чего? — нахмурилась Крис. — Ударить, что ли, успели? Ты говори, не стесняйся, мы их на место поставим. Кстати, твоему Питерскому я планирую рассказать о нападении на тебя в школьном туалете бешеных индюшек.
— Нет, — покачала я головой, убирая руку с живота. — Всё нормально. Зачем ты ему хочешь рассказать?
— Я думаю, он их накажет куда веселее, чем мы или директор гимназии.
— Думаешь, стоит?
— Почему нет? Пусть не творят беспредел.
Она повернулась ко мне, закончив красить губы.
— Будешь? — протянула она мне тюбик с помадой.
— Нет, — покачала я головой. — А ты-то откуда взялась у нас в гимназии? И почему Архип на тебя такой злой?
— Потому что мажор и придурок!
— Э-э…
— Я в его тачку пару дней назад на велосипеде влетела. Он сам нарушал. Я задела рулём и педалью дверь его машины и нехило навернулась. Но вместо того, чтобы спросить, как я себя чувствую, стал предъявлять по поводу ремонта двери. Урод… Как и все в этой супергимназии. Кроме тебя, конечно. Ну и Питерский мне ещё нравится, несмотря на то, что хам.
Она словно озвучивала мои собственные мысли по поводу учеников этой элитной гимназии и мажорах. Только насчет Питерского у меня иное мнение, такое же, как у неё об Архипе. Надо же, а мне, несмотря на часто наглое поведение улыбчивого кота Архипа, он мне больше нравился, чем нет.
— А ты не ушиблась? — спросила я. Она не выглядела жертвой ДТП.
— Ну, ушиблась, конечно, — ответила Крис и немного подняла юбку. — Вон до сих пор болячка под коленкой. Но ничего смертельного. Только этот придурок денег требует за покраску крыла, а у меня их нет.
— Вот засранец, — хмыкнула я. — Они, оказывается, с Питерским не зря дружки — тот почти такой же.
— Да? Ну так мажоры оба. Но мне показалось, Питерский не такой говнюк.
— О-о… Ты плохо его знаешь!
— Возможно… Откуда бы. Но Архип… Вот прям отборный придурок. Так бы и придушила бы.
— Он того не стоит, — развеселилась я от того, как Крис крыли эмоции по поводу Архипа. — Так ты откуда приехала?
— Да мы в этом же городе и жили, только в другом районе, — ответила Кристина. — Мама работала в элитном супермаркете, там познакомилась с состоятельным мужчиной, замуж второй раз выскочила. А у её мужа есть дочь взрослая, шестнадцать лет. Отчим решил меня засунуть в школу к Динке, чтобы удобнее возить было нас, да и образование здесь намного лучше. Я в одиннадцатый класс, а она — в десятый пошла. Так и я оказалась в вашем классе. И просто задница как этому рада…
Она вздохнула, а я снова рассмеялась. Я, как никто, её понимала. Я здесь такая же чужая, как и Кристина. Даже спустя год.
— О, звонок! — отметила блондинка, снимая сумку с подоконника. — Пойдём, нас ждут великие дела!
Мы обе вышли в коридор и ринулись к классу — урок начался.
Глава 14
Катя
Во время урока в класс принесли записки, чем очень порадовали учителя географии. Рома получил их много, но и я не осталась в стороне. Я получила лишь одну «валентинку», но всё же получила.
Развернула открытку с сердечками.
«С Днём Любви, Катя! Ты и так знаешь, что очень нравишься мне, но, пользуясь случаем говорю это прямо. Пойдём в кино? Твой Д.»
Попов. Кто же ещё…
Я улыбнулась сама себе. Приятно получить такие слова любой девушке. Но насчет кино я сильно сомневалась…
Питерский наблюдал за мной. Пытался подглядеть, что внутри открытки. К своим открыткам так и не притронулся.
— Что? — спросила я, закрывая открытку и убирая на другой конец парты.
— От кого записка?
— Рома, это МНЕ записка, — вздохнула я. — И тебе необязательно знать, от кого она.
— Это Попов?
— У тебя полно своих записок — вот их и читай. Я же не спрашиваю, кто тебе пишет…
— Девчонки, — ухмыльнулся он. — Так всегда было.
— Ну вот и радуйся своей популярности, а от меня отстань.
— Кто её написал? — настаивал он.
— Парень, — подняла я брови вверх.
Взгляд серых глаз мигом стал темнее, черты лица ужесточились, а губы превратились в одну линию. Что это с ним? Питерский… ревнует?
Он протянул свою длинную лапу и просто взял мою открытку.
— Эй, куда! Это моё!
— Щас прочту, и будет твоё, мне не надо.
— Отдай! — хватала я его за руки, но без толку — у него они длиннее.
— Нет!
— Питерский и Романова — я вас удалю с урока и выдумаю изощрённое наказание, если вы немедленно не займётесь географией вместо открыток!
— Тихо, Романова, — сказал он мне. — Ты же не хочешь тоже мыть полы.
Он опустил открытку под парту и прочёл текст. Желваки заходили ходуном. Он небрежно бросил её мне на колени.
— Принц, мля…
— Он хотя бы открыто говорит, что я ему нравлюсь.
— И что?
— А не стесняется этого как дурак.
— …Рад за него.
Свои записки Рома небрежно сгреб в мусорное ведро после урока…
* * *
— Итак, ведро готово для вас, Роман!
Мы втроём после занятий вернулись в класс алгебры, который теперь предстояло нам помыть. Он снова был таким же пустым, как и в тот день, когда Питерского наказали одного. Всё было точно так же, и это навеяло воспоминания…
Как Рома притащил меня сюда на плече, как мы оказались наедине, как он нарушил моё личное пространство, заставил почти сесть на учительский стол и пытался поцеловать… А я ему тогда по морде залепила…
Так выходит, что я ему нравлюсь, но после всех придирок ко мне так просто не скажешь об этом, и поэтому он творит всю эту дичь?
Или
