— Какого!..
— Заткнись, — бросила Лана. — Меня пасли, парень уходит в отрыв. Причём грамотно уходит, так что сядь и не вякай.
Показалось ей, или плечи Тео чуть дрогнули от сдерживаемого смеха? Впрочем, могло быть и так, что это еле заметное движение было тем максимумом, который могло выдать теперь его изломанное тело, и водитель на самом деле ржал аки конь. Стамп, точно. Нигде больше монсеньор не попадал в такой замес.
Снова умостившийся на сиденье связист открыл было рот… и снова его закрыл. Не то чтобы он хорошо знал Катрину Галлахер или много с ней общался, но что означает неподвижность лица и устремлённого в пространство взгляда, успел узнать. И рекомендацию заткнуться принял за руководство к действию. Тем паче что молчать ему оставалось всего ничего: расстояние между Римом и Сиеной их успешно прикидывающееся развалюхой транспортное средство должно было покрыть минут за двадцать, в пределе полчаса. И если Трине надо подумать — а ей явно есть о чём — Жан Боден мешать не будет. Жить-то хочется. И сейчас (ведь пришибёт и не поморщится), и потом, когда от того, что успела надумать госпожа первый лейтенант, целость шкуры некоего капрала Бодена будет зависеть напрямую.
Заложив ещё одни головокружительный вираж, машина удивительно легко, почти нежно, опустилась на полосу торможения, и вскоре вокруг замелькали дома. Узкие улочки были заполнены молодыми людьми, и Лана вспомнила, что на каждых пять жителей Сиены приходится три[18] студента знаменитого университета. Здесь учебный год уже начался, и она никак не могла решить, хорошо это или плохо. С одной стороны, в пёстрой толпе затеряться легче. С другой же, относительная пустота каникулярного времени давала бОльшую свободу маневра. А она была нужно, эта свобода, нужна отчаянно. Ну да ладно, на месте сообразим. А кстати, место-то — вот оно!
— Дуомо ди Сиена, — отчётливо выговорил Тео, и машина остановилась. Чего стоила ему эта выверенная дикция, Лана старалась не думать. Она просто вышла через предупредительно распахнутую дверцу на площадь (Радар выбрался сам) и остановилась, глядя на водителя.
— Стамп? — одними губами, без звука, уточнила она.
Ресницы мужчины качнулись. И тогда лейтенант Дитц подняла руку, чтобы поправить покрывающие голову кружева палантина. Пальцы на долю секунды распрямились, козыряя, и на тот же краткий миг белёсые глаза Тео полыхнули огнём. Яростным, понимающим, уважительным. Два солдата оценили и приняли друг друга, и снова остались лишь взбалмошная богатая дамочка при нагруженном сумками явном жиголо и недотёпа-водитель, которому повезло урвать жирный заказ.
— Берегите патрона, Тео, — негромко произнесла Лана, глядя прямо в снова поблекшие глаза. — Он — великий человек.
— И вы берегите себя, синьорина, — должно быть, способность Тео говорить внятно исчерпалось сообщением об окончании путешествия, и Лана с трудом его понимала. — Я ещё нужен?
Лана покачала головой, Тео вернулся за руль, и машина исчезла в одной из узких улочек, примыкающих к соборной площади.
— Так, — бросила принявшая решение мрина.
Радар, ощутивший произошедшую перемену, напрягся. Отдых для него и размышления для командира явно закончились. Начиналось дело.
— Ты сейчас ищешь клоповник с почасовой оплатой и сидишь там тише мыши. Пока будешь сидеть, проверь багаж. Я должна быть совершенно уверена, что к нему ничего не прилипло в ходе поездки. Совершенно, ты меня понял?
— Да.
— Молодец. Приду, как только смогу. Если не появлюсь через три часа, сбрасывай всё, что было при нас в Риме, и ищи наших. Скажешь Солджеру, что миссия теперь только его.
— Трина!..
— Брысь.
Лана провела ладонями по лицу, стирая с него любое проявление интеллекта, восторженно распахнула глаза и направилась к соборным дверям. Посмотрим, чего стоит благодарность монсеньора.
