В подростковом возрасте принятие гендерных ролей не только желательно, но и необходимо, поскольку уже в период юношества половые предпочтения и половое поведение (наряду с рядом других факторов) определяют успех в установлении межличностных отношений. Гендерные роли, как мы уже говорили, формируются под влиянием социокультурных факторов, и поэтому жестко не закреплены за половыми ролями. Биологическая женщина может принимать как женскую, так и мужскую роль. То же самое относится к биологическому мужчине. В ряде исследований показана связь образов маскулинности-фемининности с этнокультурными полоролевыми традициями (Лопухова, 2001), характер позитивного и негативного влияния полоролевой социализации на самореализацию личности (Алешина, Волович, 1991), изоморфность «материнского диалога», т. е. диалога матери и ребенка на ранних этапах онтогенеза и основ внутреннего диалога в самосознании (Соколова, Бурлакова, Лэонтиу, 2001).
Человек, выбирающий мужскую роль и соответствующий ей стиль поведения, относится к маскулинному типу личности, который характеризуется высокими показателями по маскулинности (смелость, аналитический ум, независимость и проч.) и низкими показателями по фемининности (нежность, слабость, робость и проч.). Человек, выбирающий женскую роль и определенный стиль поведения, относится к фемининному типу, характеризующемуся низкими показателями по маскулинности и высокими показателями по фемининности. Высокие показатели одновременно по маскулинности и по фемининности определяют принадлежность к андрогинному типу, а низкие показатели – к недифференцированному, или диффузному типу.
В литературе существуют противоречивые сведения о том, как комплекс маскулинность-фемининность связан с адаптацией человека. «Психически здоровая личность должна обладать выраженными маскулинными характеристиками, для женщин же важнейшим показателем психологически адаптированной личности является фемининность» (Ениколопов, Дворянчиков, 2001, с. 101).
По мнению целого ряда исследователей, психическая адаптация тесно связана с традиционной половой ролью, т. е. преимущественно с маскулинными чертами у мужчин и фемининными – у женщин (Heibrun, 1976; Silvern, Ryan, 1979).
Иного мнения придерживаются те, кто считает, что комбинирование маскулинных и фемининных особенностей, т. е. андрогинность, представляет собой наилучший адаптационный вариант (Bem, 1974; Constantinopole, 1973), аргументируя свою позицию данными эмпирических исследований.
Существует и иная точка зрения, согласно которой тесная связь между андрогинностью и психическим здоровьем отсутствует, поскольку следствием андрогинного типа половой (гендерной) идентичности является не одно решение, а, по крайней мере, два.
Первое – андрогинность может обеспечивать адаптацию и саморегуляцию личности и способствовать широкому использованию способов, средств, приемов в организации опыта и его управлении.
Второе – андрогинность может приводить к спутанности ролей, к компенсации недостаточности одной роли за счет другой, к неадекватной актуализации ролевых установок.
Исследования, проведенные по проблеме половой (гендерной) идентичности (Ениколопов, Дворянчиков, 2001; Silvern, Ryan, 1979), показали, что андрогинность не является эквивалентом психического здоровья, а вот маскулинность отрицательно коррелирует с симптомами дистресса как у мужчин, так и у женщин. Психопатология ассоциируется с низкими показателями маскулинности у мужчин и женщин, а фемининность является атрибутом дистресса только у мужчин.
Столь же тщательно необходимо разбираться с проблемностью диффузного (недифференцированного) типа личности, который отличается от трех других низкими оценками по маскулинности и фемининности. Думается, что здесь возможны варианты.
Во-первых, человек с диффузным типом гендерной идентичности может оценивать себя в других категориях, игнорируя гендерные признаки. Хорошо известен эмпирический факт, согласно которому европейцы (мужчины и женщины) не отличаются друг от друга по психологическим профилям, полученным с помощью опросников, тогда как в странах Азии такие различия есть. Например, восточные мужчины оценивают себя как свободных и независимых, а женщины – как зависимых, подчиненных и послушных.
Во-вторых, недифференцированность по симптомокомплексу маскулинность-фемининность может указывать на наступление кризиса личностного роста, проявившегося в отказе от прежней идентичности, в регрессии в диффузное состояние с целью принятия новой половой роли. Как полагал Карл Юнг, регрессия в ряде случаев означает потребность сделать шаг назад с тем, чтобы продвинуться на два шага вперед.
В-третьих, снижение показателей по маскулинности-фемининности у женщин является компенсацией слабой мужской роли у их партнеров-мужчин.
