- Тогда другое дело, - серьезно сказал Хена, - И спасибо за кофе. Знаешь, одна кружка кофе, поданная юнгой Сэнсом адмиралу Нельсону, решила дело в морской битве при Трафальгаре. Без этой кружки мировая история пошла бы иначе. На войне нет мелочей. Именно это я сейчас стараюсь объяснить Виллему. Пока что, он мне не верит.
- Такое впечатление, что вы управляете не армейской группой, а цехом, где собирают автомобили по японской системе «kanban», - заметил тот.
- Так и должно быть, - согласился Хена, - И там и там – бизнес, основанный на качестве поставок и операций по принципу «полностью, точно и в срок, на каждом участке».
В качестве рефрена, вдалеке прозвучал утробный вой, перешедший в тот звук, средний между кашлем и лаем, который называют «хохотом гиенны».
- Боже, - тихо сказал Виллем, - сейчас будет то же самое, что позавчера. Слушайте, Хена, вы же не дикарь, вы из какой-то развитой страны – не знаю из какой, это и не важно. Как вы можете спокойно пить кофе, слушая, как гиена готовится сожрать раненного?
- Поврежденную боевую единицу противника, - уточнил тот, - Если я сейчас окажу ему какую-то помощь, то подам своим бойцам пример грубого нарушения реальных законов войны. Этот поступок, в итоге, приведет к гибели десятков жителей, которых мы пришли защищать. Вы уверены, что я должен пожертвовать этими хорошими людьми?
- Это – абстракция, - возразил электрик, - А тот человек на дороге – конкретен.
- Это – не абстракция. В детстве папа читал мне старый британский стишок про войну:
Не было гвоздя - подкова пропала.
Не было подковы - лошадь захромала.
Лошадь захромала - командир убит.
Конница разбита - армия бежит.
Враг ворвался в город, пленных не щадя,
Потому что в кузнице не было гвоздя.
Если бы я позавчера сделал так, как вы предлагаете, то мне бы не хватило какого-нибудь гвоздя, и сюда пришел бы не я, а адмирал Букти. Тогда ни вас, ни Ллаки, уже не было бы в живых. Война всегда конкретна. Конкретные жители, которые погибли или не погибли. На любой локальной войне, ведущейся, якобы, по конвенциям, о которых вы тут сказали, на одну уничтоженную вооруженную единицу приходится 30 погибших мирных жителей.
- Не может быть! – вырвалось у Виллема.
Команданте пожал плечами.
- Не верите мне – могу прямо сейчас показать статистику в интернете.
- Нет, я вам верю, но… Ведь конвенции запрещают расправы над мирными жителями.
- Виллем, мы же взрослые разумные люди, - укоризненно сказал Хена, - чему вы верите? Своим глазам, или какой-то сраной бумажке, написанной политиканами, чтобы убедить болвана-избирателя, что, мол, война ведется с соблюдением норм гуманности? Какая, в жопу, гуманность, если война сама по себе - это систематическое истребление людей?
- Знаете, что мне по поводу вас сказала Эстер? – спросил электрик.
- Нет, конечно. А что?
- Что вы – мастер ставить все с ног на голову, но что в этом есть какая-то логика. Теперь мне понятно, что она имела в виду.
- Э, нет, - возразил Хена, - я как раз стараюсь поставить все с головы на ноги. Вот когда авиация некой страны забрасывает бомбами деревню с тысячей жителей, где, по слухам, есть десяток экстремистов – это с ног на голову. Когда солдаты этой страны бегают по горам, охотясь за тем же десятком экстремистов, а их президент дружит с исламской сволочью, производящей таких экстремистов тысячами – это тоже с ног на голову. Но у нас ни хрена не такая война. У нас все по-настоящему… У вас крепкие нервы, Виллем?
- До известного предела, - осторожно ответил тот, - а к чему это предисловие?
- На рассвете, когда не будут действовать факторы риска, мы займемся осмотром нашей ночной добычи. Как мне подсказывает интуиция, они шли в Макасо не случайно. А если так – то возможны материальные подтверждения. В общем, сами увидите.
- А мне можно? – спросила Ллаки.
- Тебе-то зачем? - удивился старлей.
- А ты мне дашь камеру, и я буду снимать репортаж. Мы с тобой договорились…
- Стоп, я понял, - перебил он, - ОК, идешь с нами.
Электрик насторожился.
- О чем это вы?
- Ну, - начал сочинять старлей на ходу, - Мне нужен местный военный корреспондент, а где я его возьму? Хорошо, что Ллаки согласилась. Но давайте договоримся: пока все останется между нами. Ллаки, тебя это особенно касается, ты поняла?
- Угу, - немного обиженно сказала девчонка, - Поняла, не дура.
- Вот и хорошо, - сказал он, слегка потрепал ее по затылку и, повернувшись к Виллему, спросил, - так вы идете с нами?
