу модель машины, и слушаю стук собственного сердца в ушах.
Из-за угла выезжает «Ауди».
Сердце у меня подпрыгивает, когда я вижу на капоте четыре кольца, я чувствую, как к горлу подступает желчь, когда машина останавливается у обочины. Пульс колотится в ушах, я вглядываюсь сквозь ветровое стекло.
За рулем Марго.
Я вздыхаю с облегчением, паническая дрожь понемногу отпускает.
– За тобой следили? – спрашиваю я, садясь на пассажирское сиденье. В машине пахнет сигаретами и дешевыми духами.
– Нет, – отвечает она, трогаясь с места и не давая мне пристегнуть ремень. – Все нормально.
Это слишком дорогая машина для того, кто вынужден воровать, чтобы свести концы с концами и носить одну и ту же одежду каждый день. Я бы хотела как можно меньше с ней разговаривать, но любопытство берет верх.
– Ты можешь позволить себе такую машину?
Она выезжает за ворота больницы на дорогу и с такой силой вжимает педаль газа в пол, что меня отбрасывает на спинку сиденья.
– Не могу. Взяла у Шаббаров.
– Они дали тебе машину? Почему?
– Они и ворованными машинами тоже торгуют, – отвечает она. – Мой брат на них работает. Я попросила машину, и он мне ее достал.
Я не подумала о том, какую опасность несет в себе ее связь с Шаббарами. Если ее брат на них работает, а Марго может получить машину, не заплатив ни пенни, может быть, отношения у них лучше, чем она хочет, чтобы я думала.
Может, это ловушка.
– Не думала, что у твоего брата такие хорошие связи.
– Он не знает о том, что Ахмед Шабир связан с Шаббарами, если ты это имеешь в виду, – говорит она. – Мне кажется, немногие знают. Когда я упомянула имя Ахмеда, он и глазом не моргнул. Мой брат любит хвастаться; он бы не упустил такой возможности.
– То есть ты ему рассказала, – говорю я. – О том, что я сделала…
Она некоторое время молчит, явно злясь на то, что себя выдала. Она бросает взгляд на навигатор и сворачивает с основной дороги налево.
– Я сказала ему несколько дней назад, – наконец говорит она. – Если бы он знал о связи Ахмеда с Шаббарами и рассказал своему боссу, что ты сделала, ты бы уже испытала на себе последствия.
Интересно, каково это – так верить в свои убеждения. Слепо доверять собственному суждению. Я не могу и шагу ступить без того, чтобы не засомневаться в себе.
– Ты сказала, он болтун.
– Только если не ждет никакой выгоды.
– Ты хочешь отдать ему часть денег?
– Он думает, что да. Но как только я их от тебя получу, сделаю ноги и деньги унесу с собой.
Если она может предать члена своей семьи, то и глазом не моргнет, прежде чем предать меня.
Визжат тормоза, мы останавливаемся на светофоре, который окрашивает ее лицо в цвет крови. Если бы не замызганность и не моя к ней неприязнь, я бы назвала ее симпатичной. Но как бы она ни пыталась строить из себя крутую, ее выдают глаза. Она просто испуганная маленькая девочка.
– То есть они дают тебе поговорить с Заком? – спрашивает она.
Мне не нравится слышать его имя из ее уст. Она как будто его пачкает. Я отворачиваюсь и смотрю на дорогу.
– Только когда они хотят напомнить мне, что стоит на кону.
Упоминание о нем пробивает мою броню. Я чувствую, как вот-вот выплеснется на поверхность тоска, выползет наружу страх. А потом я вижу свое помолвочное кольцо у нее на пальце. Тоска испаряется от жара моей ярости.
«Не отвлекайся», – говорю я себе, когда светофор переключается на зеленый.
– Откуда мы знаем, что они не убьют меня за то, что я сделала грязную работу за похитителей?
– Мы не знаем, – отвечает она.
После этого ни одна из нас не произносит больше ни слова.
– Приехали, – говорит она, сбрасывая скорость.
Мое сердце качает кровь с такой скоростью, что я слышу ее шум у себя в ушах. Я вытираю ладони о штаны и чувствую волосинки, усеивающие колени, – я, наверное, выдирала их с руки в темноте.
Дорога, по которой она едет, вся в выбоинах – машину бросает вперед и назад, влево-вправо. От качки желчь у меня из желудка устремляется в горло. Я цепляюсь за ручку на двери, пока костяшки не становятся
