– Сам тупица, – отпарировала Алина, исподлобья глядя на меня, и выразительно добавила: – Олигофрен. Дебил.
– Очень, очень мило! – услышал я за своей спиной знакомый голос и, обернувшись, встретился с насмешливым взглядом Стеллы. Только ее сейчас здесь не хватало!
Мы с Алиной замолчали. Стелла, покачав головой, произнесла "Надо же!" и пошла дальше по палубе.
– Смотри, – с удовольствием сказала Алина. – Твоя любовница сейчас шею себе свернет. А потом тебе.
– Ну, все! – не выдержал я. – Хватит!
Крепко взяв Алину под руку, я повел ее к лестнице. Она не сопротивлялась, как и в тот раз, когда я вел ее к своей машине по ялтинской улице. Мы спустились в коридор. Я открыл дверь своей каюты и жестом приказал девушке зайти. Не церемонясь, она вошла и села в кресло с таким видом, словно не я, а она затащила меня к себе. Скрестила на груди руки, закинула ногу на ногу, но взгляд ее оказался куда более подвижным, нежели поза. Я не мог ухватить его, он всякий раз выскальзывал, словно обмылок на дне ванны.
– Ты что? – произнес я, глядя на Алину как на тяжело больного человека. – Ты в самом деле думаешь, что я его убил?
Она промолчала. Теперь можно было легко объяснить странное поведение Алины на пирсе и у офиса турагентства: она привлекала к себе внимание, чтобы не позволить мне убить ее без свидетелей.
– Он же был моим другом! Наша дружба в Афганистане повязана кровью!
Алина не приняла это доказательство, отрицательно покачав головой. Ей, как обманутой жене, нужны были не эмоции и заверения в любви. Ей нужны были факты.
– Ну ответь: зачем мне надо было это делать? – спокойно спросил я, намереваясь во всем обстоятельно разобраться, и, придвинув ближе к Алине стул, сел напротив. – У всякого поступка должен быть смысл. Мотив. Понимаешь?
Я вынуждал ее говорить о себе самые гадкие и ужасные предположения. Еще пять минут назад она сгоряча выдала бы их в полном объеме. Сейчас же она говорила осторожно, не желая, чтобы ее флюиды прошли мимо цели и лишь ранили меня. Она уже сомневалась в своей правоте.
– Может быть, – произнесла она, избегая категоричного утверждения и прямого взгляда, – ты захотел поправить за счет Валеры свое материальное положение. Если бы вы взялись за это дело вдвоем, то сумму гонорара пришлось бы делить поровну.
От стыда я закрыл ладонями глаза. Какая гадость пришла в голову этой милой девушке! Какая грязь иногда заливает наши мысли! Трудно представить, что было бы, если все, что мы утаиваем в своем сознании, отображалось на лицах! Земля превратилась бы в планету уродов!
– Солнышко мое, – произнес я, невольно сглатывая нечто, что мешало мне говорить. – Автор письма пообещала двадцать тысяч долларов. Из них десять переведены на счеты Валеры, и эти деньги мне недоступны. Остается десять…
Мне было трудно говорить. Только теперь я понял, почему в кино онемевшим от нахлынувших чувств героям так часто дают попить водички. Не вставая со стула, я повернулся к холодильнику и вынул оттуда первую попавшуюся бутылку. Свинтил крышку и сделал глоток, даже не разобрав, что там было.
– Моя фирма – официальный дилер "Рено" в Крыму. Завод поставляет нам машины по предоплате и на заказ, а потому по льготным ценам. Кроме того, в моей фирме работают ветераны Афгана, и мы еще пользуемся льготами по налогам. Ниже, чем у нас, цен на "Рено" не бывает, и там, на берегу, у меня их отрывают с руками…
– Я не понимаю, к чему все это, – перебила Алина.
– А к тому, что десять тысяч долларов мне проще и быстрее заработать в своей фирме, нежели здесь, распутывая дело. Десять тысяч баксов для меня не деньги. Не день-ги!
Она вжималась в спинку кресла. Ей некуда было деться от моих доводов, моего лица и бутылки, которые неотвратимо надвигались на нее. В конце концов она выставила вперед руку.
– Спокойно! – сказала она.
– Тебе этого мало? Тогда загибай свои фарфоровые пальчики и считай, – продолжал запальчиво убеждать я, хотя Алина ничем не подтвердила, ни опровергла мой вопрос. – Валерку убили около трех часов дня. В это время я торчал в пароходстве, безвылазно сидел в кабинете у одного болвана по фамилии Дзикано, курирующего грузовые перевозки. Для того, чтобы выйти из кабинета, доехать до пункта проката, арендовать мотоцикл, сделать свое дело и вернуться обратно, надо было бы как минимум полчаса! Невозможно незаметно исчезнуть из офиса на полчаса, понимаешь? Проверить это очень легко, ты можешь позвонить в пароходство с Кипра, опять представившись следователем!
Убеждение, если долгое время присутствует в сознании, застаревает, засыхает и растворить его бывает очень трудно. Я не знал, происходит ли какие-либо движение в мыслях Алины. Она сидела совершенно неподвижно, сложив ладони "лодочкой" и опустив лицо, отчего волосы закрыли его, и ее глаза – единственная скважина, через которую можно подглядеть за мыслями – были мне недоступны.
– Дальше? – спросил я. – Пожалуйста, я могу говорить еще час, хотя мне совсем непонятно, почему я вынужден оправдываться перед тобой, когда твои подозрения сами по себе нелепы?
– Они нелепы в той же степени, как и твои подозрения относительно меня.
– Но ведь я не знал, что вы с Валерой…
Я замолчал, не успев подобрать слова, которое бы точно характеризовало отношения Нефедова и Алины. Пауза, которая возникла вслед за тем, ставило в невыгодное положение только Алину, и она тотчас заполнила ее.
– Мы прилетели с ним вместе, чтобы потом вместе поплыть на "Пафосе", – едва слышно произнесла она. – Валера сначала собирался познакомить меня с тобой, но потом передумал и устроил меня в гостиницу. Он побоялся, что ты откажешься работать с ним только из-за меня.
– Какая глупость! – воскликнул я и потряс над головой кулаками, забыв, что в одной руке у меня бутылка. – У меня были тысячи других причин, чтобы отказать ему! Но причем здесь ты?
– Ты льешь мне на сарафан.
– Я не могу говорить об этом спокойно! Ты не должна была оставаться в тени! Ты обязана была настоять, чтобы Валерка рассказал мне о тебе! Я сделал крюк не то что в семь верст…
