Добравшись до места, откуда были видны и поднятый мост над речкой Малахиткой, и огромные походные шатры воеводы и княгини Ольги, стоявшие рядом, старик устроил небольшое представление. Медведь плясал и приседал под дружные хлопки зрителей, потом несколько раз колесом прошелся по кругу, уморительно кланяясь после каждого кувырка. Успех был полный. Воины, боявшиеся вначале подойти к свирепому хищнику ближе пяти саженей, после выступления осмелели настолько, что стали тесниться вокруг него, стараясь похлопать бурого гиганта по плечу. Милаву - а это был именно он в медвежьей ипостаси - такая фамильярность не понравилась. А когда некоторые из храбрецов стали дергать его за длинные, свалявшиеся космы на животе, пытаясь, наверное, определить - настоящие ли? - тут он не выдержал. Оскалив огромную пасть, недвусмысленно намекая на желание отобедать чьей-нибудь особенно глупой головой, он шагнул на рассыпавшихся сразу зрителей. Однако и эту выходку медведя многие приняли за часть представления и продолжали тесниться вокруг него, требуя повторить наиболее понравившиеся номера. Кудесник незаметно подмигнул Милаву, на что тот ответил тяжелым вздохом.
Добрых полчаса пришлось валяться Милаву в пыли, пока старик не потребовал отдыха для медведя. Он повел зверя ближе к лесочку, что тянулся к самому шатру тысяцкого. Воины медленно разошлись, громко обсуждая каждую ужимку медведя-танцора. Остался лишь один, который никак не хотел оставить лохматого плясуна в покое. Он то забегал перед медведем, делая зверские рожи, то отставал, изображая походку косолапого, и при этом смеялся тонким икающим смехом.
- Ну и забавная, и - ик у тебя морда, и - ик! - гнусавил прилипчивый зритель.
Это переполнило чашу терпения Милава. Он повернулся к назойливому зеваке и, четко выговаривая слова, произнес, глядя в поросячьи глаза надоевшего икалы:
- А ты свою-то морду в ручье видел?
Икала перестал хихикать, и очередной "ик" запечатал ему горло. Он бесшумно открывал и закрывал рот - как рыба, выброшенная на берег, и круглыми глазами смотрел на медведя, который, потеряв к нему всякий интерес, последовал за стариком.
- Что ж ты, Милав, подождать не мог? - укоризненно проговорил кудесник.
- А чего он?..
- Ухоня, - попросил Ярил, - посмотри за этим пустоголовым - как бы чего не выкинул.
- Ну, это мы мигом! - отозвался ухоноид, обрадованный тем, что и его помощь наконец-то потребовалась.
Старик с медведем расположились на взгорке в пределах прямой видимости от шатра тысяцкого.
Милав опустился на траву и недовольно проговорил:
- Получается, что я зря представление устраивал, - хоть бы чего пожевать перепало...
Кудесник ничего не ответил. Он внимательно осматривался по сторонам, иногда замирая и прислушиваясь к своему внутреннему голосу. Вернулся Ухоня и доложил, что бестолковый "икун" оказался местной достопримечательностью пожинал лавры незабвенного юродивого Рыка, так что его горячечной болтовни можно не опасаться.
- А что новенького у вас? - вопросом закончил свой доклад неунывающий ухоноид.
Медведь пожаловался на то, что фурор, произведенный его выступлением, не принес ему ничего, кроме боли в спине и прилипшего к позвоночнику желудка.
- Тихо... - вдруг сказал кудесник, глазами показав на приближающегося к ним росомона в богатой одежде. Ярил сразу узнал милостника князя Вышату и поглубже нахлобучил на глаза мятую шляпу.
Вышата шел уверенным шагом. Глаза его спокойно смотрели на старика, в них не было ничего, кроме счастливой молодости.
- Воевода Тур Орог просит посетить его шатер, - сказал, подойдя, Вышата.
Слова его были обращены к старику, но смотрел он на медведя. Впрочем, ничего настораживающего в его взгляде не было. Старик поклоном ответил на предложение и потянул за ремешок своего лесного друга.
- Пойдем, косолапый, покажем твое искусство воеводе, - сказал кудесник низким хриплым голосом, и Милав сразу понял, о каком "искусстве" идет речь. Он резво вскочил на задние лапы, смешно отклячив тугой зад: уж больно кушать хотелось!
Стражников у входа стояло шестеро и в самом шатре столько же. Кудесник внимательно приглядывался ко всему - особенно обращал внимание на то, как вели себя воины. Их поведение особых волнений не вызывало - в меру разговорчивы, в меру настороженны в присутствии странных гостей. Кудесник внутренне вздохнул с облегчением - незримого присутствия Аваддона он не чувствовал. Осталось приглядеться к Туру Орогу, и можно будет спокойно раскрыть свое инкогнито.
Воевода сидел на широкой скамье и ждал, когда огромный медведь протиснется мимо стражей в центр шатра - здесь было просторнее. Кудесник, бросив короткий взгляд на Тура Орога, сразу заметил, как постарел и осунулся воевода за те дни, что они не виделись. Глубокая складка залегла между бровей, словно разрезав лицо пополам, в волосах заметно прибавилось седины, и глаза смотрели уже не так радостно и задорно, как в момент их последней встречи. Всего несколько мгновений понадобилось кудеснику, чтобы убедиться - перед ним настоящий воевода и никакая злая воля над ним не властна.
Тур Орог широким жестом пригласил старика подойти поближе.
- Вышата молвит, что медведь твой зело умен. Так ли это?
- Да ты и сам в этом убедиться сможешь, - ответил старик, - медведь-то не простой - он речь людскую разумеет.
- Быть того не может! - не поверил Тур Орог. Его печальные глаза на миг вспыхнули былым задором.
- А ты испытай его!
Воевода с сомнением посмотрел на старика, но все же попросил:
- Не подашь ли ты мне, Михайло Потапыч, корчагу меда со стола?
Все, кто был в шатре, замерли. А медведь, вихляя огромным задом, притиснулся к столу, поискал чего-то глазами и взял мохнатой лапой серебряный кубок с остатками питья. Все ахнули. Медведь же как ни в чем не бывало поковылял к воеводе и протянул ему кубок. Онемевший Тур Орог принял из лап медведя питье и восторженно воскликнул:
- Старик, да ты просто кудесник!
- Конечно, - отозвался старик, - меня так все и зовут - Ярил-кудесник!
Глава 3
ТАЛИСМАН ЗДЕСЬ!
Аваддон находился в одрине князя Годомысла. Он сидел в широком кресле, которое принес для него Кальконис, стоявший здесь же с видом виноватой собаки. Чародей смотрел на Годомысла, скованного непреодолимой завесой всесокрушающего времени, и думал о бренности своего существования. Полный провал всех его попыток вернуть Талисман повлиял на него очень сильно. Теперь он почти все время проводил в глубоких раздумьях и даже перестал превращать Калькониса во что попало - от солидной лужи, что напустил слепой мерин перед княжескими хоромами, до клубка дождевых червей, на которых местные мальчишки-сорванцы ловили прекрасных осетров.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
