— Отлично, — сказал он, доставая из кармана что-то похожее на рацию. — Можете проходить. И давайте побыстрее чешите до следующего поста, а то у меня смена сейчас.
— Уже идём, — отдав честь, сказал Артём. Он махнул мне, призывая следовать за ним, — Пошевеливайся, Орлова. Аксиан ждёт.
— Аксиан дрыхнет ещё, а не ждёт, — хохотнул Кузнецов, погладив подбежавшего к нему Рекса. — Слышь, Тём, а ты сегодня здесь ночуешь?
Маковецкий покривил ртом, затем пожал плечами.
— Пока не знаю, — сказал он.
— Ну, если сегодня здесь будешь, то заходи в бар Свёклы, пропустим по рюмашке…
— С удовольствием. — Улыбнулся Артём, затем развернулся и направился вперёд по тоннелю.
— Что это всё значит?
Я кинула взгляд на Маковецкого. Мы как раз проходили мимо разведенного на путях костра.
— Что именно? — спросил Артём.
— Ну, — я вытянула руки, пошевелила пальцами и снова опустила их. — Проверки эти странные. Часовой меня тоже проверял, мол, вытяни руки, иначе в город не пущу.
— Они смотрят, дрожат твои руки или нет, — всё так же глядя вперёд, ответил Маковецкий.
— Проверяют, не наркоманка ли я? — почесав затылок, спросила я. — Или что?
Артём сверкнул глазами в мою сторону.
— Проверяют они, Орлова, не ешь ли ты человечину часом, — закатив глаза, сказал Маковецкий. — У каннибалов-то руки дрожат похлеще, чем у любителей нюхачить.
— О, — обескураженно протянула я. — О…даже так.
Я почувствовала себя неприятно. Какая гадость. Надо же, а я ведь даже и догадывалась, в чём дело. Поёжившись, я потёрла свои пальцы. Бррр, крысы, психи, убийцы, каннибалы. Хуже обстановочки просто не придумаешь.
Мы шли с Артёмом по тоннелю минут пятнадцать до следующего поста. Там нас встретили ребята с уставшими глазами, что сидели у костра и покуривали папироски. Они с подозрением окинули нас взглядом, спросили что-то у Маковецкого и разрешили пройти дальше.
Дальше особо нам идти не пришлось. Уже совсем скоро в тоннелях начали появляться сколоченные из старых досок палатки торговцев. Возле них стояли телеги и масляные бочки. Пыльные коробки были навалены друг на друга, рядом лежали свёрнутые рулоны. На прилавках пылились узкие бутылки с каким-то пойлом, там же были разложены куски тканей, кожи и детали от различных технических приборов.
Ближе к Тверской запах машинного масла и плесени сменился на запах жареного мяса и костров. Здесь торговые прилавки были заставлены банками с сахаром и крупой, тарелками с зерном, мешками с картофелем и луком.
На деревянных палках по бокам от прилавков висели крючки с мясными тушами, шкурами и мехом. Там же покачивались связки из высушенных растений и листьев.
Мимо прилавков, гогоча и ругаясь, проходили мужики в ветхой одежде, толкая перед собой телеги с товаром. Здесь же ходили люди с авоськами и с интересом осматривались путешественники и местные жители.
Когда мы вышли из тоннеля к Тверской, я первые несколько минут, признаться честно, простояла с открытым ртом, наблюдая картину, что развернулась передо мной.
Аксиан. Такое название было дано подземному городу, который развернулся в самом центре Московского Метрополитена. Аксиан занимал несколько станций: Тверскую, Пушкинскую, Чеховскую, Театральную, Охотный ряд и Площадь Революции.
Город расширялся и уже занял часть тоннелей, идущих от этих станций. Там, в основном, были торговые точки для караванщиков, кочевников и мародёров.
Здесь на платформе, освещённой самодельными факелами, масляными лампами и разведёнными кострами, обитали постоянные жители города. Аксиан был больше Купола, и народ сюда приходил свободно, чтобы попытаться обустроиться и начать здесь жить. В Куполе стать постоянным жителем было не так просто: расширяться там было сложно, и копить людей в усадьбе тоже было проблематично. И многие приходящие в те места, селились не так далеко от Купола, в Звенигороде.
Мы с Маковецким перебрались с путей на платформу. На платформе Тверской были сделаны узкие улочки, заставленные лавочками, отгораживающими эти самые улицы от своеобразных помещений. Жилые помещения на станции были сколочены из досок, либо сделаны из сдвинутой мебели типа шкафов и сервантов. Входы были чаще всего зашторены рваными тканями ил шторками. По улочкам станции, где гуськом бродили люди, так же бегали дети, умудряясь играть в мяч. Дома стояли довольно плотно друг к другу. Места между ними были заставленны мешками с картошкой, начищенными тазами и сломанным вещами. Между домов тянулись веревки с чистым бельём. Частенько в этих свободных уголках между соседским жильём на табуретке или прямо на полу сидел один из соседей, раскуривая сигарету или читая книгу.
