Профессор решил предпринять отчаянную попытку, однако его планам не суждено было сбыться. Ульяна Дмитриевна, сбросив с себя минутное оцепенение и, видимо, осознав, какая угроза нависла не только над ее мужем, но и над ней самой, ибо тем самым предателем и убийцей оказался именно Степан, резко вскочила на ноги и бросилась вперед.
– Пусти его! – истошно взвизгнула женщина, и оба мужчины невольно вздрогнули от этого крика.
– Ульяна! Нет!
Интуитивно Головацкий вдруг осознал или вернее почувствовал, что должно произойти в следующую секунду. Он не ошибся. Убийца среагировал на действия Ульяны Дмитриевны молниеносно. Давление остро отточенного клинка на шею Матвея Евграфовича ослабло, Звонарев слегка отступил в сторону и одним резким движением метнул нож. Ульяна Дмитриевна словно споткнулась. Из ее горла вырвалось нечто, похожее на сдавленное всхлипывание. Она замерла на месте и схватилась рукой за торчащую из груди рукоятку ножа. Попытка выдернуть нож из раны не принесла женщине желаемого результата. Ульяна Дмитриевна качнулась раз-другой, а затем тяжело повалилась вперед. От удара о пол нож вошел еще глубже. Пышная юбка задралась, и оба мужчины могли видеть, как ноги Ульяны Дмитриевны мелко задергались в предсмертной агонии.
Матвей Евграфович рванулся, но и на этот раз его противник оказался быстрее. Удар в область почек заставил болезненно изогнуться грузную фигуру профессора. Рука с оружием угодила в жесткий захват. Ребром ладони Звонарев двинул Головацкого под ребра. Последний едва удержал равновесие, однако пальцы рефлекторно разогнулись, и «наган» с глухим стуком упал под ноги Матвея Евграфовича. Профессор быстро нагнулся с намерением подобрать его, но обутая в тяжелый сапог нога Звонарева врезалась ему под правое колено и заставила отшатнуться от нестерпимой боли.
Улыбка играла на губах Степана. Он не притронулся к оброненному «нагану», легко перешагнул через него и приблизился к Головацкому:
– Какая жалость, Матвей Евграфович. Вы не находите? Кажется, ваша жена мертва. Примите мои искренние соболезнования.
Головацкий покосился на Ульяну Дмитриевну. Женщина лежала неподвижно. Агония уже кончилась. Профессор почувствовал, как к горлу подкатывает предательский ком.
– Сукин сын! – выдавил он через силу, глядя на Звонарева.
– Ну что вы? – все с той же гадкой улыбкой Степан продолжал приближаться к своей жертве. – Не стоит так убиваться, уважаемый Матвей Евграфович. Я могу вам гарантировать, что скоро, очень скоро у вас появится уникальная возможность присоединиться к вашей супруге. Господи! – он театрально закатил глаза. – И о чем вы только думали, когда направлялись сюда? Надеялись застать меня врасплох? Да?
Звонарев выбросил вперед руку, целясь кулаком в лицо противника, но Головацкий на удивление ловко парировал этот удар. Степан рассмеялся:
– Неплохо, неплохо. Весьма, знаете ли, неплохо, Матвей Евграфович. А если так?..
На этот раз профессор не успел среагировать должным образом. Мощный кулак Звонарева с хрустом врезался ему в челюсть. Головацкий не удержался на ногах и опрокинулся на спину. Убийца навис над ним:
– Поднимайтесь, Матвей Евграфович, поднимайтесь. Или, может быть, вам помочь?
Он откровенно издевался над своей жертвой. Головацкий собрал всю свою волю в кулак, оттолкнулся руками от пола и резко ударил Звонарева головой в грудь. На то, чтобы встать на ноги, Матвею Евграфовичу потребовалось какое-то время. Убийца успел отскочить от него на несколько шагов.
– Ну, довольно! – жестко и решительно произнес Звонарев. – Поиграли, и будет, Матвей Евграфович.
Он подобрал, наконец, с пола «наган». Вскинул руку и прицелился в правую кисть профессора. Головацкий тяжело дышал. Грохнул оглушительный выстрел, и жгучая боль сковала запястье Матвея Евграфовича. Алая кровь заструилась по пальцам.
– Пора бы уже и угомониться, мой дорогой, – донесся до Головацкого словно откуда-то издалека голос Звонарева. – Я понимаю, что смерть – крайне неприятная штука. Особенно смерть мучительная, которая вас, Матвей Евграфович, и ожидает. Но нужно быть мужественным. Нужно смириться.
