Мужчина, одетый в безупречный старомодный белый смокинг, развернувшись на каблуках, самым ритмичным образом скользил по центру танцпола. Его руки были вытянуты перед собой, как будто он бережно держал невидимую, любимую партнершу.
Элегантный изгиб его плеч, уверенные манящие движения бедер завораживали. Золотые волосы, уложенные волнами и спадающие густыми локонами на воротник, резко контрастировали со скульптурными линиями его профиля.
Он покачивался в лунном свете, его шаг был настолько четким, что я почти слышала темп вальса, под который он танцевал, пьянящую, звонкую мелодию большого духового оркестра. Постепенно его темп нарастал: раз-два-три, раз-два-три. Раз, два…
Мои глаза расширились, когда одна за другой свечи в люстрах Дарлинга над его головой начали светиться, сначала нежно-оранжевым, а затем золотистым светом, отражаясь от изящного лепного потолка.
Быстрый, странный, нежный шепот в голове заставил меня подняться. Словно в трансе, я осторожно толкнула дверь и шагнула внутрь.
Вальсирующий мужчина резко остановился, повернувшись ко мне спиной.
«Уитни, милая девочка».
Его дыхание было медленным, как будто поворот требовал энергии и, почему-то, глубоких эмоций.
Голос из зимнего сада, тот самый, который умолял меня освободить его, пока я сидела на лестнице.
У меня застыла кровь, но я не боялась. Это должно было случиться.
Я освободила проклятие. И оно привело меня сюда.
К этому моменту.
Я сделала один шаг вперед, и он повернулся. Пустые черные глаза пригвоздили меня к полу. Хотя в них не было никакого выражения, но сдерживаемый гнев, скрытый за его пустым взглядом, был ощутим, искажая его ангельское в остальном лицо болезненной яростью.
Он подошел ко мне, и его фигура внезапно поникла. Потом он захромал, одна из ног подкосилась, и он неловко потащил ее за собой. Его плечи ссутулились и перекосились, золотистые волосы превратились в беспорядочный спутаный пучок, щеки впали, а по коже пополз бледно-зеленый оттенок.
Его шея громко хрустнула, наклонив голову под странным углом, а полные губы посинели и растянулись в гримасе разочарования, когда он с трудом потянулся ко мне.
А затем, очень медленно, над левой бровью открылась багровая рана, покрывшаяся волдырями, а затем провалившаяся в череп, пока не осталось только красное, сочащееся пулевое отверстие.
Я стояла, примерзнув к холодному мраморному полу, загипнотизированная смесью страха и нездорового восхищения.
— Уитни Дарлинг, — прошептал он сквозь разбитые губы. — Я ждал тебя. — Он резко подался вперед.
Движение разорвало удерживающие меня путы, и я рванулась назад, пронзительный крик вырвался из моего горла. Лодыжки запутались в халате, и я споткнулась, упав на пол.
Он присел рядом со мной.
— Ты так похожа на нашу Джулию. — Костлявый кончик пальца коснулся моего бедра. — И у тебя есть то, что принадлежит мне.
В ноздри сразу же ударил тяжелый запах гниющего болота и грязи, прогорклый и удушливый. Я зажмурила глаза, чтобы не смотреть на гнилой труп, скрючившийся передо мной. Я снова закричала, дико брыкаясь.
— Уитни.
— У меня его нет! — мой голос надломился, грудь сдавило от гнилого воздуха. — У меня нет твоего бриллианта.
— Уитни!
Мои глаза распахнулись, и я инстинктивно обхватила Эфраима, вцепившись в его обнаженную талию, словно тисками.
Его сердце колотилось под моей щекой. Я вдыхала его пряный, знакомый запах, пытаясь отдышаться, мой разум и тело медленно приходили в себя и осознавали, что я не собиралась умирать.
Он приподнял меня и посадил к себе на колени.
— Я здесь, — успокаивал он, проведя пальцами по моим волосам. — Это был всего лишь кошмар.
Мое дыхание стало учащенным, я боролась со слезами.
— Гораций.
— Я понял это, когда ты причитала, что у тебя нет его бриллианта. Ты чуть не ударила меня по лицу.
— Мне очень жаль, — прошептала я, с трудом сдержав истерику.
Он вытер слезу с моей щеки.
— Все в порядке, — улыбнулся он. — Я цел и невредим.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я откинулась назад в его объятиях.
