Виттар заставил себя остаться еще на час. Не отпускала мысль, что дом его не настолько хорошо защищен и мальчишка вполне способен воспользоваться ситуацией.
Не посмеет.
Это нападение замять не удастся… и Атрум знает.
Он удержит щенка от глупостей.
Экипаж подали сразу. Его, Виттара, экипаж. Короб. Черный глянец. Герб рода на дверцах. Бархат обивки и странный чуждый запах, от которого кружилась голова. Виттар пытался вспомнить, где и когда сталкивался с ним, но мысли плыли и путались.
Надо дышать глубже, тогда Виттар поймет.
Дышать.
Глубже.
Он дышал, постепенно избавляясь от сомнений, испытывая какую-то беспечную, давно позабытую радость, которой хотелось поделиться. У него есть с кем.
Тора ждет.
Ждала. Не одна. С ней Крайт. Рыжий. Наглый. Не умеет себя вести. Забылся совсем… посмел… женщина принадлежит Виттару. А они вдвоем. Склонились над столом, над бумагами… ярко-рыжая макушка почти касается медной.
И радость исчезает.
Виттар давно не испытывал столь всепоглощающей злости. И живое железо охотно откликнулось на призыв.
Этим вечером Тора не знала, чем себя занять. Она пробовала играть, но звуки рассыпались, словно бисер у неловкой вышивальщицы. И пустота библиотеки, обычно действовавшая умиротворяюще, вдруг показалась отвратительной. Тора хотела сбежать, но остановилась у зеркала.
Хильда смотрела с упреком.
Переживания Торы казались ей пустыми.
Женится? Это хорошо. И чем скорее, тем лучше.
Он сдержит слово и купит для Торы поместье. У нее наконец появится собственный дом, такой, каким ей захочется его видеть. Исчезнет необходимость притворяться…
– А если я не притворяюсь? – тихо спросила Тора. – Он… хороший. И заботится обо мне.
Макэйо тоже заботился о Торе и прочих редкостях.
– Нет, это другое…
То же самое, Хильда знает лучше. Она сильнее. Умнее. Видит больше. И она не враг Торе, напротив, Хильда не желает, чтобы кто-то причинил Торе боль. Ведь ей сейчас больно, верно?
– Он вернется.
Конечно, вернется. И сегодня. И завтра. И будет возвращаться некоторое время, как это делал Макэйо, но рано или поздно Тора ему надоест.
Так всегда случается.
Поэтому привязываться к райгрэ глупо, куда как разумнее использовать его.
Беззвучно отворившаяся дверь прервала диалог, и Тора обрадовалась: спорить с Хильдой было невероятно сложно.
– Я думал, тут никого нет. – Крайт мялся на пороге, не зная, как поступить.
После того похода в театр Тора его не видела. Она знала, что Крайт обитает в подвалах, при лаборатории, и несколько раз порывалась спуститься, но Хильда останавливала.
Крайту она не доверяла.
– Я… уже ухожу. – Она не представляла, куда идти и чем заняться, чтобы заглушить неприятное, щемящее чувство тоски. – Я не буду мешать.
– Вы не мешаете.
Он забавный. И волосы опять дыбом торчат, рукава рубашки закатаны до локтей, а мешковатые штаны измяты, держатся исключительно на подтяжках. Причем подтяжки широкие, с карманчиками, из которых торчат карандаши и стальные перья. Под мышкой Крайта – рулоны бумаг, их слишком много, чтобы удержать, он честно пытается, но рулоны падают. И Тора спешит помочь…
– Здесь большая библиотека… – Она относит бумаги на стол. – И книги совсем другие…
– В каком смысле другие?
Ей сложно объяснить.
– Некоторые я читала, но большинство… – Наверное, ее сочтут полной дурой. – Нет, не так. Они другие, потому что альвы иначе все видят. Ну вот… – Она прошлась вдоль полок и вытащила тяжелый том в сафьяновом переплете. – «Основы землеописания».
– Вы такое читали?
Читала. Пожалуй, Тора согласна, что книга была не из самых интересных.
– Тут речь о рудных породах и камнях. Жилах исконных и жилах приведенных. О шахтах…
Крайт дернул плечом, и подтяжки едва не слетели.
– Альвы же в первую очередь упоминают реки, озера, ручьи, родники. Пишут о том, какие леса растут. У них есть исконные, живые, и еще те, что просто слышать могут. Про землю тоже, забирает она или отдает… только, наверное, это не имеет значения теперь.
– Почему?
– Альвы ушли.
– Но леса-то остались, – закономерно возразил Крайт.
Как-то так получилось, что разговор затянулся. Сначала Крайт выспрашивал о книгах, которые Тора читала, занудно, заставляя вспомнить едва ли не каждую. И Тора вспоминала.
А он записывал.