Мне казалось, что Аксиан это и одно из самых уютных мест из всех, в которых я бывала на Подмосковных пустошах, и самое оживлённое. Здесь были не только кипящие жизнью улицы и рынки, но бары, и даже маленькие гостиницы для приезжых.
Все подобные забегаловки находились на переходах с одной станции на другую. Попасть туда можно было, спустившись по старому эскалатору в середине станции, либо поднявшись по такому же в одном из концов Тверской. В основном у переходов крутились смолящие попрошайки, выпрашивая жетоны на выпивку, либо пьяные жители, спящие на старых мешках и одеялах.
Там, в переходах, у каменных стен стояли столы и стулья. У шкафов и полок были сделаны прилавки. Спальные места были отгорожены от всеобщего внимания старой мебелью.
Мы решили немного отдохнуть, и зашли в одну из таких забегаловок. Там, сидя на старом продавленном диване, у нас было время для того чтобы поесть и ещё раз спокойно обработать раны. Я видела, что Артём беспокойно посмотривает по сторонам. Он вёл себя иначе, чем прежде. Я знала почему. Его беспокоила недавняя стычка с Ликвидаторами на Маяковской. Я тоже опасалась этих убийц, но в городе мы так и не увидели никого подозрительного.
В пабе мы провели добрых полчаса. Отдохнули, поели и подлатали раны. Эти полчаса отдыха мне показались самыми сладкими и короткими за всё время моего путешествия.
— Мы задержимся в городе? — спросила я у Маковецкого, когда мы, пообедав, вышли на улочку станции и направились вдоль неё. Я заметила, что многие обращают внимание на Рекса, что неспешно шёл около меня, виляя хвостом.
Артём кивнул, оглядываясь по сторонам и наблюдая за жителями.
— Ненадолго, — сказал он серьёзно. — Я должен встретиться здесь с одной женщиной. Кстати, она из Купола, хотя уже давным-давно там не живет. И да, могу тебя обрадовать. Ты наверняка знаешь её, так как она работала с твоим отцом.
Я так резко остановилась, что в меня чуть не врезался кто-то позади. Я удивленно посмотрела на Маковецкого, хмуро всматривающегося в моё лицо. Меня обошла женщина какого-то очень помятого вида, от которой сильно разило перегаром. Она что-то сказала и тут же скрылась в толпе.
— Как её имя? — спросила я тихо.
Артём прикрыл глаза, глядя куда-то в сторону.
— Ольга Миронова.
Мне казалось, что волнение связало все остальные ощущения во мне. Я удивленно посмотрела на мрачного Маковецкого.
— Ольга близкий друг моего отца, — прошептала я онемевшими губами. — Как так?…Как же так она не живёт в Куполе?…
Артём раздражено пожал плечами.
— Не знаю, — сказал он, отворачиваясь от меня и идя вперёд. — Меня это не волнует.
Я шла за Артёмом, погруженная в свои мысли. Ольга Миронова… Я хорошо знала её, она часто присматривала за мной, когда я была ещё совсем ребёнком. Темноволосая женщина со строгим лицом. Мне она всегда казалась отстранённой и даже хладнокровной. С детства у меня складывалось ощущение, что она всегда была очень грустной, будто бы у неё был какой-то непосильный камень на сердце. Я перевела взгляд на спину Артёма, что шёл впереди меня. А он-то вообще откуда её знает? И что за совместные дела у них?
Эта ситуация казалась мне очень странной, но я прекрасно понимала, что мне лучше помалкивать и не задавать лишних вопросов. По крайней мере, сейчас.
Я вытянула шею, глядя вперёд. В другом от нас конце станции большая часть свободного места была отведена под довольно обширное помещение, как и у других, стенами ему служила старая мебель и несколько арок, под которыми оно распологалось. Здесь я видела людей в старых медицинских халатах, немощных стариков, укутанных в одеяла и перевязанных бинтами, худых, дрожащих людей.
Больница. Ольга работает в больнице. Это неудивительно. Они все были врачами: и мой отец, и Ольга, и Спольников. Все они любили врачебное дело и посвятили ему почти всю свою жизнь.
Мы подошли к плотным потемневшим от времени шторам, расшитым узорами. Артём отогнул штору и прошёл вперед. Немного помявшись, я последовала за ним.
Больница была не слишком большой, но пространство внутри было так правильно распределено, что сюда поместились и старые койки с ржавыми остовами, и несколько шкафов и стеллажей с лекарствами и медицинскими инструментами и даже картотека. Два секретера, заваленных бумагами и справочниками, стояли практически у самой двери.
