какой в этом смысл? Ведь даже самая изощренная поисковая программа не может ничего сообщить ей ни о дочери, ни дать хоть какого-то изображения этого Боаза, ни выявить его связь с какой-либо сектой. Впрочем, поиск выдал массу пугающей информации о сектах и предоставил Ирис возможность пройти по ссылкам. Ее привело в ужас количество жертв разнообразных сект при практически полном молчании об этом в публичной сфере. С растущей тревогой она читала о том, как важно не пропустить первых же тревожных звоночков – перемены в одежде и в манерах поведения, отдаление от семьи и друзей. Тошнота подкатила к горлу, внутри все переворачивалось.
– Альма, нет! – бормотала она. – Альма, нет!
Как будто дочь стояла на высокой крыше и уже занесла ногу над краем. Ирис вспомнила, как переживала, что Альма ничего не ест. Тогда тоже приходили мысли, что ее девочка в беде, что ее надо спасать.
«Я сегодня заканчиваю пораньше. Хочешь, встретимся?» – сообщение Эйтана всплыло поверх страшной информации. Ирис бросилась на него, как ястреб: «Конечно! Где?»
Хорошо, что он предложил это место за городом, в арабской деревне на горе, где нет риска встретить знакомых. Она никогда не бывала тут раньше и сейчас всматривалась в мирные сельские пейзажи: клюющие куры, две тощие коровы, бредущие по высохшему лугу. Конечно, это иллюзия – беда случается под любым кровом, и в городе, и в деревне, и во дворце, и в хижине, – простая жизнь ничего не гарантирует. И все же чистый воздух и запах сена немного успокоили Ирис, и она уселась за крайний столик в саду ресторана и глядела оттуда на гору, на серебристую машину, в которой он спешил на встречу с ней. Какое чудесное, невероятное видение! Лучи солнца собрались на крыше машины, и на мгновение возникло впечатление, что она пылает подобно огненной колеснице пророка Илии. Ирис встала ему навстречу, потрясенная, как всегда, при виде его. Столько лет прожила она без него и могла бы дойти до конца своей жизни, так с ним и не встретившись. Сколько людей болеет и умирает в ее возрасте, да и в то утро десять лет назад она была ближе к смерти, чем к жизни, – но, когда бы не этот теракт, они не встретились бы снова. И эта мысль столь же невыносима, как мысль о самом теракте. Тут дверь машины распахнулась, и он вышел оттуда, долговязый и неряшливый, – Ирис не верилось, что это он, ее Эйтан, вернулся к ней, что разделившая их боль соединила их снова. Неужто не для того, чтобы они опять расстались?
Его бледное безбородое лицо казалось ей удивительно красивым в обрамлении все еще густых седых волос, и склоняющееся солнце, заглядывая в его глаза, высветило гипнотические голубые кольца вокруг его зрачков, и она обнимала его долго-долго, почти повиснув на его худощавом теле. Ведь здесь нет никого, кроме владельца ресторана, занятого на кухне и не знающего ее. Но, похоже, он хорошо знал Эйтана, потому что поспешил к ним, в волнении размахивая обеими руками и едва не протиснувшись в их объятия.
– Доктор! – крикнул он. – Добро пожаловать! Я уже беспокоился, так давно вы здесь не появлялись.
Эйтан дружески хлопнул его по плечу.
– Вы ведь знаете, как это в жизни: просто не продохнуть. Что слышно? Как мама? Мама Мусы – моя давняя пациентка, – объяснил он ей, а Муса добавил:
– Он ее спас. Она так ужасно мучилась, просто плакала от боли. Только благодаря ему она на ногах, даже заботится о внуках.
И он немедленно усадил их за стол и принялся всячески суетиться вокруг них: направил на них вентилятор, принес кувшин ледяной воды с мятой и лимоном, три стаканчика арака. Один из них предназначался для него самого, и он тут же подсел к ним.
– Орит расстроится, что не застала вас, она работает сегодня допоздна, – сказал он.
– Как она? – тотчас спросил Эйтан. – Как ей у вас?
Муса вздохнул:
– Что тут скажешь? Совсем не так уж просто жить вместе, вы же знаете…
– Муса, – объяснил Эйтан, широко улыбаясь Ирис, – совершил роковую ошибку – женился на еврейке. Вместо того чтобы взять в жены простую девушку из деревни, он связался с городской, да еще с такой, у которой обо всем свое твердое мнение и которая спорит с ним по всякому поводу.
Муса расхохотался и поспешил выпить за здоровье жены:
– Я от нее без ума! Когда вы, наконец, придумаете лекарство от этой болезни?
Она слушала их разговор как завороженная. После новой встречи с Эйтаном они всегда были наедине, одни-одинешеньки в оазисе своего вернувшегося прошлого. Да и тогда, в юности, они нечасто общались с другими людьми – все время занимала забота о больной маме Эйтана. И сейчас она с удовольствием наблюдала, как он ведет легкую непринужденную беседу. Было приятно ощущать себя его спутницей, да еще в таком месте, которое и само по себе едва ли не утопия: красивая и дружелюбная арабская деревня в горах Иерусалима, дом, в котором живет смешанная пара, – воплощение самых невероятных мечтаний о мире в регионе.
Ирис с восторгом смотрела на угловатое лицо Эйтана, чувствуя, как от арака начинает кружиться голова. Если у Мусы все выходит, то и у нас получится, уговаривала она себя, ведь мы получили второй шанс не для того, чтобы упустить его снова. Может, это и Микки вполне устроит, может, все будет проще, чем кажется: как поженились без страсти, так и разойдутся. А любовь юности превратится в любовь на всю оставшуюся жизнь. Видимо, Ирис радостно рассмеялась вслух, потому что мужчины умолкли и оба смотрели на нее.
– Что тебя рассмешило, Рис? – ласково спросил Эйтан, кладя руку ей на бедро. Обняв его за плечи, Ирис положила свою кружащуюся голову ему на шею. Ее губы мечтали поцеловать его на виду у медленно закатывающегося солнца, на глазах у их хозяина. Он – свидетель, и ей хотелось показать ему, что это правда, что Эйтан – ее суженый с тех самых пор, как они встретились на заре юности. Ее пальцы скользили по его щеке. Ей хотелось поселиться с ним в этой деревне, в уединенном домике на вершине горы, разводить коров и коз и никогда не покидать этих мест. И снова она рассмеялась, вдохнув знакомый запах любимого, запах мыла и лекарств, запах его сиротства. К ее разочарованию, свидетель поспешно покинул их столик, словно убегая от их близости, но тут же вернулся со множеством яств на подносе, которые, видимо,
