сверкающее сталью двойное лезвие. Что меня насторожило? – подумал я. У каждой женщины есть такой станок. И ничего удивительного, что…
Я надавил на маленькие круглые кнопки, и блочок лезвия упал мне на ладонь. Положив станок на прежнее место, я подошел к двери, прислушался, затем открыл замок и вышел в коридор.
Вернувшись к себе, я с порога кинулся в туалет, опустился на колени и заглянул под унитаз. Мизин таким способом умудряется зарабатывать деньги, подумал я, доставая из-под никелированной трубы выброшенное вчера двойное лезвие, очень похожее на то, которое я крепко сжимал в кулаке.
Потом сел за стол, включил лампу и положил перед собой оба лезвия.
Мне не понадобилась лупа – обязательный атрибут всякого уважающего себя сыщика. И на одном, и на втором лезвии, на верхних ребрах блочков, без труда можно было рассмотреть мелкие царапины, оставленные одними "клешнями" станка. Эти царапины напоминали остроугольные "галочки", и были настолько похожи друг на друга, что их по ошибке можно было принять за фирменные логотипы.
27
Я выскочил в коридор, с яростью распахнув дверь каюты. Если бы в этот момент Мизин стоял рядом, растопырив ухо, то его отбросило бы к двери кают-компании. Я ударил кулаком в дверь Алины. Дверь была заперта, за ней стояла могильная тишина. Взлетев по лестнице, я заглянул в салон, оттуда поднялся на палубу, пробежал вдоль борта до кормы, собрав удивленные взгляды Стеллы, генерала и госпожи Дамиры, развернулся и кинулся на нос. Там Алины тоже не было. Пропала девушка! Провалилась сквозь палубу!
Кидая взгляды то за борт, то на крыши надстроек, я пошел обратно, попутно поднялся на ступеньку рубки и через стекло увидел Алину, стоящую рядом с капитаном.
– О! – воскликнул капитан, как только я вошел в рубку, и посмотрел на меня как-то отчужденно. – А мы только говорили про вас. Вот у Алины есть некоторые претензии…
Он замолчал и убрал глаза. Алина повернулась ко мне. Такого беспощадного выражения мне еще не доводилось видеть на этом милом лице.
– Ты был в моей каюте? – с придыхом спросила она.
– Да, – ответил я.
– Прекрасно, – произнесла Алина. – Я тебя предупреждала. Теперь не обижайся. Ты сам вынуждаешь меня рассказать капитану всю правду.
Капитан, стараясь олицетворять собой власть, законность и справедливость, придал лицу участливое выражение. На меня он уже не смотрел.
– Да, да, – с готовностью выслушать и принять меры, произнес он.
– Простите меня, господин капитан, – заметно волнуясь, сказала Алина, – но я вынуждена была скрывать правду, потому как у меня были некоторые сомнения относительно этого человека. Теперь же…
– Никаких сомнений нет? – перебил я.
– Абсолютно! – подтвердила Алина, кинув на меня быстрый взгляд. – И я хочу сказать, кем он является на самом деле.
– Очень интересно! – оценил капитан, потихоньку привыкая к тому, что время от времени одна из пассажирок предъявляет ко мне претензии.
Алина расстегнула сумочку, в которой, безусловно, была бомба против меня, но она не успела погрузить туда руку, как я крепко обхватил ее за талию и в считанные секунды вынес из рубки на палубу.
– Отпусти, мерзавец! – крикнула Алина и врезала мне кулаком по уху.
– Извините, господин капитан! – сказал я, захлопывая ногой дверь. – Мы сами во всем разберемся!
В Алину вселился бес. Пока я оттаскивал ее от рубки, она обрушила на меня град ударов, попутно кусая и царапая мне лицо и руки.
– Дрянь!! Мерзавец!! Предатель!! – неистово кричала она.
Я наступил на поломоечное ведро, и едва не грохнулся вместе с Алиной на палубу.
– Замолчи! – попытался я урезонить девушку. – Выслушай меня, психопатка!
– Сейчас ты узнаешь, кто из нас психопат! – крикнула Алина и, каким-то образом схватившись за древко швабры, крепко ударила им меня по темечку.
Мне показалось, что в моей голове зазвенела медная корабельная рында. Алина разбудила во мне зверя, и я, испугавшись самого себя, с ужасным ревом толкнул девушку спиной на перегородку и с наслаждением влепил ей крепкую пощечину.
Ее платиновые волосы взметнулись и рассыпались по лицу. Я почувствовал, что агрессивность девушки быстро угасает. Она еще глубоко дышала, еще повторяла ругательства в мой адрес, но с каждым мгновением все тише. Прижавшись спиной к переборке, она приподняла и согнула в колене ногу, как бы определяя дистанцию между нами, и не пыталась убрать волосы с лица, словно чувствовала себя спокойнее за этой ширмой.
– Выслушай меня! – повторил я, упираясь широко расставленными руками в переборку, тем самым пресекая всякую попытку Алины вырваться. – Нам надо объясниться!
– Ненавижу, – прошептала Алина.
– Если ты еще раз меня перебьешь, – предупредил я, – мне придется выкинуть тебя за борт.
То ли она в самом деле испугалась, то ли выдохлась, но замолчала.
– Я должен признаться, что до недавнего времени подозревал тебя в убийстве моего друга Нефедова, – произнес я. – Я был уверен, что ты работаешь с теми людьми, которые угрожали его клиенту.
– И что? Теперь разуверился?
– Теперь мне стало известно, что в день своего приезда Нефедов оплатил для тебя номер в гостинице "Южная". Тридцать шестой, третий этаж. И ты в нем жила, во всяком случае была в нем в ночь с тринадцатого на четырнадцатое июля.
– Допустим, – ответила Алина. – Что дальше?
– Я полагаю, что у тебя с моим другом были отношения, о которых я раньше ничего не знал, но которые не могли привести к убийству.
– Гениальный вывод!
– Твоя насмешка неуместна! Я жду от тебя объяснений!
– Кто ты такой, что я должна тебе что-то объяснять?
– Я друг Нефедова и веду расследование его убийства.
– А почему я должна тебе верить? Может быть, ты и есть убийца.
– Ты производила впечатление неглупой женщины!
– Не ори мне на ухо, я тебя все равно не боюсь!
В этот момент я ненавидел ее! От бессильной ярости я грохнул кулаком по переборке.
– Мне очень жаль, что у Валерки была такая тупая подруга! – сквозь зубы произнес я.