— Значит…
— Значит, война.
Воронков произнес это слово тихо, почти шепотом. Но для Анатолия оно прозвучало, как гром. И уже с этой минуты он ни о чем другом не думал, как только о ней, о войне. Завтракал без всякого аппетита. С осуждением посматривал на беспечно смеявшихся товарищей. В казарму шел быстро. До этого чувствовал вялость в теле, тяжесть в голове от бессонной ночи. Теперь все прошло. В голове было ясно, четко работала мысль. Что он возьмет с собой? Вещи, конечно, сложит в чемодан, а тетради с заметками будет держать при себе, в полевой сумке. Как хорошо, что ночью написал письмо Тане. Сейчас бы не нашлось времени.
В казарме все происходило так, как всегда. Солдаты готовились к построению: скручивали в скатки шинели, укладывали боеприпасы, шутили и смеялись. Веселов, протирая автомат, рассказывал какой-то анекдот. Арышев задержался, чтобы послушать.
— Дежурный по роте докладывает офицеру: «За время вашего отсутствия происшествий никаких не произошло, за исключением — Жучка сдохла». «Отчего?» — спрашивает офицер. «Конины объелась». «А где она ее взяла?» «Лошадь сдохла — всю ночь воду возила». «Куда возила?» «На пожар». «На какой?» «Да штаб сгорел»…
Арышев усмехнулся, подумал в тон анекдоту: «В полку происшествий не произошло, за исключением — война начинается…» Но об этом солдаты еще не знали.
Целобенок собрал с нар все постельное белье и отправил на склад. Потом погрузил в повозки боеприпасы, снаряжение и забил двери опустевшей казармы.
В восемь утра весь батальон выстроился у штаба. Сидоров прошел по подразделениям, осмотрел повозки, поговорил с солдатами. Но команду выступать не давал.
Офицеры посмеивались, мол, сейчас поступит приказ «отбой», и начнутся обычные занятия.
Но этого не произошло. Через час полк покинул падь Белантуй.
Над степью поднялось августовское солнце. Занимался жаркий, ничем не примечательный день. Батальоны повзводно двигались мимо полкового стрельбища. Арышев смотрел на огневые рубежи, выложенные дерном, на сигнальную вышку, где уже вылинял от ветра и дождей написанный на щите девиз солдат: «В любую погоду, в любую метель — каждую пулю без промаха в цель».
«Прощай, полигон, наш боевой тренер! Чему ты научил нас, мы должны показать на практике. Доведется ли еще увидеть тебя и эти сопки?!»
Из лощины дорога вела в гору, в сторону границы. Батальон поднялся на высотку. Вдали по широкой пади шел соседний артиллерийский полк. На тягачах двигались дальнобойные орудия. В другом месте тянулись длинными колоннами танки.
Среди солдат шел разговор:
— Нет, братцы, это не похоже на учения.
— Сколько же можно учиться? Китайцы уж заждались нас.
Километрах в пяти от границы полк остановился на привал. Солдатам раздали из походных кухонь обед и предоставили трехчасовой отдых.
С наступлением вечера батальоны подошли к своим оборонительным рубежам. До границы оставалось не более километра. В вечерней тишине улавливался глухой рокот танков, самоходок, автомашин. Войска стягивались на исходные рубежи.
Пока солдаты ужинали, Миронов собрал командиров рот и батальонов у штабной палатки. Хоть солнце и закатилось, но еще было светло.
— Приготовить карты, — сказал подполковник сидевшим на траве офицерам.
Открылись сумки и планшеты, зашелестели топографические карты.
Найти район Отпор-Маньчжурия-Хайлар.
Миронов выждал минуту и продолжал уже другим голосом, в котором чувствовались и волнение, и решительность.
— Товарищи офицеры. Верховное командование приказало нам выполнить союзнический долг — начать военные действия против империалистической Японии, чтобы погасить последний очаг второй мировой войны и освободить китайский народ.
Офицеры переглянулись.