И, в-четвертых, недифференцированность мужских и женских черт, их невыразительность действительно (на что часто и указывают) является показателем диффузности Я, наличия разрывов в представлениях о себе. «Постоянное чувство пустоты в восприятии себя, непоследовательность поведения, которую невозможно интегрировать эмоционально осмысленным образом, и бледное, плоское, скудное восприятие других – все это проявления диффузной идентичности» (Кернберг, 2000, с. 24–25).
Принятие гендерных ролей происходит задолго до подросткового возраста, однако именно в период пубертата на основе принятия новой телесности и целостного изменения представлений о самоидентичности происходит формирование представления о гендерной роли, определяющее в период юности и взрослости свободу выбора, вариативность поведения в разных ситуациях и функционирование личности.
5.3.3. Детско-родительские отношения в подростковом возрасте
Отношения родителей и детей не всегда бывают такими, какими они видятся в идеале. На самом деле идеальных отношений не бывает, и именно поэтому предыдущее высказывание выглядит не очень правдоподобно. В научном и обыденном сознании более или менее хорошие и стабильные отношения с детьми устанавливаются «достаточно хорошими» родителями. По Д. В. Винникоту, «достаточно хорошая» мать умеет аффективно «зеркалить», устанавливая эмпатическую связь с ребенком, способна почувствовать и понять его желания и настроения.
Интенсивность и качество детско-родительских отношений все время меняются. В ряде эмпирических исследований (Сергиенко, 2001) было показано, что тип семейного воспитания очень динамичен и зависит от возраста ребенка. К типам семейного воспитания отнесли следующие виды отношений: 1) чрезмерно стимулирующую семью, которая устанавливает крайне интенсивные отношения с ребенком, предъявляя к нему высокие требования; 2) любящую семью, которая строит отношения на симпатии, близости и тесных позитивных контактах; 3) пассивную семью, которая не интересуется ребенком и не уделяет ему внимание и 4) строгую семью, которая ориентируется на чрезмерно высокий и необоснованный контроль. Исследование проводилось на монозиготных и дизиготных близнецах, а также на одиночно рожденных детях в возрасте от трех месяцев до трех лет. Результаты показали, что у монозиготных и дизиготных близнецов преобладают любящие семьи, однако стиль семейного воспитания нестабилен. Так, на первом году жизни преобладает любящая семья, в 18 месяцев высока вероятность строгих семей, а в 36 месяцев – чрезмерно стимулирующих. Результаты объясняются тем, что в первые месяцы жизни ребенок крайне беспомощен и зависим от взрослых, которые проявляют по отношению к нему заботу, ласку, внимание. К 18 месяцам ребенок свободно овладевает пространством и учится контролировать процессы дефекации и мочеиспускания. Приучая ребенка к чистоплотности, родители проявляют повышенный контроль, настойчивость, требовательность и даже нетерпеливость. В 36 месяцев многие дети поступают в ясли и детские сады, где уровень предъявляемых требований становится еще более высоким. Предваряя трудности, с которыми может столкнуться ребенок, родители транслируют ему новые задачи, контролируя уровень их выполнения. Выполнение, а иногда и невыполнение заданий может интенсифицировать процесс их продуцирования. Семья становится чрезмерно стимулирующей.
Ребенок старшего возраста ощущает еще больший контроль в связи с подготовкой и последующим поступлением в школу. Интенсивность отношений нарастает. Тем не менее, многие дошкольники и первоклассники готовы выслушивать родителей, принимать их советы и действовать в соответствии с ними. Оказывается, «чем жестче родители контролируют ребенка, тем более инфантильным, несамостоятельным и безответственным он проявляет себя» (Лужецкая, Павлова, 2003, с. 122). Гиперконтроль усиливает беспомощность, инфантильность и безынициативность.
К периоду пубертата ребенок приходит не вполне подготовленным. По мнению Э. Г. Эйдемиллера, негармоничное воспитание подростка можно оценить по следующим критериям: уровень протекции в воспитании ребенка, который может быть низким (гипопротекция) или высоким (гиперпротекция); степень удовлетворения потребностей ребенка (потворствование или игнорирование); уровень требований к ребенку (чрезмерные требования-обязанности или недостаточные требования-обязанности); количество запретов, которое определяет уровень самостоятельности ребенка (чрезмерый или недостаточный); строгость санкций (чрезмерная или минимальная), наказания. Автор специально подчеркивает, что формирование отношений в семье и семейное благополучие обусловлены способностью каждого члена семьи влиять на мнение другого, быть компетентным в самых разных делах. Во многом эта компетентность относится к родительской позиции, но, безусловно, она необходима самому подростку, готовящему себя для взрослой жизни.
