Усилием воли, Хена вернул себя в настоящее время, в реальный мир, и ответил:
- Знаете, Эстер, в жизни бывает такое, что и не снились всем этим, му… Я хотел сказать, писателям. Может, и ваша мечта сбудется. Вы еще и десятой доли мира не объехали.
Она вздохнула и покачала головой.
- Вы слышали притчу про чертово копыто? Это – амулет. Он исполняет любое желание. Человек захотел 100 тысяч долларов – и получил почтой 2 чека по 50 тысяч. Страховой платеж за гибель его жены и сына в авиакатастрофе. Так и я. Захотела. Это уж точно на всю жизнь. После этого у меня действительно никого другого не будет…
- Отставить, - перебил старлей, - В смысле, у вас еще ничего не было. Ну, гиены…
- Расскажите, как вы познакомились со своей женой, - перебила она.
- Упс… Откуда вы знаете про мою жену?
- Я немного понимаю местный микс из нсенго и английского, а ваши солдаты как раз сплетничали про вашу жену и ваш дом. Там, будто бы, столько углов, что она только и успевает их подметать. У нее даже не остается времени поиграть с детьми.
- На ужине найду самого болтливого, и дам по шее, - мрачно сказал Хена.
- Пожалуйста, не надо! Иначе получится, что это из-за меня.
- Да нет, - пояснил он, - это я просто так сказал. Нельзя же запретить людям сплетничать. На самом деле, у меня самый обычный дом, с обычным числом углов. Но мы сцепились по поводу того, какой дом лучше - прямоугольный как у нас, или круглый, как здесь. Я взялся защищать углы, и мои унтер-офицеры меня заклевали. Они эти углы раздули…
- Вы давно вместе? Я имею в виду, с женой.
Команданте стал сосредоточенно загибать и разгибать пальцы.
- Зависит от того, как считать, - пояснил он, - Не меньше пяти лет - это точно, потому что нашему старшему пять. Но не больше семи, потому что папа купил мне дом на окончание колледжа. А знакомы мы лет пятнадцать. Мы же деревенские. Я – из одной деревни, она – из соседней. У нас вообще так принято… Ну, типа, традиция. Обычай…
- Обычай, - задумчиво повторила Эстер, - Жена нянчится с детьми, а муж где-то далеко, воюет на какой-то войне… Ведь ваш дом далеко отсюда, я права?
- В последнем – да. В остальном - нет. С мелкими возятся, по обычаю, наши мамы. Мы оба работаем, и жена, и я. Жена проектирует игрушки-мобики, а я, это... – он почесал макушку и добавил, - Только вы не подумайте, что мы с ней вообще не занимаемся детьми. Когда я приезжаю, мы решительно отбираем их у бабушек и недели на четыре - пять вжжжж! А потом – дома. У меня длинные отпуска. Дома – здорово. Когда мы дома, там всегда куча детей. И наших, и соседских. Понимаете - новые игрушки, которых еще ни у кого нет.
Эстер кивнула, но на всякий случай уточнила:
- Игрушки, которые проектирует ваша жена?
- Да. Это такие простые мобильные штучки с радиоуправлением от woki-toki.
- Простые штучки, - медленно произнесла она, как будто пробуя слова на вкус, - Когда слушаешь вас, команданте Хена, то кажется, что жизнь – это простая штучка, и смерть - это простая штучка… За что вы воюете, команданте? Только не говорите, что это - тоже простая штучка, что это – просто работа, за которую вам платят. Я не поверю.
- Почему? – спросил он.
- Потому, что такое нельзя купить за деньги. Вы не похожи на наемника.
- Правильно. Я - не наемник. Я - солдат.
- Наемник – это солдат, воюющий за деньги, не так ли?
- Не так. Солдат не воюет за деньги. Солдат делает свою работу. Война – это только ее часть. Деньги солдату платят потому, что любой общественно-полезный труд должен быть оплачен. Иначе получится, что общество ограбило солдата. Присвоило его труд, ничего не дав взамен. Тут то же самое, что с врачом, или полисменом, или пожарным.
- У вас опять все стало просто… Хотя, нет, не все. Вы сказали, что война – только часть вашей работы. Тогда что – целое?
Старлей глубоко вздохнул и процитировал первый пункт генеральной инструкции: «Работа солдата и армии, как системы - не допустить, чтобы какие-либо организованные вооруженные формирования причинили вред жителям, их жизни и здоровью, их быту и хозяйству, или принудили жителей к чему бы то ни было путем угрозы таких действий. Выполняя свою работу, солдат и армия, как система, нейтрализазуют социально-опасные организованные вооруженные формирования, уничтожая их живую силу, их технику, их материальную базу, их управление, их информационный и экономический потенциал».
- Это где-то написано? - спросила Эстер после паузы.
