«Фанатики, — подумал Арышев. — Попади к таким — не пощадят».
Мелкими группами батальон растекался по улицам города.
Наступал рассвет. Видно было, как из домов выскакивали японские офицеры, жившие в домах русских и китайцев. Отстреливаясь, они бежали в сторону красных казарм.
Бронебойщики прочесывали глухую улицу с деревянными и саманными домами. Из ворот одного двора галопом вылетел на коне офицер с обнаженной саблей. Увидев густую цепь наших воинов, он повернул в противоположную сторону. Но его сразил Старков.
На улицу выскочила грузовая машина. Сидевшие в кузове открыли огонь. На машину обрушился ливень пуль, и она остановилась. Из кузова начали выпрыгивать офицеры с маузерами в руках. Их тут же косили автоматы.
Около белой с синим куполом церкви никого не было, на двери висел большой замок. Но поодаль, за железной оградой кирпичного особняка, японцы яростно обстреливали наступающих. Быков послал двух бойцов. Они подобрались к особняку с обратной стороны и забросали врагов гранатами.
Все собрались около особняка. У парадного входа висел на древке белый флаг с багровым диском.
— Военная миссия, — прочитал на вывеске Веселов.
— Теперь миссия ее окончилась. — Старков сорвал флаг, и все вошли в помещение.
Арышев осмотрел несколько комнат. В одной увидел двух офицеров, лежавших вниз животами в луже крови. Это были капитан Ногучи и поручик Норимицу, совершившие харакири. С раскрытого портрета на них надменно посматривал император, как бы в чем-то упрекая их.
Из подвала Старков вывел двух изможденных китайцев. Они низко кланялись и лепетали:
— Сыпасиба, лусска салдата… Шибка сыпасиба. Вы нам слабода давала.
…Солнце выкатилось из-за сопок, когда все подразделения первого батальона вышли за город и широкой цепью двигались по пустырю к казармам. В гарнизоне догорали деревянные постройки. У казарм суетились солдаты, метались выпущенные из конюшен лошади. Несколько пулеметов и пушек, выдвинутых за ограду гарнизона, вели огонь по нашим цепям. Снаряды рвались позади и никого не задевали. Только пулеметам удалось прижать к земле некоторые роты. Однако остановить наступление они не смогли. С флангов второй и третий батальоны сжимали гарнизон в клещи. Сопротивление японцев ослабевало. Многие отступали в овраг за гарнизоном, убегая на лошадях в сторону Чжалайнора.
К восьми часам гарнизон сдался. Пленных оказалось немного. Ими были те, которые не успели сделать харакири.
В гарнизон приехал на рессорке подполковник Миронов. Он поздравил солдат и офицеров с успешным выполнением операции и отдал приказ о дальнейшем наступлении.
Глава четырнадцатая
Утро 9 августа в Харбине было обычное, ничем не отличалось от других. Люди шли по улицам, ехали в пролетках, на машинах и рикшах. Торговали магазины, киоски, кафе. В кафедральном соборе шло богослужение. Никто не знал о начавшейся войне.
Только в японской военной миссии было неспокойно. Генерал Акикуса, одутловатый, в тесном мундире с регалиями, собрал всех своих сотрудников и известил о том, что советские войска нарушили границы Маньчжу-Ди-Го. Генерал призывал сохранять бодрость духа и заверил, что Россия в ближайшее, время будет повержена.
Начальник культурно-просветительного отдела БРЭМ Родзаевский спешно готовил выступление по радио. К двенадцати часам текст был одобрен, и Родзаевскому разрешили выступить.
— Дорогие соотечественники! — вещал он голосом, исполненным гнева и угроз. — Наши заклятые враги, советские коммунисты, показали свое гнусное лицо. Вопреки договору о нейтралитете, сегодня напали на священные рубежи маньчжурской империи. Настал решительный час скрестить мечи. Сплотимся же тесными рядами с храбрыми воинами Ямато и проучим заклятых врагов. Ниппонская армия твердо стоит на своих неприступных рубежах, местами переходит в контрнаступление. Согласно сводке, полученной из штаба Квантунской армии, сегодня сбито 22 советских самолета, подбито 35 танков, уничтожено 15 тысяч солдат и командиров. Все на борьбу с красными врагами!
Загомонил, загудел Харбин, как потревоженное осиное гнездо.