Он снова поднял наган, прицелился Головацкому в плечо и спустил курок. Звонарева более не волновало, что выстрелы будут услышаны посторонними. Хозяйкой дома, другими жильцами квартир, кем-то на улице. Пусть. Он успеет покинуть Гороховую до того, как здесь появится полиция. Таиться больше не имело смысла. Все кончено…
Кровь стекала по руке Головацкого, толчками выходя из раны в плече. Матвей Евграфович больше не двигался. Он смирился. Он знал, что жить ему осталось считаные минуты. Может быть, даже секунды. Большего Звонарев ему не дарует.
Степан буквально прочел мысли жертвы. Он сделал два решительных шага вперед, приблизился вплотную к профессору и плотно прижал дуло «нагана» к единственному зрячему глазу противника.
– Расскажете потом, каково это будет – погрузиться в полный мрак, но при этом продолжать еще жить, – с усмешкой произнес он. – Мне крайне интересно, и я с удовольствием выслушаю вас. У меня есть немного времени, Матвей Евграфович. Совсем немного, но…
Головацкий резко ударил убийцу коленом в пах и одновременно с этим подбил его руку с оружием. Звонарев выстрелил, но пуля просвистела над головой его противника. Матвей Евграфович в полнейшем отчаянии, ни на что особо не рассчитывая, толкнул Звонарева в грудь. Толчок получился сильным, Степан отшатнулся, на мгновение потерял равновесие и упал спиной на столик, за которым еще менее четверти часа назад собирался пить с Ульяной чай. Столик сдвинулся в сторону, убийца попытался ухватиться за него, желая предотвратить дальнейшее падение на пол, но не смог. Пальцы ухватили только край скатерти. Звонарев опрокинулся на спину. Оружие осталось у него в руке, и Головацкий понял, что своей стремительной атакой выиграл не более пяти-шести дополнительных секунд…
Однако на этот раз Матвей Евграфович ошибся. Чашка, из которой Ульяна Дмитриевна так и не успела сделать ни одного глотка, упала с края стола, перевернулась в полете, и ее содержимое выплеснулось Звонареву на лицо. Теплая жидкость попала в рот убийцы. Степан поспешно вскочил на ноги, сплюнул, но… было поздно. Яд, как и обещал Маронский, подействовал молниеносно. Звонарев выронил «наган», схватился за сердце, словно его неожиданно настиг приступ, а затем замертво рухнул на пол. Широко распахнутые глаза его неподвижно уставились в потолок. У него даже не было предсмертных конвульсий. С качеством препарата его не обманули.
Зажимая рану в плече здоровой рукой и стараясь не обращать внимания на простреленную кисть, Матвей Евграфович опустился на колени рядом с распростертым телом жены. На всякий случай проверил пульс, но его не было. В единственном зрячем глазу Головацкого блеснула слеза…
Глава 2
Гори все синим пламенем
Сидя в своем излюбленном кресле и привычно попыхивая зажатой в зубах сигарой, Матвей Евграфович старательно избегал смотреть на полочку со стоящей там фотографией супруги, которую он сам же и разместил именно в этом месте, но взгляд, словно намагниченный, раз за разом возвращался к снимку.
Головацкий не мог понять, как такое МОГЛО произойти? Почему Ульяна ввязалась во всю эту историю? Чего ей не хватало? Матвей Евграфович трижды перечитал бумаги и ужаснулся. Какое счастье для России, что генерал Корниевич не дожил до спланированного им государственного переворота…
Матвей Евграфович небрежно бросил стопку на стол. Он не собирался перечитывать это в четвертый раз. Он вообще сожалел о том, что забрал эти бумаги с бюро покойного Звонарева. Поначалу его привлекла только фамилия Корниевича, затем, бегло пробежавшись взглядом по всем остальным листам, Головацкий понял, что ЭТО. План, придуманный генералом и направленный на изменение структуры власти в России. То, из-за чего, собственно, и был убит Кирилл Александрович. Из-за чего были убиты и остальные: Щадилов, Доронин, Сербчук, Рушанский, Шевельков… Ульяна!
Матвей Евграфович сокрушенно покачал головой. Нет! Не зря он забрал эти бумаги. Его словно что-то толкнуло к ним. Они должны исчезнуть. Исчезнуть навсегда, чтобы ничего подобного не произошло больше. Да, Звонарев погиб, но остались те, кто стоял за его спиной. И остались прочие члены организованного Корниевичем кружка. Этому требовалось положить конец.
Головацкий опустил руку, машинально провел ею по гладкой шерсти лежащего у его ног огромного дога, а затем решительно поднялся из кресла. Погасил сигару.
В дверь осторожно постучали, а затем на пороге кабинета появилась Глафира Карловна. Дог навострил уши.
– Там к вам посетитель, Матвей Евграфович. Из департамента полиции.
Взгляд Глафиры Карловны упал на стоящую на полке фотографию ее бывшей хозяйки.
– Один? – уточнил профессор.
– Один.
