очень выгодно, а по сравнению с предложением Кеннеди в 1,75 миллиона долларов под восемь процентов - просто великолепно.
Под руководством сына миссис Рид газета на некоторое время вернулась к жизни, пока, еще не придя в себя, не была пущена под откос своими же бастующими сотрудниками.
По иронии судьбы, если бы я не помог миссис Рид, "Геральд Трибьюн", возможно, существовала бы и по сей день. Я уверена, что Джо Кеннеди планировал завладеть газетой и использовать ее как средство для продвижения политической карьеры своих сыновей. Кеннеди, несомненно, влили бы в газету жизненно важные таланты, которые, наряду с деньгами, спасли бы ее, но я не мог допустить, чтобы кто-то из тех, кто обратился ко мне за помощью, стал жертвой такого маневра, какой Джо Кеннеди затеял в отношении Ридов.
Постоянная череда мелких авантюр и приключений может сделать жизнь интересной, а иногда и захватывающей. Я, конечно, получал больше удовольствия от помощи Хелен Рид в выкручивании из сложного угла, чем от покупки и продажи того или иного участка земли, но я никогда не позволял себе забывать, что эти интересные побочные предприятия появились благодаря нашим усилиям и успехам в различных крупных проектах. Один из таких проектов, и в некотором смысле самое большое наше приключение, был расположен в Монреале и начался в 1955 году.
Перемены приходят в Канаду
В середине и конце 1950-х годов Монреаль, хотя и был номинально финансовой и торговой столицей современной Канады, не мог похвастаться богатством, динамизмом или современностью, чтобы показать случайному посетителю. Особенно унылым был такой верный индикатор состояния города, как его деловой район. Правда, район Сент-Джеймс-стрит, монреальский аналог лондонского финансового центра Сити, был забит до отказа и переполнен, но новые офисные помещения строились со скоростью всего 300 000 квадратных футов в год. Ни одно крупное здание не строилось уже более пятидесяти лет, и офисы большинства крупных компаний были разбросаны по разным зданиям. Многие из этих крупных корпораций потихоньку собирались перенести свои штаб-квартиры в бурно развивающийся Торонто. Вся недвижимость Монреаля находилась под угрозой срыва. Не помогало и то, что Монреаль на протяжении многих поколений был обременен городской администрацией, не имеющей себе равных даже в Бостоне по продажности и бездарности. Казалось, что город находится в начале долгого спуска вниз.
Когда мы объявили о планах построить в центре Монреаля офисный комплекс площадью 3,5 миллиона квадратных футов с открытой площадью и сорокадвухэтажной крестообразной башней, мало кто нам поверил, а большинство пришли в ужас. Согласно общепринятым представлениям, такой проект не только провалится, но и ввергнет местный рынок недвижимости в депрессию еще на одно поколение. Естественно, мы продолжили реализацию проекта.
Мы смогли продолжить работу, потому что я встретился и работал в Монреале с четырьмя людьми, тремя особенно сильными и одним особенно мудрым. Первым ключевым человеком был Дональд Гордон, президент Канадских национальных железных дорог, на земле которых мы работали. Гордон - шотландец, высокий человек, наверное, метр восемьдесят четыре, и один из немногих известных мне мужчин, способных перепить меня; когда он выпил треть стакана, я бы уже не выдержал. Вторым был Джеймс Мьюир, президент Королевского банка Канады. Еще один шотландец, Мьюир был свирепым и самолюбивым человеком, который в другую эпоху стал бы вождем боевого клана. В наше время ему пришлось довольствоваться контролем над крупнейшим и самым агрессивным банком Канады. Третьим, хладнокровным и грозным лидером другого рода, стал новый мэр Монреаля Жан Драпо. Его покровительство - французский канадец и политический Геркулес. Он поставил перед собой задачу сначала очистить, а затем оживить Монреаль, и ему это почти удалось. Четвертым человеком был Лазарь Филлипс, советник и очень уважаемый многими доверенный человек. Филлипс был официальным лидером давно существующей и несколько интровертной еврейской общины Монреаля.
Должно быть, звезды были правы, когда мы встретились, потому что у каждого из этих людей было свое видение Монреаля, которое совпадало с моим, и мы смогли работать вместе. Каждый из этих лидеров поставил на кон что-то, иногда такое тонкое и ценное, как его репутация, чтобы наш проект состоялся. Но я был предпринимателем и рисковал. Я взял на себя многомиллионную авантюру, на которую никто другой в этой стране не был готов пойти, за Канаду и за жизнеспособность Монреаля. Я был тем, кто решил, что единственный способ сделать эту авантюру выгодной - сконцентрировать ее в одном огромном, поражающем воображение здании, и благодаря тому, что мы сделали, Монреаль и Канада уже никогда не будут такими, как прежде.
Несмотря на весь наш успех и прочные дружеские отношения, возникшие в результате наших канадских приключений, это не был медовый пир любви, на котором мы сидели в Монреале. Это, возможно, величайшее из наших начинаний, имело более чем значительную долю напряженности и драматизма, хотя началось все достаточно тихо за столом в моем нью-йоркском офисе. Гостями были сенатор Томас Виен и Рудольф Лемир, оба канадцы и жители Монреаля. Сенатор был весьма выдающимся человеком, живым человеком, обладающим значительным обаянием и утонченностью, а также проницательным специалистом в области франко-канадской политики. Лемир, его помощник, был компетентным и красноречивым человеком, занимающимся недвижимостью. У моих гостей была с собой карта, на которой были отмечены владения Канадских национальных железных дорог (CNR) в Монреале. Они предложили нам приобрести в аренду и застроить эти двадцать два акра земли в центре города. На этом участке, расположенном в центре города, чуть севернее главного вокзала, находилась "дыра" - огромная, испачканная копотью и выглядящая сердито открытая выемка, где железнодорожные пути выходили из трехмильного туннеля под Маунт-Ройялом. С 1920-х годов CNR разработала несколько грандиозных планов по заделыванию шрамов и освоению воздушных пространств вокруг этого аналога нью-йоркского Центрального вокзала, но ничего из них не вышло. Во время депрессии CNR углубила часть "дыры", а во время Второй мировой войны построила новый вокзал, но на этом дело не закончилось.
CNR - выжившая из ряда обанкротившихся железных дорог, акции которых после окончания Первой мировой войны перешли в собственность правительства. Она является "собственностью короны" и управляется как частная компания, но ее директора назначаются правительством. В 1950 году, когда Дональд, банкир, занял пост президента, CNR снова попыталась начать реализацию крупного проекта на своей земле. Не найдя заинтересованных застройщиков среди обеспеченных и ультраконсервативных англо-канадцев, Гордон обратился к Лазарю Филлипсу, чтобы узнать, не заинтересуется ли кто-нибудь из еврейской общины крупным проектом на участке. Но и здесь он не нашел ответа. Никто в Канаде не взялся бы за эту работу. Но,
