Содержат меня пока, надо признать, в тепличных условиях. В камере изолятора временного содержания или где-нибудь в Бутырках мне было бы плоше. Так что, можно признать, повезло. Скоты!
Искусствоведы в штатском уже лет десять в нашей стране не вмешиваются в творческий процесс. (Я продолжал думать, расхаживая по своей комфортабельной, привилегированной темнице.) А с чего это они вдруг сейчас, в случае со мной, решили вмешаться? Тем более что я пишу легкий приключенческий роман. Не антиправительственные листовки. Не оскорбляю святыни: флаг, герб, президента… Не подрываю основы строя.
«А может, – вдруг пришло мне в голову, – как раз подрываю? Каким-то таинственным, неведомым мне самому образом – подрываю? Иначе с чего бы вокруг меня затеялся весь этот сыр-бор? Выловить мирного человека на таможне. Допрашивать – причем вдвоем, затем запирать? Значит, чем-то я им все ж таки опасен? Стало быть, что-то во мне действительно имеется? Что-то необычное и дляних опасное?»
Эта вдруг пришедшая мне мысль одновременно и пугала, и захватывала – как захватывает дух, когда летишь на американских горках.
«А вот сейчас мы и проверим, – сказал я сам себе. – Есть ли во мне что-то… Или же, как утверждал господин гэбэшник, имеется один только гипноз или наркотический кайф… Сейчас проверим…»
Я, казалось, позабыл о том, что уже проверял свои якобы способности и получал шиш да кумыш вместо заказанных раков и вице-премьера по социальным вопросам. В сложившейся ситуации что мне еще оставалось делать, как не попробовать еще раз? Не сидеть же без дела в этой гадкой запертой комнате!
Я сел за стол и сосредоточился. Думал о том, как мне выбраться отсюда, из этой запертой комнаты с белыми решетками на окнах. Убежать. Свалить. Оказаться рядом с Наташей. (Интересно, ждет ли она меня еще? Хорошо бы, ждала. Если до сих пор ждет – значит, любит.) Я думал, как я хочу выбраться отсюда. Я представил себе: я, свободный, беззаботный человек, иду по залу аэропорта. Иду, высоко подняв голову. Издалека вижу Наташу. И она замечает меня. Радостно улыбается, и бежит ко мне, и кидается на шею… Это видение и то чувство любви и свободы, что я испытывал, мысленно увидев Наташу, оказалось столь ярким, что я постарался изо всех сил удержать его в себе. Удержать, не расплескать, не растратить…
Теперь бы найти карандаш и бумагу… Я начал лихорадочно отодвигать ящики старого, советских еще времен, «гэбэшного» стола. Он оказался пуст. Почти пуст.
Однако в нижнем ящике отыскалась газета «Спорт-Экспресс» со следами засохшей закуски.
А в верхнем – ворох обгорелых спичек.
Наташа. То же самое время.
Наталья сидела, скорчившись, свернувшись в клубочек, в зябкой Алешиной машине и смотрела сон. Ей снились зима, лес, метель. Она с родителями – в зимнем доме отдыха. Скоро Новый год… Она чувствует это… А папа утащил ее на долгую прогулку. Пошел мокрый снег, снежинки завихрились в метель. «Давай вернемся!» – просит она, перекрикивая свист колкого ветра. А папа все идет и идет впереди нее, и она уже стала отставать от его приметной красной куртки. «Пап! Стой! Я за тобой не успеваю!» Но его фигура все удалялась и удалялась, и Наташа в страхе думала, что скоро она окажется одна. Одна в хмуром лесу, под мокрым снегом и ледяным ветром. Она уже чувствовала, как ноги схватывает морозным холодом, как немеют пальцы. Накатила волна озноба, накрыла ее, оглушила. «Надо идти, идти, несмотря ни на что!» И она двинулась наперерез ветру, назло пронизывающей пурге. Но поскользнулась и почувствовала, что летит куда-то вниз, в глубокую ледяную пещеру…
Наташа в ужасе открыла глаза и увидела Алексея. Он наклонился над ней, быстро чмокнул в губы, сказал:
– Перескочи на пассажирское. Быстрей, ладно?
Она неуклюже, еще не проснувшись, пересела с водительского сиденья. Мог бы и еще раз ее поцеловать. И сказать, что рад, что она его ждала.
Алексей полез под приборную доску. Наташа недоуменно смотрела, как он разломал щиток и принялся вырывать разноцветные провода.
– Что ты делаешь? – прошептала она.
Леша нетерпеливо ответил:
– Соединяю напрямую.
– Зачем?
– Ключи отобрали.
Подчинившись колдовству его рук, взревел мотор. Алексей даже не дал машине прогреться. Резко нажал на газ, прошептав при этом: «Извини, малышка». Наташа поняла, что последняя реплика относится не к ней… Двигатель грозно взревел, и машина с визгом вылетела со стоянки.