- Пожалуй, да, - решил тот, - есть вещи, которые надо увидеть своими глазами… Кстати, команданте Хена. Вот «Toyota» производит автомобили, «Sony» - телевизоры, и т.д. Вы говорите, что у вас тоже бизнес. Но, вы-то ничего не производите! Никакой продукции!
- Наша продукция – это мир, - сказал старлей, - Самый обыкновенный мир. Просто здесь мы его еще не доделали.
18 – ТЕКУЩИЙ МОМЕНТ.
Дата/Время: 2 сентября 22 года Хартии. День.
Место: Меганезия, округ Социете, о-ва. Халл.
Луна online.
- Вы не поняли, - лениво произнесла Омиани, - Никуда они не линяют.
Кианго удивленно посмотрел на нее, а потом хлопнул себя ладонью по лбу.
- Точно! Это же в любом детективе есть! Они, типа, подставные. Их сажают в каталажку, а бабки уже у других. Еще бывает, что в каталажке им чего-нибудь подсыплют в пайку, и тогда вообще концы на дно.
- Зачетно, - поддержала Поу, - только надо успеть подсыпать, пока они не разболтали.
- Ага. Иногда они сразу при аресте выпадают из окна, - со знанием дела, сказал юноша.
Омиани зевнула.
- Вы опять не поняли, детки. Никто никуда не выпадает. У янки есть пословица: «Украл бутылку – сел в тюрьму, украл железную дорогу – сел в Сенат». Это четко работает, если публичная касса принадлежит государству, а не людям. С тебя взяли налог, и все, это уже не твои бабки, и тебя не волнует, если какой-то вор переукрал бабки у того вора, который украл их у тебя. Когда налоги собраны, дальше идет просто их дележка между оффи.
- Делят не все, - уточнил Панто, - Кое-что откладывают и раздают самой гнилой публике. Это называется «избирательный фонд», на нем система и держится. Еще в Древнем Риме сенаторы скидывались в такой фонд, и устраивали гладиаторские игры с раздачей хлеба.
- Даже пословица есть: «Хлеба и зрелищ», а по-латыни: «Panem et cincerses», - добавила Омиани, - Я до революции училась в римско-католической школе, что-то еще помню.
Жанна всплеснула руками:
- Слушайте, ну что вы такое говорите, а?
- Верно, мы куда-то съехали, - согласился Панто, - Я имел в виду, что капризы хороши в меру. Вот, Бимини 13 лет, самый переходный возраст, но Крис ее разумно воспитывает, и у нее нормальные капризы, без экстрима. А для Уиры и Тиа, любые капризы…
- Ну что вы все набросились на Уиру! – не выдержала Рити, - Ей хочется иметь детей от всех любимых мужчин. Это же классно! И вообще она такая… Такая…
- Остынь, детка, - спокойно сказал Крис, - Никто же не спорит, что Уира - замечательная женщина. Понятно, что она хочет все успевать. Киты. Циклоны. Перелеты через океан по диагонали. Много любимых мужчин. Много красивых детей. Это здорово. Но когда мама появляется два раза в месяц, детям этого мало, даже если она привозит центнер подаров.
- А ребенку, маме которого 14 лет, нужна бабушка, - добавил Юео.
- Ну и что, что Тиатиа 14 лет? – возразила Поу, - Зато она очень организованная!
- Это точно, - согласилась Феиве, - Всех нас организовала в одну коллективную бабушку. Вот, я тебя сейчас тоже организую. И тебя, Рити, тоже. Жоли, Юео, поплыли на Циркус, вдруг там дельфины? А к обеду вернемся. Или к ужину.
Поу и Рити оглянуться не успели, как у каждой из них на руках оказалось по младенцу, а Феиве и Юео вместе с сыном, на хорошей скорости плыли к дальнему углу лагуны.
- Артисты! - с оттенком одобрения прокомментировал Панто.
- Слушайте, как это вообще случилось? - спросила Жанна,
- Что именно? – уточнил экс-сержант.
- Я имею в виду, как 14-летняя девочка стала мамой.
- Как-как… - он пожал плечами, - как все. Будто у вас в Канаде так не бывает.
- Бывает, конечно. Но вы так спокойно к этому относитесь....
Панто отрицательно покачал головой.
- Я не спокойно отношусь. Ребенок – не игрушка, и нечего потакать таким капризам. Но кто меня тут послушает? Когда Уира в 16 лет, на пятом месяце беременности, гоняла на спортивном «Крикете» за 200 с лишним миль в Тубуаи, и я сделал ей замечание…
- Когда Марси делала то же самое, ты почему-то, молчал, – перебила Омиани, и пояснила для Жанны, - Марси – это vahine нашего старшего сына.
- Но ей было уже почти 18, - возразил он.
Омиани саркастически хмыкнула:
- Огромная разница, да?
- Да, представь себе! Огромная! А между 14 и 18 - вообще астрономическая! Когда 14-летняя девушка говорит: «я хочу ребенка» - это каприз! Она не ребенка хотела, а хотела быть, как мама, потому что мама круче штормовой волны и зажигает, ярче солнца.