— У нас, забайкальцев, с японцами свои счеты. Сколько лет они не давали нам покоя бесконечными провокациями, засылали шпионов и диверсантов, заставляли держать на Востоке большие силы. И по сей день они не оставляют коварных замыслов — отторгнуть от России Дальний Восток, Забайкалье и Сибирь. Настал час рассчитаться за причиненные злодеяния, разгромить и пленить Квантунскую армию. Приказываю завтра к девяти часам овладеть городом Маньчжурия. Первому батальону после артподготовки перейти государственную границу и выйти на южную окраину города, второму — нанести удар с левого фланга, третьему — с правого и замкнуть клещи в районе красных казарм. По имеющимся сведениям в городе дислоцируется пехотная дивизия. Мощным ударом мы должны парализовать врага и заставить его сложить оружие…
Стемнело, когда Арышев с офицерами своего батальона возвращался в расположение своей роты. В траве смолк стрекот кузнечиков, только где-то тоскливо кричала выпь. Офицеры возбужденно переговаривались, все еще не веря тому, что утром должны вступить в бой. Арышев уже не чувствовал в себе того волнения, которое испытывал утром, когда шел из столовой. Свыкся с мыслью о предстоящей войне. Теперь нужно было подготовить к этому солдат.
Бронебойщики поужинали и лежали, подложив под голову вещевые мешки. Арышева встретил Быков.
— Ну что, Анатолий Николаевич, война?
— Сейчас узнаете. Будите людей.
Но солдаты не спали. Услыхав голос командира роты, они поднялись и сели кружком. Арышев опустился на траву, чтобы лучше видеть лица солдат.
— Товарищи, подошел долгожданный час расплаты с японскими самураями. — Он говорил тихо, без нажима на слова, но его отлично слышали. Передав все, что сказал командир полка, он с воодушевлением закончил. — Будем бить самураев так, как били наши братья фашистов! — Не пожалеем сил, а если потребуется, и своей жизни, чтобы выполнить долг перед Родиной!..
— Вытряхнем из японцев самурайский дух! — погрозил кулаком Шумилов.
— Рассчитаемся за все провокации! — подхватил Старков.
— Освободим Китай от японского ига! — поддержал Веселов. Арышев знал, что солдат не придется агитировать. К этому они подготовлены многолетней службой. И был за них спокоен.
…Шел второй час ночи 9 августа. Граница зловеще молчала. Бронебойщики не спали. Каждый был объят своими думами, ожидая грозного часа.
«Что делают сейчас японцы? — размышлял Анатолий. — Может, знают о готовящейся войне и ждут, чтобы встретить нас массированным огнем? А может, и не ждут, уверенные в том, что мы не осмелимся потревожить их. Ведь первыми всегда выступали они. Так было раньше, а теперь мы, руководствуясь союзническим долгом и желанием освободить китайский народ, выступаем первыми».
В полчетвертого Сидоров с Дороховым подошли к первой стрелковой роте, которая должна выступать в авангарде батальона.
— Пора, Дмитрий Алексеевич, — сказал комбат старшему лейтенанту Карамышеву, и обнял его.
— Ни пуха, ни пера, — пожал ему руку Дорохов.
Взводы бесшумно спустились вниз по отлогому склону. В низине воздух был теплее и трава росла гуще. Карамышеву встретились саперы, которые уже закопали противотанковый ров на ширину дороги и проделали проходы в проволочном заграждении.
В эту минуту предутреннюю тишину разорвал пушечный выстрел с нашей стороны. По небу со свистом пронесся дальнобойный снаряд и упал по ту сторону границы на укрепления японцев. Снаряды неслись один за другим. Разрывы их эхом перекатывались по падям и медленно глохли.
К проходу на границе спешили все батальоны. Их замыкали повозки, машины, кухни. Авангардная рота перешла границу и развернутым строем приближалась к укреплениям японцев.
Артиллеристы перенесли огонь за город, в район красных казарм. Только тут японцы открыли ответный огонь. Но он был разрозненный, одиночный. Хорошо поработали наши пограничники, обезвредив ночью все форпосты самураев!
После коротких рукопашных схваток в траншеях и дотах авангард вышел на окраину города, где разразилась сильная стрельба.
Тем временем все подразделения первого батальона подошли к пограничной линии укреплений. Траншеи и доты местами были разрушены артогнем. То тут, то там лежали убитые, валялись винтовки, патроны. В одном месте стояла группа взятых в плен японцев. На них были желто-зеленые мундиры, на головах — нечто похожее на кепку с маленьким козырьком, на ногах — обмотки. Опустив головы от стыда или гнева, они не смотрели на проходивших мимо наших воинов.
