это уже некоторое время, с тех пор, как вышла из примерочной. Я оглядываю помещение, проверяя, не наблюдает ли за мной кто-нибудь.
На секунду мне кажется, что я вижу как кто-то скрывается из виду, но я качаю головой. Очевидно, у меня галлюцинации, потому что я умираю с голоду.
— Когда мы уже пойдем за едой? — Я ною.
Миа смеется.
— Ты слишком много ешь. У нас на завтрак была огромная стопка блинчиков.
Я вздыхаю.
— К чему это ты? Я впустую трачу время здесь. Уже час дня.
Она качает головой.
— Ладно. Что ты хочешь?
Я улыбаюсь, ведь это глупый вопрос, когда мы так близко к «Петрони».
— Пиццу, конечно.
— В «Петрони»? — спрашивает она.
Я киваю.
— Куда же еще?
Она возвращает платье обратно на вешалку.
— Тогда пошли. Я расплачусь, и мы отправимся туда. — Миа замолкает, бросая на меня многозначительный взгляд. — Но потом мы вернемся.
— Знаю, я не идиотка.
Она направляется к кассе, где для неё уже открыт счет, привязанный к кредитной карте нашего отца. Вместо того чтобы взять пакет с покупками, она просто кладет его на прилавок, чтобы сотрудники забрали и упаковали, когда мы вернемся. Через минуту мы выходим из Блумингдейла и направляемся по улице к маленькой пиццерии, которую так любим.
Владелец, Винченцо Петрони, подходит поприветствовать нас.
— Камилла, Миа, какой приятный сюрприз. — Он целует нас обеих в щеки, поскольку родом из Италии и немного эксцентричен. — Как вы обе?
— У нас все хорошо, — говорит Миа, бросая на меня взгляд. — Камилла приехала домой на весенние каникулы, и мы просто обязаны были прийти и отведать вашей знаменитой пиццы.
Он улыбается.
— Конечно, обычный столик?
— Да, пожалуйста, — отвечает она.
Я следую за ними к столику в дальнем конце зала у окна. Мы всегда сидим там, если только кто-нибудь не занял его.
Однажды Винченцо предложил пересадить людей, чтобы мы могли занять наш обычный столик, но мы отказались.
— Пришли. Обычный заказ? — спрашивает он.
— Еще бы, — говорит Миа.
Я киваю.
— Да, пожалуйста.
— Сейчас будет.
Я откидываюсь на спинку стула и закрываю глаза, делая глубокий вдох и наслаждаясь ароматом свежей пиццы.
— Я скучала по этому месту.
— Больше, чем по Блумингдейлу? — Спрашивает Миа.
— Намного больше.
Она смеется.
— Мы не могли быть более разными, да?
Я смотрю на нее и улыбаюсь.
— Думаю, именно поэтому мы так хорошо ладим. — В памяти всплывает разговор с Адрианной. — Я так рада, что ты моя сестра, — произношу серьезно.
Она хмурит брови.
— Я тоже, но почему такая серьезная?
Я качаю головой.
— Просто многие не очень ладят со своими семьями. Ты — моя лучшая подруга. — Я беру ее за руку и сжимаю. — И я бы не хотела, чтобы было по-другому.
Она сжимает мою руку в ответ.
— Я тоже.
В этот момент чувство тревоги скручивает моё нутро, привлекая внимание к окну.
Миа замечает мое внезапное беспокойство.
— Что случилось?
Я осматриваю улицу снаружи.
— Не знаю. — Я качаю головой. — Просто меня не покидает ощущение, что за мной наблюдают.
— Наблюдают?
— Да, звучит безумно, правда?
— Ты имеешь в виду кого-то еще, кроме Сандро?
Она кивает в сторону нашего телохранителя, который сидит в другой кабинке и наблюдает за нами, как ястреб.
— Да, кроме Сандро. — Я качаю головой. — Я схожу с ума.
— Нет, то есть, в городе не совсем безопасно. — У нее подрагивает горло, когда она сглатывает. — Но Сандро позаботится о том, чтобы с нами ничего не случилось.
Я киваю в ответ, но не могу избавиться от холода, поселившегося у меня в костях. Еще раз осмотрев улицу вдоль и поперек, я убеждаюсь, что там никого нет.
— Может, у меня просто паранойя, — говорю, когда Винченцо и официант подходят с нашими пиццами и колой.
— Одна неаполитанская и одна пепперони, — объявляет он, ставя передо мной неаполитанскую. — Buon appetito.
— Grazie, Винченцо, — отвечаю я, зная, что ему нравится, когда мы говорим по-итальянски.
Он тепло улыбается и оставляет нас поглощать еду.
Я набрасываюсь на пиццу, но все еще не могу избавиться от ощущения, что за мной наблюдают. Это заставляет меня чувствовать, будто я схожу с ума, пока изо всех сил пытаюсь насладиться своим самым любимым блюдом в мире.
И не могу понять, почему в этот момент мои мысли устремляются к Гаврилу. Я задаюсь вопросом, что он делает прямо сейчас. Часть меня хочет, чтобы он был здесь, рядом со мной, потому что я чувствую себя в большей безопасности, когда с ним, каким бы безумием это ни было, учитывая то, что ему нравится делать со мной. Он должен быть последним человеком, который дарит мне ощущение безопасности.

Миа толкает меня локтем, когда я засыпаю во время просмотра нашего любимого фильма "Когда Гарри встретил Салли".
— Просыпайся.
Это была тяжелая первая неделя весенних каникул, — мы узнали, что у отца четвертая стадия рака, и я всё ждала и надеялась, что Гаврил нарушит свои дурацкие правила и напишет мне. Я вообще нормально не спала.
Все начиналось нормально, пока Массимо не сообщил новость вечером, когда мы вернулись из похода по магазинам.
— Прости, я устала.
Миа качает головой.
— Сейчас только девять часов. Что с тобой?
Я пожимаю плечами.
— Я не очень хорошо сплю после того, как узнала об отце.
Выражение лица Мии смягчается.
— Точно, извини. Я всегда сплю как убитая, что бы ни происходило в моей жизни.
Я фыркаю.
— Знаю, тебе очень повезло.
— Это все, что тебя беспокоит?
Я киваю в ответ, так как не собираюсь снова говорить с ней о Гавриле. Было достаточно неловко рассказывать ей об этом, но тот факт, что она влюбилась в Киллиана Каллахана, врага нашей семьи, придал мне смелости. Я сразу же пожалела об этом, так как она осудила меня за связь с таким мужчиной, как он. И я недооценила, насколько хорошо известны его вкусы в сексе.
Я всегда считала, что могу рассказать Мие все, что угодно, но то, как она посмотрела на меня, заставило меня почувствовать глубокий, бесконечный стыд, который я не могу выразить словами.
— Вы с Киллианом решили, что делать? — Спрашиваю, размышляя, как всё обернется.
Если у Мии все сложится хорошо, то, возможно, есть какая-то надежда для меня и Гаврила, хотя я знаю, что он не хочет никаких долгосрочных обязательств.
Это убого, что я сижу здесь, тоскуя по нему, а он может быть сейчас с другой женщиной.
От этой мысли у меня внутри образуется темная яма, которая, кажется, вот-вот проглотит меня