- Да. Это – инструкция, под которой я расписался, когда поступил на работу в армию.
- В армию какой страны?
- Моей, - ответил он, - Вы извините, Эстер, но я не могу сейчас сказать больше. Если я скажу, то под угрозой окажется жизнь очень многих хороших людей. В том числе – тех, что живут здесь. В этой стране. В этой деревне… Вы понимаете?
- Чем больше я вас слушаю, тем меньше я понимаю. У меня в голове все путается.
- Это потому, что ты слишком много думаешь, - авторитетно заявила Ллаки.
Юная африканка выглядела совершенно отдохнувшей, свежей, и ничуть не заспанной. Эстер посмотрела на нее с немного грустной улыбкой.
- Тебе кажется, что думать – это плохо?
- Нет, - ответила Ллаки после короткого размышления, - Думать, как что-то сделать - это хорошо. А думать вообще – это плохо. Сидит человек и думает: мне нечего есть. Зачем думает? Еда от этого не появится, и он будет умирать. Это плохо. Другой человек думает: как добыть еду. Он придумает, будет добывать еду, и не умрет. Это хорошо. Или еще так. Все думали: нас грабит адмирал Букти. Все думали - он грабил. Плохо. Команданте Хена думал: как сделать, чтобы он не грабил? Придумал и сделал. И адмирал Букти не может грабить, потому что его солдаты стали мертвые. Хорошо. Я понятно объяснила, да Эстер? А теперь пойдем плясать. Я тебя буду учить, как плясать под барабан.
- Вот это правильно, - одобрил старлей, - А я буду спать. Со вчерашнего дня мечтаю.
Он сдвинулся подальше в тень, повернулся на правый бок, и мгновенно заснул. Ллаки нетерпеливо потянула Эстер за руку.
- Ну, пошли! Пусть команданте Хена спит.
- Да, действительно, - согласилась американка, и позволила Ллаки тянуть себя в сторону военного городка, где продолжалось гульбище.
…
Поставленная на треногу водяная бочка с патрубком – это приемлемая замена душу, но никак не морю, к близости которого Хенаоиофо привык с самого рождения, как к чему-то само собой разумеющемуся, как свет днем и темнота ночью. Стоя под тонкой струйкой прогретой солнцем воды, он пытался представить себе, что рядом шумит прибой, но у него не хватало фантазии. Кроме того, его отвлекал человек, наблюдающий за ним из густой тени, справа от штабной палатки (яркая растущая луна была слева, на пол-пути к зениту). Хена старался делать вид, что не замечает наблюдателя, чтобы не портить тому азарт, но убедительно сыграть не получилось. Слишком спокойно он отреагировал на стремительно метнувшееся тело, которое прыгнуло ему на спину.
- Так не честно! – заявила Ллаки (а кто же еще), - Ты меня видел!
- Я тебя слышал, - поправил Хена, - Ты шуршала.
- Нет, ты подглядывал!
Она соскользнула с его спины и теперь оказалась перед ним. На ней была надета только одна цепочка из черных бусинок, почти неотличимых от капелек воды на черной коже.
- Я не мог подглядывать, я стоял спиной к тебе.
- Значит, у тебя глаза на затылке. А ты знаешь, что я танцевала для тебя? Потому, что я выиграла тебя в монетку. Мы играли вшестером. Правда, я немножко жульничала, но никто не заметил, значит все честно.
Изложив это длинное и несколько сомнительное умозаключение, она встала под струйку воды, подняла руки над головой, и медленно повернулась так, чтобы показаться ему со всех сторон. Потом она сделала пол-шага в сторону, и спросила:
- Ну, как?
- Красиво. Но вообще-то разыгрывать человека в монетку, не сказав ему ни слова…
- Так вот, я же тебе сказала, - перебила она, - пошли к тебе в шатер, а то у меня дома тетя, она будет до полуночи греметь горшками, а потом до утра храпеть.
- У меня там подстилка вот такой толщины, - предупредил он, показав двумя пальцами зазор примерно полтора дюйма.
- Большое дело, - фыркнула Ллаки, - мы же не спать собираемся. У тебя презики есть?
- В индивидуальной аптечке военнослужащего, - строго сказал команданте, - должно находиться не менее 2 упаковок презервативов по 12 изделий в каждой.
…
Примерно в середине ночи, после второй серии камасутры, Хена просто выключился, лежа на спине, а хитрюга Ллаки устроилась на нем сверху, и тоже заснула. С ее точки зрения, тонкая фибротоновая подстилка, служившая команданте постелью, отлично годилась для любви, но совершенно не подходила для сна. На самом команданте было гораздо уютнее. Наверное, они бы проспали подольше, но ему стала сниться какая-то ерунда (которую потом так и не удалось вспомнить), и он, рефлекторно перекатился в сторону, схватив лежащий под правой рукой пистолет-пулемет.