В молчании они выехали на трассу. Данилов, кажется, начинать разговор не собирался. Он что, опять с ума спятил? Она ждет его в ледяной машине, волнуется, видит кошмарные сны, а он даже не считает нужным рассказать ей, что с ним произошло?
Наташа сказала холодно:
– Может, ты объяснишь мне, что случилось?
Он на секунду оторвал глаза от дороги, взглянул на нее, улыбнулся. Улыбка вышла слабой. Наташа с трудом узнавала в нем того расслабленного и юморного Лешку, к которому она успела привыкнуть за последние два дня.
Алексей скороговоркой сказал:
– Наташ, спасибо, что дождалась… Сейчас я отвезу тебя. Только не до дома, а до метро, ладно?
– Чего-чего? – Она опешила от его деловитого тона. Он что там, на таможне, любовь новую встретил?!
– Наташа, это ради тебя. Нам нужно расстаться, и как можно скорей.
Вот она, награда за преданность! Наташа постаралась, чтобы ее голос звучал холодно и высокомерно:
– Можешь не трудиться. Остановись тут, я поймаю такси.
– Наталья, посмотри на меня, – приказал он.
Она одарила его презрительным взглядом:
– Давай останавливай.
Алексей резко нажал на тормоз, остановился на обочине. Она быстро распахнула дверцу. Бежать, бежать от него, из его машины!
Данилов удержал ее в салоне.
– Одна минута – и ты свободна. Я только объясню тебе, почему прошу тебя уйти.
Он глубоко вздохнул и выпалил:
– Наташа, меня ищут. Я убежал. Смотри!
Он приподнял футболку. Наталья увидела, что в его джинсах нет ремня.
– И кроссовки без шнурков, – добавил он. – Я убежал. У меня ни документов, ни денег, ни ключей. И, наверное, меня, ищут. Точнее – скоро будут искать.
– За что?.. За что тебя взяли? – в ужасе спросила она.
– Сначала сказали, что из-за браслета.
– Какого браслета?
Он нетерпеливо пояснил:
– Золотой браслет. Я его вчера днем купил, пока ты спала. Хотел тебе подарить, сразу как прилетим.
– И за это тебя посадили?
– Я же говорю – сначала за это. Но таможенники быстро ушли, и меня стали допрашивать два мужика. Из ФСБ или что-то типа того. И знаешь, о чем спрашивали?.. О моем романе. И о моей жизни за последние две недели – не бойся, я о тебе ничего не сказал…
– Я и не боюсь, – фыркнула Наташа.
– Так вот: они уверяли, что мне все чудится. Типа, снится. Или что я – под кайфом. Или загипнотизирован.
– То есть я, например, – это твоя галлюцинация?
– Вроде того… – усмехнулся Алексей. – Но это сейчас не важно. Я в общем-то сбежал. Понимаешь, сбежал. И у меня нет ни денег, ни документов. И меня – сто пудов! – будут искать… Понимаешь? – Он чуть повысил голос. – Тебе нельзя со мной оставаться. Все, выходи. Мне нужно ехать, пока въезд в Москву не перекрыли.
Она посмотрела ему в глаза. И увидела прежнюю его любовь, которую он упорно прятал под резкими словами. На языке вертелось: «А как тебе удалось сбежать?» Но она прочитала нетерпение в его взгляде. И еще – страх. Она очень надеялась, что этот страх – не только за себя, но и за нее.
Наташа решилась. И поцеловала его. Нежно поцеловала. Сама. В губы.
Потом сказала:
– Поехали. Я из машины не выйду. Хочешь – попробуй выкинь меня. Ты же, кажется, беглый каторжник?.. Давай, выкидывай…
Он помедлил.
– Тогда трогайся, – уверенно сказала она, – а то нас заметут прямо здесь.
И процитировала сквозь смех и слезы любимую книжку:
– Ты не бойся, я буду молчаливой галлюцинацией…
Петренко. Час спустя – 27 апреля, воскресенье, 8.30.
– Его там нет!
Буслаев, запыхавшись, вбежал во вторую комнату, предоставленную для Комиссии в Шереметьево-один. Здесь временно размещался летучий штаб оперативников во главе с Петренко.
Подполковник вскинул голову от своего ноутбука.
– Что?!
– Комната пуста, – коротко отдышавшись, доложил Буслаев. – Дверь не взломана. Замок цел. Решетки на окнах – тоже. И стекла целы. А он – ушел.
Чтобы осознать, что произошло, и понять, как действовать, Петренко понадобилось четыре секунды.
– Варвара, – резко скомандовал он, – вызывай себе подмогу, одного из наших оперов, бери ментов – езжай на квартиру к этому Данилову. Если его там нет, делайте засаду. И еще – обыск.
– Что искать? – деловито спросила лейтенант Кононова.
– Откуда я знаю!.. – отмахнулся сосредоточенный Петренко. – Нет, впрочем, знаю: отберите все его записи. Черновики, клочки, вырезки… Просмотрите все книги! Все до единой! Вплоть до пометок на полях!.. Давай, Варя, действуй!..
