В возгласах толпы чувствовалось радостное предвкушение жестокого зрелища, люди, как стервятники, хотели увидеть кровь и страдания поистине великого преступника. Как-никак, Бейв Цареубийца стал первым магом, который вошел в историю империи только своими злодеяниями.
Стоя среди беспричинно радостных зевак, я не переставала задаваться вопросом — откуда взялась вся эта ненависть? Что плохого сделал Бейв всем им — крестьянам, ремесленникам, торговцам? Отчего же они так хотят увидеть его мучительную смерть?
Молва все чаще подхватывала слово «восьмикружие», и многие с уверенностью утверждали, что Цареубийца достоин только такого наказания. Я не знала, как к этому относиться — с одной стороны, я прекрасно понимала, сколь сильным ударом для Бейва станет подобный приговор, а с другой, восьмикружие, длящееся восемьдесят дней (если Бейв не умрет раньше), дает мне больше времени для разработки плана по его спасению. Если же Синк прикажет казнить парня ну, к примеру, завтра, то мне придется нелегко. Я буду вынуждена работать грязно, не заметая следы, что станет огромным риском для нас обоих. Нас станут искать и, в конце концов, найдут.
Я все еще лелеяла надежду, что смогу вызволить Бейва незаметно, к примеру, подстроив его «смерть» или вызвав в тюрьме какой-нибудь переполох, большую проблему, решение которой будет важнее, чем поиски беглеца. Возможно, для этого мне придется прибегнуть к помощи кого-нибудь из братства, но я знала, что ни Лорента, ни Тадар никогда не откажут мне, даже под страхом наказания.
Меня оттеснили к стене какого-то дома, когда толпа стала освобождать дорогу для королевского экипажа. Синк должен был приехать на главную площадь, выступить там с обращением к народу и принять корону, надев ее на голову на глазах тысяч горожан.
Когда роскошная карета показалась из-за поворота, люди, стоящие возле меня, взревели от восторга. Они махали выглядывающему из окна экипажа принцу, некоторые девушки посылали ему воздушные поцелуи и притворно краснели, когда мужчина касался их мимолетным взглядом. Мне стало смешно от этого зрелища — неужели эти простушки думали, что овдовевший король возьмет в жены неотесанную крестьянку?
Я натянула капюшон чуть сильнее, когда карета проезжала прямо мимо нас. Скорее всего, меня невозможно было разглядеть за спинами зевак и стражников, что окружили короля со всех сторон, но риск все равно оставался — Синк сможет узнать меня даже лысой, с лицом, обожженным кислотой и без обеих рук. Я жила рядом с ним слишком долго, чтобы маскировка Долорес Имберлит подействовала и на принца.
Но опасность миновала — карета ехала дальше, встреченная овациями и радостными возгласами. Люди рядом со мной зашевелились, ведомые желанием протолкнуться к площади, чтобы послушать обращение. И приговор. Именно поэтому я потащилась вместе с ними, нагло распихивая всех тех, кто истуканом застыл на месте.
Город украсили по случаю коронации, но докучливый снег, который завалил все улицы, донимая нас каждый день, сделал яркие флажки мокрыми тряпками, а королевские знамена заставил поблекнуть. Дорогу к площади старательно расчистили, но подлые снежинки уже успели обновить тонкий снежный слой, покрывающий брусчатку. Бедный король — испачкает и промочит свою кипельно-белую парадную накидку!
До площади оставалось метров двести, но это расстояние мы преодолевали минут десять, если не больше. Я вышла из себя настолько, что была готова угрожать людям кинжалом, чтобы они пропустили меня вперед. Я должна слышать каждое его слово, должна знать, какую судьбу он избрал для Бейва.
С горем пополам мне удалось протиснуться ряд, наверное, в десятый, и оставалось только надеяться, что гул окружавших меня голосов стихнет, когда Синк заговорит, и мне удастся расслышать отсюда хотя бы большую часть его речи.