Коснуться кончиками пальцев святой воды в чаше при входе, преклонить колено (проклятые юбки!), перекреститься… Утренняя месса давно закончилось, до вечерней оставалось ещё порядочно времени, туристов то ли не было вовсе, то ли они отправились куда-то ещё, и в огромном пространстве наблюдалось лишь несколько богомолок. Шаги Ланы гулко отдавались в расцвеченном витражами полумраке. Акустика, однако. Кошка или нет, с древними архитекторами не поспоришь. Но как же красиво… эх, девочка, всё-таки ты — деревенщина. Ферма под Лазаревым… тренировочные лагеря… станции и планетоиды… примыкающий к «Крылу» городишко на Легионе… войны, стычки, операции разной степени законности и крови, своей и чужой… ты не готова, не готова, не готова!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Весь твой опыт, которым ты — вроде бы, по праву — гордишься, не подготовил тебя к Старой Земле. Ты не знаешь, как говорить с людьми, выросшими среди вот такого. Ты не понимаешь, как они думают. Что для них ценно. Чего они боятся, чего ждут, к чему готовы. Почему-то в Ватикане у тебя не было ощущения собственной неуместности. Может быть, там тебе просто не дали времени на ощущения? Здесь же… вот ведь занесло!
Лане было даже немного страшно ступать по мозаичным полам. А когда она дошла до центрального купола, звёздное небо обрушилось на неё, прерывая дыхание, подхватывая в объятия и унося…
— Синьорине что-нибудь угодно? — вкрадчивый голос, низкий, обволакивающий, прозвучал совсем рядом, и мрина очнулась.
Слева от неё стоял — да их всех, что ли, учат незамеченными подкрадываться к порядочным убийцам?! — средних лет священник, в котором она немедленно узнала Микеле Фраскатти.
— Я нуждаюсь в наставлении, отец мой, — с нарочитым смирением прошелестела она. И ничуть не удивилась, услышав в ответ:
— Моя исповедальня к вашим услугам, синьорина.
В исповедальне отец Микеле сделался деловит и сух. Те, кого рекомендовал кардинал Беккаделли, явно не были приучены толочь воду в ступе, вот он и не толок.
— Можете не беспокоиться о прослушивании, синьорина. Меня предупредили о необходимости сугубой конфиденциальности нашей беседы, но даже без этого предупреждения…
— О чём ещё вас предупредили? — перебила Лана. Собеседник чуть иронично усмехнулся:
— О том, что оказание вам помощи самым благоприятным образом скажется на моих перспективах. Вас назвали ценным союзником. Известная вам персона нечасто даёт кому-либо более высокую оценку.
— Поблагодарите известную персону от моего имени.
— Непременно.
— Что же касается помощи… мне и нескольким моим спутникам нужно как можно быстрее и как можно незаметнее оказаться на территории здешнего университета.
— Когда?
— Сегодня.
Отец Микеле помолчал. Даже сквозь ажурную решетку, отделяющую исповедника от исповедующегося, Лана слышала, как проворачиваются шарики в его голове.
— Ближе к вечеру, не так ли?
— К ночи.
Ещё с полминуты молчания.
— Сколько вас?
— Меньше десяти, — осторожно ответила Лана.
Мрина пока не знала, в каком составе они отправятся на объект, останется кто-то в резерве или пойдут все. А потому не следовало пока давать уж очень точную информацию человеку рекомендованному, но не проверенному.
— Думаю, синьорина, сегодня ваше счастливое число — восьмёрка.
Лана вздрогнула. Не мог же он знать… или мог?! А священник продолжал:
— К восьми вечера вам следует быть возле церкви Сан-Кристофоро.
Сан-Кристофоро?.. Лейтенант Дитц мысленно представила карту Сиены, которую вбивала в память всю дорогу от Луны до Рима. Сан-Кристофоро никак не…
Отец Микеле, похоже, читал её, как открытую книгу. Во всяком случае, невысказанные сомнения не составили для него никакой тайны.
— Вы окажетесь максимально близко к нужной точке быстро и скрытно, это я гарантирую.
— А где конкретно мы окажемся? — сочла нужным уточнить Лана.
— Это важно, синьорина?
— Важно. Времени маловато, но проложить маршрут и пройти его по свету…
— Разумно. Вы окажетесь рядом с часовней Сан-Виджилио. Итак, в восемь рядом с Сан-Кристофоро. Смешайтесь с прохожими, благо сегодня пятница и на вечерней мессе будет многолюдно, как и на площади, ждите меня… а это что ещё такое?