— Ты здесь.
— Это наша кровать, и сейчас середина ночи. Где еще я могу быть?
Последние остатки моего сна растаяли.
— Я проснулась, а тебя не было. Я пошла искать тебя и нашла Горация в бальном зале.
— Я так понимаю, он не был рад тебя видеть.
Я поджала губы.
— Полагаю, в некотором роде это спорное утверждение.
Эфраим нахмурил брови.
— Не имеет значения.
Я подпрыгнула от громкого стука, раздавшегося внизу, за которым быстро последовал еще один.
— Что теперь? — прорычал он, осторожно уложив меня на подушки.
Я наблюдала за его обнаженной фигурой, пока он вставал с кровати и натягивал джинсы.
— Оставайся здесь, — сказал он. — Я пойду посмотрю, что там такое.
Я бросилась за ним.
— Если ты думаешь, что оставишь меня одну в темноте, то ты сошел с ума.
— Ладно, — усмехнулся он.
Он бросил мне мой халат, и я плотно запахнула белый шелк вокруг себя.
Эфраим отпер дверь спальни и вышел в коридор.
Я последовала за ним, порадовавшись тому, что, в отличие от моего сна, дом оказался хорошо освещенным, а внизу отчетливо слышался разговор сотрудников службы безопасности.
Один из них, молодой симпатичный мужчина по имени Блейк, встретил нас на верхней ступеньке. Он кивнул мне в знак приветствия.
— Все чисто, мистер Каллаган. Стук, который вы слышали, — это мистер Дарлинг. Он входит в список разрешенных посетителей, поэтому мы проводили его в гостиную. Я как раз собирался подняться, чтобы сообщить вам об этом.
— Мистер Дарлинг? — сказала я.
Эфраим посмотрел на меня сверху вниз.
— Ты знала, что твой отец приедет?
— Он не сказал мне ни слова. Даже не написал.
Эфраим поблагодарил и отпустил Блейка, затем провел рукой по волосам.
— Хорошо. Давай посмотрим, что привело твоего отца в Дарлинг-Хаус в три часа ночи.
Папа встретил нас в ярости. Он излучал раздражение, встав с кожаного клубного кресла, с рукавов его черного пальто капал дождь.
Он впился взглядом в нас с Эфраимом, когда мы спускались по лестнице, чтобы поприветствовать его, заставив нас остановиться.
— Что, черт возьми, здесь происходит? И почему, похоже, здесь нет никого, кто мог бы с этим справиться?
Эфраим обвел взглядом комнату.
— Устраивайтесь поудобнее, сэр. Могу я предложить вам вина? Виски? Мелатонин?
Папа нахмурился и снял пальто, обнажив испачканную грязью белую рубашку, брюки и набор сверкающих на запястьях золотых запонок. От мраморного пола в холле до ковра, на котором он стоял, тянулись грязные следы. Его ботинки были покрыты грязью. И брюки тоже.
— Ты что, прогулялся по болоту, прежде чем войти в дом? — проворчал Эфраим.
Папа посмотрел на пол, затем стиснул зубы.
— Я заехал на кладбище по пути сюда. Чтобы увидеть катастрофу своими глазами.
— Бонавентура не находится по пути из аэропорта, — сказала я.
— Я приехал не из аэропорта.
Я скрестила руки, внезапно похолодев.
— Я не понимаю.
— Последние несколько дней я был на Острове Надежды. По делам. Сегодня вечером я включил новости, и что же я увидел? Умерший член семьи Дарлингов, о котором пишут во всех газетах. Это скандал года. Десятилетия. Всплывают не только старые скелеты, но и тот факт, что моя дочь была выдана замуж по принуждению. — Последнюю часть он подчеркнул воздушными кавычками. — Неужели элита возвращается к традиции браков по расчету? Публика Саванны с нетерпением ждет комментариев.
Мои щеки горели, и я почувствовала, как Эфраим напрягся рядом со мной.
— Я не понимаю, — прошептала я.
— Я говорю тебе, что выступление окончено. Подробности твоего нелепого брака, завещание твоего деда и позор оскверненной семейной могилы — все это в местных новостях. — Взгляд папы немного смягчился, но в его тоне сквозила насмешка. — Ты должна была поехать со мной в Париж, когда у тебя была возможность. Сейчас твоя мама с трудом сдерживает свой ужас.
