обернулся, раздался второй выстрел. Я увидел, что т. Киров лежит, а второй медленно сползает на пол, опираясь на стену (на другом допросе он утверждал, что, спрыгнув со стремянки, ударил его кулаком…). У этого человека в руках находился наган, который я взял у него из рук. Когда я у стрелявшего в т. Кирова брал наган, он был как будто без чувств».
Однако, по словам М.В. Рослякова, он, выбежав в коридор, увидел револьвер в правой руке Николаева. Вот что вспоминал М.В. Росляков: «В пятом часу мы слышим выстрелы – один, другой… Сидевший у входных дверей кабинета Чудова завторготделом А. Иванченко первым выскочил в коридор, но моментально вернулся…» (Почему он вернулся? Вопрос неясен.)
Здесь упомянут тот самый Иванченко, о котором писал дежурный секретарь Кирова Суомолайнен-Тюнккюнен: «1 декабря, около 12 часов, из дому звонил Сергей Миронович…он поручал звонить в Облторготдел и сказал: «Скажите, чтобы он (тогда зав. Облторготделом был т. Иванченко) как можно быстрее позвонил и сообщил бы точные данные».
Иванченко был заведующим не только Ленинградского областного, но и городского торготдела. После ареста Ф.Д. Медведя его жена Копыловская и их дети жили на квартире Иванченко. В 1937 году супруги Иванченко были арестованы. Копыловская с 1935 года жила с мужем на Колыме. О ней очень плохо отзывался в своих воспоминаниях М.В. Росляков.
Что-то неладное присутствует в показаниях Платоча. К тому же свидетели по-разному показывали положение нагана: Росляков – «сам лично вынул револьвер из ослабевших пальцев Николаева»; Михайльченко: «наган лежал недалеко от руки Николаева на полу». Вряд ли, получив сильный удар (вторично по голове) и сбитый с ног, он удержал бы револьвер в руке. Имеются и другие версии.
Из показаний М.Д. Лионикина, инструктора Ленинградского горкома ВКП(б): «Я в момент выстрелов находился в прихожей секретного отдела областного комитета. Раздался первый выстрел, я, бросая бумаги, приоткрыл дверь, ведущую в коридор, увидел человека с наганом в руке, который кричал, размахивая револьвером».
Безусловно, даже свидетели, опрошенные вскоре после какого-то экстремального события, могут давать противоречивые показания. Психологам это известно. Однако в данном случае весьма существенные детали описываются по-разному. Чем это объяснить? Создается впечатление, что кто-то по непонятным причинам исказил факты (скрывая истинный характер происшествия?).
До приезда Сталина и сопровождавших его лиц Медведь и другие ленинградские чекисты вели допросы, не настаивая на политических мотивах преступления. Сам Николаев упорно называл личные мотивы (ревность, партийные неприятности, отсутствие работы, необходимость существовать на иждивении жены).
Казалось бы, такая версия наиболее очевидна и предельно обоснована. Но в действительности все обстоит не так просто. Что касается Николаева, то его позиция понятна в любом случае, кроме единственного: если бы он был идейным убийцей, то мог бы тогда с гордостью заявить о совершенном теракте. Однако идейным убийцей назвать его трудно.
Бытовая версия, разрабатывавшаяся ленинградскими чекистами, безусловно, наиболее устраивала тех, кто отвечал за безопасность Кирова и должен был отслеживать все имевшие политические мотивы заговоры против него. Упорная разработка бытовой версии, желание все свести к сугубо уголовному преступлению вполне естественны, и это конечно же понимали те, кто принимал от них дела.
Большинство современных историков склонны принимать бытовую версию как единственно верную или наиболее вероятную. Но большинство современников почему-то охотно поверило в верность официального сообщения о смерти Кирова: «…от руки убийцы, подосланного врагами рабочего класса». И мало кто обратил внимание на то, что этот убийца не назван и вроде бы даже не опознан: «…Стрелявший задержан. Личность его выясняется». Ведь в таком случае откуда известно, что он подослан врагами рабочего класса, а не был одиночкой?
По мнению авторитетного исследователя А.А. Кирилиной: «Сработало традиционное мышление руководящих партийных работников и сотрудников НКВД. Тем более что большинство из них находилось, несомненно, в определенном психологическом шоке.
«Убийство Кирова, – сказал мне в беседе, состоявшейся в 1988 году, один из оперуполномоченных Ленинградского управления НКВД тех лет… – это было что-то ужасное. Все были растеряны. Сначала нам сказали, что он ранен. Ведь террористического акта такого масштаба не было после покушения на Ленина и Урицкого. Ведь был убит член Политбюро, Оргбюро, секретарь ЦК ВКП(б)».
События 1 декабря 1934 года создавали атмосферу подозрительности, беспощадной ненависти и страха».
Тут уместнее вместо шаблонного «страха» употребить «некоторой растерянности». Или пояснить, кто кого ненавидел и боялся.
Судя по всему, ленинградские чекисты знали об интимных отношениях Кирова с Мильдой Драуле, а потому сразу же арестовали ее. Но если предположить, что кто-то из этих чекистов был соучастником, одним из организаторов преступления, то такая поспешность может вызвать подозрение.
В период горбачевской «перестройки» получила широкое распространение версия о конкретных организаторах убийства Кирова: Сталин, Ягода, Медведь, его зам. Запорожец. Вроде бы Сталин таким образом избавлялся от опаснейшего конкурента, которого многие партийцы предпочитали ему, а также получил возможность развязать давно и коварно задуманный массовый террор.
Как мы уже знаем, веские аргументы в пользу террора имелись и раньше. Но какие особые поводы для развязывания террора требуются диктатору?! Для этого вовсе не обязательно убивать своего друга, верного соратника…
Фальcификaтopы утвepждaют, что на предшествовавших трагедии выборах в ЦК против Сталина голосовали многие, тогда как за Кирова были почти все или все поголовно. Но вот что получается согласно документам, с которыми знакомилась А.А. Кирилина. Оказывается, единогласно были избраны только двое: М.И. Калинин и председатель Ленсовета И.Ф. Кодацкий (Калинина почему-то после этого Сталин не приказал уничтожить). Пятеро получили по одному голосу «против», а пятеро – по два голоса. Еще пять делегатов и среди них Сталин получили по три «против». Наконец, четыре голоса «против» получили трое, и среди них С.М. Киров. Остальные делегаты получили «против» еще больше, из них максимум противников оказалось у Я.А. Яковлева.
Выходит, никаким конкурентом Сталину Киров не был, да и никак не мог быть: слишком велика была разница в их положении.
Официальная комиссия в конце 1980-х пришла к выводу, что причина убийства Кирова – личные мотивы. Можно не сомневаться, что, если бы имелись хоть какие-либо зацепки, позволяющие заподозрить Сталина в организации этого преступления, о них тогда сообщили бы во всеуслышание и от имени государства.
Бесспорно, существуют веские доводы в пользу бытовой версии.
Вот что писал один из «последних могикан» НКВД 30-х годов генерал П.А. Судоплатов: «От своей жены, которая в 1933–1935 годах работала в НКВД в секретном политическом отделе, занимавшемся вопросами идеологии и культуры (ее группа, в частности, курировала Большой театр и Ленинградский театр оперы и балета, впоследствии им. С.М. Кирова), я узнал, что Сергей Миронович
