ней принадлежат моей семье. — Едва не теряя сознания, проблеял он.
— Но эти люди — не твои родичи? — Уточнил я. А потом, словно бы мне пришла в голову замечательная мысль, добавил? — Но, может быть, они ваши работники? А коли так, твоя семья должна заплатить за тот ущерб, что нанесли ее люди гостям Храма. А у нас ведь много раненных, и даже есть двое убитых. …Это были очень родовитые люди — родственники Царей, и даже мои лично. Надеюсь у твоей семьи хватит богатств чтобы расплатиться за их смерть. Иначе нам придется потребовать плату кровью! …Много ли у тебя родни?
— Нет-нет… — Поспешил откреститься от такой радости Лаакраак, — Я совсем даже не знаю этих людей.
— А-а-а. — Довольно протянул я. — Так, значит ты, наверное, узнал, что кто-то нападает на людей, которые заплатили деньги твоей семье за право пользоваться пристанью и сараем, и поспешил нам на помощь!? …Так можешь не волноваться, мы справились сами.
Мы даже будем свидетельствовать перед Храмом и почтенным Наместником Коонгивоосиком, чтобы они простили тебя и твой род. …Ведь ты сильно подвел их, позволив неизвестно откуда взявшимся плохим людям, убить своих гостей прямо в твоем доме.
…Ведь этот вот дом, ты говоришь принадлежит тебе? …Ай-ай-ай… Большой грех!!! Я бы на твоем месте, завтра же с утра, поспешил в Храм с большими дарами, ибо, насколько я знаю, Икаоитииоо очень строг с теми кто вольно или невольно нарушает Закон Гостеприимства!
Да и Наместнику за обиду надо заплатить достойную виру. Мы же, готовы удовлетвориться малым, только для того, чтобы иметь возможность, вернувшись домой, сказать родичам убитых, что взяли за их смерть достойную плату. …Но ты все-таки постарайся, чтобы эта плата действительно была достойной!
— Да-да… Несомненно… Прямо с утра… — Начал бормотать Лаакраак, поспешно пятясь куда-то назад, и стараясь не смотреть на строй аиотееков.
— Что ж, достойнейших воин Массииаак. — Снова обратился я к аиотееку. — Как видишь, к нам со стороны Лаакраака из старой семьи Таайк, нет никаких претензий. И он подтвердил, что это абсолютно чужие люди напали на его гостей, и даже готов отдать немалые богатства, чтобы замолить свою вину перед Икаоитииоо, Наместником и нами.
Так что, если у тебя больше нет к нам никаких вопросов, мы можем мирно идти каждый своим путем.
Аиотеек внимательно посмотрел на меня. Вопросов он возможно и не имел, но сказать наверняка хотел бы многое. Причем не столько языком, сколько жалом своего копья.
Однако, какие бы инструкции ему не дали, повода для дальнейшей конфронтации явно не было. Так что пробормотав себе под нос что-то недоброе, он пропел своим воякам команду возвращаться назад.
— Ух… — Пробормотал я, устало усаживаясь на гребную скамью. — Пока обошлось, но сдается мне, это только первый раунд.
— Что ты сказал мудрец? — Внезапно обратился ко мне Догоситаак, и я понял, что по привычке, после сильного стресса перешел на русский.
— Говорю, что на этом еще ничего не закончилось. — Устало пробормотал я, чувствуя себя выжатым как лимон.
Обидно. Обычно-то на меня в такие минуты снисходит вдохновение и пробивает на словесный понос. Речи льются легко и свободно и, потому, звучат очень убедительно и правдиво. А потом, после очередной удачно прокрученной аферы, даже чувствуется некая бодрость и подъем сил. А тут…
Уж не знаю, старость это, или хорошая оценка опасности, что пока прошла мимо, едва не накрыв нас всех с головой. Но ноги были словно ватные, руки слегка тряслись, а в голове была полнейшая пустота.
…Блин!!! Проклятый суматошный день. А ведь последний раз, я ел еще в Храме. Вчера вечером!
После стольких правильных слов о гостеприимстве, думаю было бы как-то невежливо не накормить наших гостей достойным ужином.
Только вот покидать корабль и возвращаться к сараю почему-то не хотелось, поэтому Дос’тек, как капитан, распорядился готовить ужин прямо на берегу, а заодно уж и занялся наведением порядка на «Морском Гусе».
Попутно я велел подсчитывать и записывать все что было украдено или сломано во время нападения. Не то, чтобы надеялся возместить убытки, просто еще один документ никогда не бывает лишним. Особенно в стадии, когда борьба перешла на судебно-бюрократический уровень.
— Хм… — Отозвал меня в сторону Лга’нхи, одним лишь многозначительным взглядом, едва я вышел из каютки где лежал Зувгур.
— Чего? — Спросил я у него, видя по глазам что где-то лажанулся.
— Хм… — Ответил он мне, многозначительно поведя глазами в сторону мальчишки Тууивоасика.
Действительно «Хм». — Очередной геморрой мне на голову!
Парень сегодня не только не создавал проблем, — он бился вместе с нами, прикончив на берегу парочку мерзавцев, а когда подошли аиотееки, встал в наш строй и неплохо там вписался.
По рамкам нашего мира, это все было очень знаковым явлением. Тот кто дрался с тобой плечом к плечу против общего врага, больше не может быть пленником, или находиться в каком-либо приниженном положении относительно остальных. У нас на этот счет даже в Законе был специальный пункт внесен. Дескать, мы не аиотееки, которые заставляют воевать за себя других. И потому каждый кто встал с нами в строй, признается равным.
…Этот пункт весьма способствовал адаптации различных чужаков в наше общество и был, наверно одним из самых мощных социальных лифтов, обеспечивающим относительное социальное равенство в собранном с бору и по сосенке народе. Вроде, как общий для всех знаменатель, дающий шанс любому, в какой бы семье тот не родился, или откуда бы не пришел.
А уж насколько это правило делало привлекательным жизнь в Ирокезии — и говорить было нечего. В том же Улоте, жизнь может быть и побогаче и посытнее. Но ты там можешь жить поколениями на одной земле с местными, но так и остаться для них чужим, и вынужденно терпеть наезды и притеснения коренных. У нас же, достаточно было вступить в ближайшую к месту поселения дружину, научиться на должном уровне ходить в строю и орудовать копьем и щитом… Сходить в набег или на войну. И — на те, пожалуйста. Считай, получил полное гражданство и равные права с другими «полными гражданами». И шпынять после этого тебя могут
