Страхи, которые копились в моей душе годами, мгновенно растворились в том, что я понял. Мне не угрожало ничего в этом мире. Я тоже ничему и никому не угрожал. Ни со мной, ни с другими не могло случиться ничего плохого. Мир был так устроен, что это было невозможно. И понять это было самым большим счастьем из всего возможного. Я знал это твердо, потому что счастье заполнило всю мою душу, и ничего из испытанного мною раньше не шло с ним ни в какое сравнение.
Но почему же я никогда не видел этого раньше, спросил я себя с изумлением. И сразу понял, почему. Увидеть можно только то, у чего есть какая-то форма, цвет, объем или размер. А у этой субстанции ничего подобного не было. Все существовало только как ее завихрения и волны – но про нее саму даже нельзя было сказать, что она есть на самом деле, потому что не было способа убедить в этом органы чувств.
Кроме этой непонятно откуда упавшей капли. Которая на секунду вырвала меня из выдуманного мира (я теперь точно знал, что он выдуманный, несмотря на то, что в него верили все вокруг). Я с тихим торжеством подумал, что все в моей жизни теперь будет по-другому, и я никогда не забуду того, что только что понял.
И понял, что уже забыл.
Все уже кончилось. Вокруг меня опять сгущалась плотная безвыходная жизнь – с каминами, креслами, ухмыляющимся золотым солнцем на потолке, картинами на стенах и Ваалом Петровичем в длинной красной мантии. Все только что понятое не могло мне помочь, потому что момент, когда я это понял, остался в прошлом. Теперь вокруг было настоящее. И в нем все было реально и конкретно. И не имело никакого значения, из какой субстанции сделаны шипы и колючки этого мира. Имело значение только то, насколько глубоко они входят в тело. А они с каждой секундой вонзались в него все глубже – пока мир не стал тем, чем он всегда был.
– Ну как? – спросил Ваал Петрович, появляясь в моем поле зрения. – Как самочувствие?
Я хотел ответить, что все нормально, но вместо этого спросил:
– А можно еще раз?
– Да, – сказала Гера. – Я тоже хочу. Можно?
Ваал Петрович засмеялся.
– Вот. Вы уже знаете, что такое жажда.
– Так можно или нет? – повторила Гера.
– Нельзя. Дождитесь следующего раза.
– И будет то же самое? – спросил я.
Ваал Петрович кивнул.
– Это всегда как в первый раз. Все переживание такое же свежее. Такое же яркое. И такое же неуловимое. Вас будет тянуть испытать это чувство снова и снова. И неудобства первой части церемонии не будут иметь никакого значения.
– А можно самой почувствовать то же самое? – спросила Гера. – Без баблоса?
– Это сложный вопрос, – ответил Ваал Петрович. – Если совсем честно, я не знаю. Например, толстовцы верят, что можно – если достаточно опроститься. Но, насколько я могу судить, никому из них это не удалось.
– А Озирис? – спросил я.
– Озирис? – Ваал Петрович нахмурился. – Про него разные слухи ходят. Говорят, он в шестидесятые годы вводил баблос внутривенно. Гонял по трубе, как тогда выражались. Что при этом с головой бывает, я и представить не могу. Его теперь даже кусать боятся. Никто не знает, что у него на уме и какой он на самом деле толстовец. Короче, Озирис – это терра инкогнита. Но есть точка зрения, что похожие переживания доступны святым. Еще говорят, что подобное можно испытать на высших ступенях йогической практики.
– Что это за ступени? – спросила Гера.
– Не могу сказать. Никому из вампиров не удавалось укусить так далеко продвинувшегося йога. Не говоря уже о святых, которых давно не бывает. Для простоты лучше всего думать так: единственный естественный путь к утолению жажды для вампира – сосать баблос. Жажда и баблос – это биологический механизм, который обеспечивает выживание Великой Мыши. Примерно так же, как сексуальное удовольствие обеспечивает продолжение рода.
Он потыкал в пульт управления, и я услышал тихое электрическое жужжание. Нагрудная пластина поехала вверх, потом расщелкнулись фиксаторы на моих руках и ногах.
Я поднялся на ноги. Голова все еще кружилась, и на всякий случай я взялся за спинку кресла.
Возле камина валялась инкассаторская сумка – раскрытая и пустая. В пепле за решеткой можно было различить фрагменты недогоревших тысячерублевок. Ваал Петрович относился к делу со всей ответственностью. Может быть, для него это было религиозным ритуалом, где он был первосвященником.
Гера встала с кресла. Ее лицо было бледным и серьезным. Когда она подняла руку, чтобы поправить волосы, я заметил, что ее пальцы дрожат. Ваал Петрович повернулся к ней.
– Теперь одна маленькая формальность, – сказал он. – Вежливость требует, чтобы мы начали с дамы.