И хмурился, делаясь неуловимо похожим на райгрэ. Забыв о том, что находится в обществе дамы, замирал и принимался бормотать что-то под нос… и нос этот расчесывал пятерней докрасна, а потом чихал и снова хмурился… и задавал новые вопросы.
Его любопытство было жадным, необъяснимым и заразительным.
– Они вывезли библиотеку, – сказал Крайт, когда Тора заявила, что устала дальше вспоминать. – А что не вывезли – сожгли. Понимаешь?
Хильда поняла: мальчишка хочет выслужиться. Он собирается вытянуть из Торы все, что она знает, а знает она не так мало, ведь память у нее хорошая.
Вот только мозгов нет.
Если делиться информацией, то не даром. Пусть рыжий тоже что-нибудь расскажет. Например, о райгрэ. Он ведь давно при нем и должен был изучить хорошенько.
– Давай прервемся. – Тора разгладила складки домашнего клетчатого платья. – Ненадолго. Я устала говорить.
Это было правдой: в горле пересохло. Ей давно уже не случалось разговаривать так долго.
Чай подали в гостиную. Крайт, сначала хмурый, оживился, наверняка вспомнив, что голоден. Он ел жадно, почти не жуя, но запихивая крохотные пирожные в рот целиком. Сахара в чай добавил ложек шесть. И размешивал долго, со звоном, которым, казалось, наслаждался сам.
Дикий.
И в то же время милый.
Хильда окончательно уверилась, что Тора ничего не понимает в людях.
– Ты давно с райгрэ? – спросила она, пряча улыбку: Крайт переливал чай из чашки в блюдце и, поставив на пальцы, долго дул. Губы он вытягивал трубочкой, а дул так, что брызги разлетались.
– Угу. – Покосился, но все же ответил: – Четвертый год уже… он меня подобрал. Я на приграничье жил… мамка, и сестра еще, и батя, только его сразу порезали, а мы ничего, держались. Потом альвы пришли… и я не прятался!
Он глянул на Тору так, словно она подозревала его в чем-то нехорошем.
– Меня просто не добили, – тихо сказал Крайт и отложил пирожное. – Я бы все равно умер, но райгрэ нашел… и забрал… и в доме оставил… ему сказали, что я талантливый. И он учителей нанял. И в Каменный лог отправил, чтобы кровь разбудить… полукровок не любят. Пускают, но…
Хильда в подобную доброту не верила.
– Он очень хороший, а от меня одни проблемы…
С этим Хильда охотно согласилась.
Но сегодня Тора не хотела ее слушать. И вспоминать про то, как это было… Не деревня, конечно. Дом в два этажа и с мезонином. Серебряная клетка с кенаром, который распелся на ночь глядя. Из приоткрытого балкона тянуло прохладой, белые занавеси шевелились, и Торе в их движениях чудилась жизнь. Так, наверное, танцуют призраки.
И вместо того чтобы заснуть, Тора любовалась этим танцем.
А внизу вдруг раздались голоса. И крики. И звуки, которых Тора никогда прежде не слышала, но все равно испугалась. Страх поднял ее из кровати и заставил покинуть комнату. Брат был в соседней, он спал, по обыкновению, крепко, и Торе пришлось стащить его с кровати. Сестра проснулась сама и плакала, но бонна к ней не спешила, и Тора, взяв девочку на руки, попросила замолчать. Ей удалось выбраться на кухню – Тора знала, что есть черный ход, через который доставляли продукты, но за дверью стоял высокий альв. И Тора не нашла ничего лучше, как спрятаться в кладовке.
Она сидела там долго… и сестра опять начала плакать, успокаиваться не желала. А брат не хотел слушать Тору и рвался уйти. Только не успел. Дверь кладовки открылась, и кто-то сказал:
– А тут целый выводок…
Наверное, Торе повезло, что в доме уже появился Макэйо.
Он позволил Торе попрощаться с родителями, сам отвел наверх, в спальню. Мама была в ночной рубашке и чепце, смешном таком, с рожками. А папа успел дотянуться до меча, но он всегда говорил, что боец из него слабый.
– Понимаешь, девочка, – сказал Макэйо, – началась война. И твои родители – враги. А врагов убивают.
– А я?
– И ты, дорогая. Ты уже достаточно взрослая, чтобы понимать…
Макэйо предложил выход. И Тора согласилась.
Она еще долго видела их во сне: маму в чепце и папу… меч и ночная сорочка с бурым пятном на груди… и кенар поет-заливается. А занавеси танцуют. От сквозняков.
Нет, Тора не хочет больше вспоминать. И сама заводит разговор о книгах… и об альвах… и об энергетических контурах, про которые читала, но ничего не поняла. А Крайт вот прекрасно все понимает. Отодвинув чашки, раскладывает на столике бумагу, пытается чертить. Его рисунки ничуть не похожи на те, которые Тора видела в книге. Она исправляет ошибки, а Крайт утверждает, что с таким контуром ничегошеньки не выйдет, потоки будут нестабильны.