Король выбрался из экипажа и поднялся на постамент, придерживая в руках длинную белую накидку, крепящуюся на плечах золотыми застежками. Его волосы были чуть темнее роскошного расшитого камзола, безупречно сидящего на широких плечах, а лицо, как всегда, не выражало ничего, кроме каменного спокойствия. За это Синка хотелось уважать и ненавидеть одновременно, словно он был не человеком, а каким-то механизмом без души и чувств.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Со всех сторон короля охраняли гвардейцы — они сдерживали напирающую толпу, следили за порядком и стояли за спиной Синка как надежный живой щит. Капюшон моего плаща был глубоким — он надежно скрывал лицо — да и подозрений моя персона тоже вызвать не должна: многие горожане точно так же закрывали голову от снега. Таких же безликих, как я, свидетелей здесь — сотни!
Чуть поодаль, в стороне от гвардейцев, стоял смутно знакомый человек, которого я не раз видела в замке. То ли он был казначеем, то ли каким-то учителем — я не помнила — но сейчас этот сгорбленный старик держал в руках сверкающую корону, украшенную множеством драгоценных камней. Издалека я видела ее много раз, но в руках держать не приходилось, и все же я была почти уверена, что корона — штука тяжелая. В прямом и переносном смысле.
Меня била нервная дрожь на протяжении тех долгих минут, пока Синк клялся в верности своему народу, присягал оберегать каждого человека в империи и быть гарантом справедливости. И сразу же после этих слов он вынесет приговор невиновному человеку! Ложь, какая же наглая ложь!
Под всеобщие овации, которые буквально оглушили меня, на голову новоиспеченного короля бережно опустили корону. Я подняла на него глаза не сразу, мгновенно об этом пожалев — захотелось плюнуть в эту наглую, самонадеянную рожу. У меня начинала болеть голова от всех этих навязчивых звуков, тревожных мыслей и гнетущего предчувствия. Порошок Эгерды успокаивающе оттягивал карман, но я понимала, что мне не удастся снять боль, пока все это не закончится. Оставалось терпеть и ждать. А дальше — действовать по обстоятельствам.
У меня было припасено несколько вариантов развития событий, в зависимости от приговора, который Синк вынесет Бейву. Любой из них предполагал мои решительные действия, и я была к ним готова. Тадар и Лорента вооружили меня до зубов, и не только ножами и ядами. Было в моем арсенале кое-что не такое действенное, но не менее интересное.
— Нам осталось поговорить еще об одном деле. — Изрек Синк, и толпа замерла, все затаили дыхание в ожидании приговора для Бейва.
Я не заметила, как закусила нижнюю губу, едва не пустив кровь, ногти впились в ладонь, а сердцебиение участилось. Король продолжал:
— Бейв Цареубийца будет наказан по справедливости. Я долго терзался, принимая это трудное решение, но полагаю, вы все догадывались о нем, — Синк сделал паузу, скользя взглядом по собравшимся, — Человек, убивший моего отца, законного императора, присягнувший на верность обществу Шипа, возглавляемому беглым каторжанином, и едва не взорвавший королевский замок, приговаривается к самому суровому наказанию Зотерской империи. Восьмикружие. Первый этап назначаю на завтрашний полдень.
В сердце у меня что-то кольнуло, да так больно, что я испугалась рухнуть в обморок. Я почти не слышала тех криков, в которых утонула огромная толпа, радуясь предстоящим зрелищам. До последнего я, как конченная идиотка, надеялась, что Синк не поступит так жестоко.
«Нет, Милит, посмотри на это с другой стороны» — успокаивала себя я, — «Ты выиграла время».
Бейв может не пережить и первый этап. Он представления не имеет, что это такое.
Нет, все это бред. Бейв сильный, я видела своими глазами, как он боролся на каждой нашей тренировке, как совершенствовался и учился терпеть боль. Он выдержит удары плетьми, а может, и пытки.
Но только со мной.
Рука инстинктивно опустилась на сумку, где лежали «подарки» Тадара. Нужно уходить отсюда, пока не началась давка, из которой я смогу выбраться в лучшем случае через час.
Я много раз думала о том, что мне предстоит делать, если Бейва приговорят к восьмикружию. Он должен знать, что я приду за ним, обязательно приду. Подать ему какой-нибудь знак невозможно, оставалось только…
