в некоторых случаях проводились консультации с доктором Джозефом Макголдриком и генералом Хью Джонсоном.
На протяжении всей карьеры Франклин никогда не отклонялся от своей первоначальной цели – сделать лучше жизнь среднестатистического мужчины, женщины и ребенка. В ход шел тысяча и один способ, возникали трудности, происходили изменения, но эта цель всегда мотивировала его, что бы ни приходилось делать. В конце концов война должна была начаться, несмотря на все его усилия по предотвращению конфликта, потому что неумолимый ход событий показал, что только войной можно уничтожить фашизм. Преследование евреев оказалось лишь началом гонений, которым должны были подвергнуться все, кто отличался от фашистских лидеров. Обычный человек лишился бы всей свободы, а вместе с ней и целей, в которые верил Франклин и все народы других демократических стран.
К стремлению Франклина сделать людей счастливее, как я уже упоминала, примешивалась его любовь к механизму политики, к политике как науке и игре, которая включала в себя понимание массовых реакций и ставку на собственные суждения.
Франклин всегда считал, что президент должен воспринимать себя как инструмент, избранный народом для исполнения его воли, но еще должен учитывать, что обязан просвещать и вести за собой нацию.
Я не знала ни одного человека, который вселял бы в людей большее чувство безопасности. Я ни разу не слышала от него, что ту или иную проблему невозможно решить. Он осознавал все трудности и часто говорил, что уверен в существовании ответа и что нужно пробовать до тех пор, пока не найдешь его сам или не услышишь от кого-нибудь.
Я никогда не видела, чтобы Франклин испытывал страх, столкнувшись со сложной жизненной ситуацией или проблемой, и мне всегда было интересно, не передал ли он нашему народу это мужество. Возможно, именно это помогло людям выйти из депрессии в первые годы его президентства. Франклин прекрасно понимал, что не сможет вытащить их оттуда даже с помощью лучших в мире мер, если люди сами не заставят эти меры работать. Но он верил в смелость и способности людей, и они откликнулись.
Лично я не хотела, чтобы мой муж был президентом. Но понимала, что помешать человеку стать государственным служащим невозможно, если он этого хочет и, несомненно, хорошо подготовлен. Это было чистым эгоизмом с моей стороны, и я никогда не говорила ему, что думаю по этому поводу.
Съезд по выдвижению кандидатов состоялся в Чикаго, и его постоянным председателем был сенатор Томас Уолш. Франклин многим был обязан его умелому ведению мероприятия.
Альфред Смит тоже находился в числе кандидатов и имел много ярых сторонников. Думаю, он считал, что из чувства благодарности Франклин отступит в его пользу, раз он сыграл важную роль в его возвращении в общественную жизнь. Мой муж верил, что сможет справиться с тем огромным кризисом, в который погрузилась страна, лучше, чем любой другой представитель партии. Такая уверенность в себе необходима, иначе невозможно взять на себя огромную ответственность в виде руководства страной. Я часто слышала об эгоизме моего дяди, президента Теодора Рузвельта. Знаю, что многие люди считали, будто то же самое качество было присуще Франклину Делано Рузвельту. Несомненно, в какой-то мере это было так, иначе невозможно нести бремя президентства.
Штатный аппарат Национального комитета Демократической партии, который занимался билетами на съезд, был, конечно, благосклонен к Смиту и отказывался выдавать значительную часть билетов нашему комитету. Но на следующий день после того, как мой муж согласился баллотироваться в президенты, в наш номер в Конгресс-отеле доставили большую коробку билетов в конференц-зал!
Пока делегации от каждого штата на съезде обязывались поддержать кандидатуру моего мужа, этот штат закрашивался красным цветом на большой карте Соединенных Штатов, которая висела рядом со штаб-квартирой Франклина Рузвельта в Конгресс-отеле. Однажды утром обнаружилось, что ночью кто-то наклеил на карту большую табличку: «Важны голоса, а не акры!» Под подозрение попали сторонники Смита.
В ночь перед выдвижением мы просидели в резиденции до самого утра. Через два дня мы с мужем, Джоном и Эллиотом полетели в Чикаго, где Франклин должен был принять выдвижение.
Полет на самолете был чем-то таким, чего не делал ни один кандидат никогда прежде, и это вызвало большой ажиотаж. Ранее кандидатов официально не уведомляли о выдвижении до конца лета.
Мистер Реймонд Моли заявил, что написал вступительную речь. Уверена, он не знал, что на самом деле было две версии речи. В чем-то они были похожи, поэтому произошла путаница. Мой муж сам написал одну речь и продиктовал ее стенографистке в Чикаго по междугородному телефону из Олбани. Франклин, мисс Лехэнд, мисс Талли и судья Розенман диктовали по очереди.
Эту речь вместе с речью, которую записали мистер Моли и мистер Тагвелл со своими улучшениями, произнес Луис Хоу, встречая нас в чикагском аэропорту. Едва он протянул оба варианта моему мужу, Франклин сказал: «О, Ева его проверила, у меня в кармане лежит новый черновик. Я поработал над ним в самолете». Тот вариант, что лежал у него в кармане, был зачитан на съезде, хотя Франклин просмотрел и другие версии и согласился включить в конечный текст пару пунктов, которые Луис считал особенно важными и которых не было в проверенном черновике Франклина.
Губернатор Смит, его семья и сторонники не стали ждать, чтобы поздравить Франклина, а немедленно покинули Чикаго. Другие кандидаты остались, они не испытывали таких горьких чувств.
В сентябре Франклин отправился в длительную предвыборную поездку по стране. С ним поехал кое-кто из детей, а я присоединилась к нему только в Уильямсе, штат Аризона, по дороге домой. К счастью, кто-нибудь из детей всегда мог поучаствовать в его поездках, потому что ему нравилось брать с собой родных. Они не только помогали развлекать людей в поезде, но и поднимали настроение Франклину, потому что у нас вошло в привычку искать забавные истории, которые могли его рассмешить.
Воодушевленный, как и всегда, общением с людьми, Франклин вернулся домой, убежденный, что депрессию можно преодолеть. Он обладал необычайно острой наблюдательностью и мог судить об обстановке в любом районе по виду местности, которую посетил. У него я научилась наблюдать за видом из окон поезда. Франклин смотрел на посевы, замечал, как одеты люди, сколько вагонов и в каком они состоянии, и даже рассматривал вещи на бельевых веревках. Когда был создан Гражданский корпус охраны окружающей среды, Франклин знал, где именно нужна работа того или иного рода, хотя никогда не делал пометок.
Во время предвыборной кампании 1932 года Франклина потрясли наглядные свидетельства нашей расточительности, отсутствия бережливости, эрозии почвы, и на основе увиденного он составлял планы действий. Но сильнее всего он ощущал, что в людях есть жизненная сила, которую