Одни открыто выражали свою ненависть к России, другие воздерживались от суждений (мол, посмотрим, чья чаша весов перетянет), третьи возлагали надежды на поражение японцев и возвращение на родную землю.
Поручик Ямадзи давно ждал этого. Он только беспокоился — хватит ли у России сил одержать вторую победу после многолетней войны? Но уж коли она выступила, значит, силы есть. Не зря, видно, встревожился генерал Акикуса, часто позванивал в разведотдел штаба Квантунской армии, интересовался событиями на фронтах. Казалось бы, после таких успехов, о которых он сообщил Родзаевскому для радио, надо торжествовать. А генерал нервничал, повышал голос и срочно посылал своих сотрудников с ответственными поручениями. Ямадзи тоже получил приказ — выехать в станицу Оненорскую, где находилась военная миссия, ускорить сбор резервистов для отправки в действующую армию.
Василий радовался. Может, там он сделает больше, чем здесь для победы советских войск. Закончив дела в миссии, он отправился на квартиру. Нужно было собраться, взять с собой все необходимое. Кто знает, вернется ли еще в Харбин?
Перед отъездом он встретился с Перовским, сообщил о своей командировке.
— Если удастся осуществить то, что задумал, можно будет рассчитывать на возвращение в Россию, — сказал Василий.
— Вы и так сделали много хорошего.
— Мало, Виктор Иванович. Могу больше.
— Последние секретные новости слышали? — спросил Перовский.
— Нет.
— Советские войска в нескольких местах прорвали наши пограничные укрепления. Японцы всюду отступают.
— Так им и надо! — ликовал Василий. — Хотели Америку покорить и маршем пройти до Урала, а теперь своих рубежей не могут удержать…
…В станицу Оненорскую Василий прибыл поздним вечером. В домах светились огни. Где-то играла тальянка. Голосисто пели девушки.
«Не страшатся войны. Видно, такие уж русские люди: в горе и в радости поют».
Машина подошла к двухэтажному дому. У крыльца стоял часовой. Василии попросил вызвать начальника. Вышел молодой поручик, возглавлявший военную миссию.
— Ямадзи-сан! — узнал он Василия. — Проходите, проходите. — И повел гостя в свою квартиру. На нижнем этаже жили солдаты, а на верхнем была канцелярия и квартира начальника. Поручик Кураива занимал большую комнату, в которой стояло две койки.
— Ты что, женился? — показал Василий на одну из коек.
— Нет. Это для гостей.
— А то у вас здесь невест много.
Кураива сказал, что его невеста на Хоккайдо, и он не думает ей изменять.
Они сели в шезлонги около низенького стола, закурили. Кураива заговорил о военных действиях с русскими, рассчитывая на то, что работник центральной миссии знает о войне больше, чем передавалось по радио. Но Василий не делился тем, что знал. Кураива для него был по существу врагом.
— Не понимаю, Ямадзи-сан, откуда у русских такая самоуверенность — первыми напасть?
«Не нравится, — подумал Василий. — До сих пор все было наоборот»…
— Самоуверенность, друг мой, не всегда приносит успех. Думаю, что русские скоро убедятся в этом… Как ваши резервисты? Готовы к выступлению?
Кураива постучал тонким пальцем по сигарете над пепельницей и взглянул на Василия раскосыми глазами.
— Ждем приказ. Штаб армии Маньчжу-Ди-Го почему-то медлит.
— Видно, пока не требуется подкрепление. Но надо быть готовым.
— Конечно, — кивнул Кураива. — Полковник приказал поселковым атаманам завтра утром прибыть сюда со своими казаками. Только соберутся ли? Обленились они тут, тяготятся службой.
Голос Ямадзи посуровел.
— Кто не явится, будем наказывать вплоть до расстрела.
….Ранним утром на площадь около церкви стали прибывать конники из поселков Чельский, Цырыхты, Хопачи, Николаевский. Парыгин, бывший семеновский офицер, состоящий на службе армии Маньчжоу-Го, принял рапорта от поселковых атаманов и остался доволен: резервисты явились на удивление в полном составе (тысяча сабель), в боевом снаряжении, хоть сейчас в бой веди.
В полдень пришел приказ: проверить боеготовность резервистов и ждать дальнейших распоряжений штаба.