В его руке появился блестящий круглый предмет, похожий на большую монету. Он осторожно прикрепил его к черной майке Геры. Майка сразу обвисла – брошь была тяжелой.
– Что это? – спросила Гера.
– Памятный знак «Бог денег», – ответил Ваал Петрович. – Теперь вы знаете, почему мы носим имена богов.
Он повернулся ко мне.
– Когда-то я был ювелиром, – пояснил он. – И делаю эти ордена сам, по старой памяти. Все они разные. Тебе я сделал особый знак – с дубовыми крыльями.
– Почему? – спросил я подозрительно.
– Никакого подвоха. Просто так получилось. Стал делать крылья, а они вышли по форме как листья дуба. Но мы ведь, слава богу, не фашисты. Мы вампиры. Это не дубовые листья, а именно дубовые крылья. Посмотри. По-моему, красиво.
Я увидел на его ладони тусклый платиновый диск, из-за которого торчали два золотых крыла, действительно похожих на дубовые листья. На диске мелкими бриллиантами были выложены буквы «R II».
– Нравится? – спросил Ваал Петрович.
Я кивнул – не столько потому, что мне действительно нравилось, сколько из вежливости.
– С другой стороны девиз, – сказал Ваал Петрович. – По традиции, его тоже выбираю я.
Я перевернул значок. На его обратной стороне была булавка и выгравированная по кругу надпись:
«Сосу не я, сосут все остальные.
Граф Дракула».Как и все изречения графа Дракулы, мысль была не то чтобы первой свежести, но возразить на нее по существу было нечего. Ваал Петрович взял у меня свое изделие и прицепил его мне на грудь, царапнув меня булавкой.
– Теперь вы настоящие вампиры, – сказал он.
– Куда ее надо носить? – спросил я.
– Повесь в хамлете, – сказал Ваал Петрович. – Обычно так делают.
– А когда следующая церемония? – спросила Гера.
Ваал Петрович развел руками.
– Решаю не я. График составляет Энлиль, а утверждает Примадонна.
Я понял, что он имеет в виду Иштар Борисовну.
– А какая в среднем частота? – спросил я.
– Частота? – переспросил Ваал Петрович. – Хм… Интересно, даже не думал никогда. Сейчас.
Он вынул из кармана своей хламиды мобильный телефон и принялся тыкать в кнопки.
– Частота, – сказал он после долгой паузы, – такая: три целых восемьдесят шесть сотых помножить на десять в минус седьмой степени герц.
– То есть?
– Частота – это ведь сколько раз в секунду, да? Вот столько. Следующий раз где-то через месяц.
– Раз в месяц очень редко, – сказала Гера. – Слишком редко. Так нельзя.
– Говорите с начальством, – ответил Ваал Петрович. – У нас ведь тоже своя иерархия. Кто ниже, тот и в дамках. У Энлиля вон своя домашняя станция. Они с Примадонной хоть каждый день могут баблос сосать. А в самом начале творческого пути, ребята, чаще раза в месяц вам никак не светит…
Он поглядел на часы.
– Ну что, еще вопросы? А то мне пора.
Вопросов больше не было.
Попрощавшись с Ваалом Петровичем, мы с Герой вышли в коридор. Я взял ее за руку. Так мы дошли до выхода, но перед самой дверью она отняла ладонь.
– Давай увидимся? – сказал я.
– Не сейчас, – ответила она. – И не звони пока. Я сама.
Увидев нас, Митра пошел навстречу.
– Гера, – начал он, щурясь от солнца, – сегодня у тебя праздник. И я хочу, чтобы ты запомнила этот день навсегда. Поэтому я приготовил…
Он замолчал и посмотрел на меня.
– Чего? – спросил я.
– Рама, – сказал он, – я хорошо к тебе отношусь. Но здесь ты несколько лишний.
– У меня ведь тоже праздник, – сказал я. – Не забывай.
– Это верно, – согласился Митра. – Ума не приложу, что делать… Вот тебе еще два предложения по борьбе с одиночеством. Во-первых, у тебя есть Иван. Я его укусил, пока ждал Геру – ты ему в целом нравишься, не сомневайся. Другой вариант – позвонить Локи. Сам он, конечно, староват, но если ты захочешь заклеить его подругу, он не будет возражать. В отличие от меня…
Гера усмехнулась. Я опять не нашелся, что сказать – наверно, у меня все еще кружилась голова после церемонии. Митра подхватил Геру под руку и повел ее прочь. Она даже не оглянулась. С Герой происходило что-то странное. Она вела себя не так, как должна была. Совсем не так. И я не понимал, в чем дело.
Они сели в машину.
Позвонить Локи, подумал я, а почему бы и нет. Может быть, это выход. Конечно, выход. Другого все равно нет.
