Он пододвинул Сизовой папку. Там были фотографии домов. Рекламные листки с машинописным текстом содержали характеристики зданий, сведения об их местонахождении и стоимости.
— Как видите, выбор богатый. Вам какой нужен дом? Только ли для жилья?
— В том-то и штука, что не только. Видите ли, я собираюсь открыть дело.
— Вот как! Это будет магазин?
Собеседница улыбнулась и покачала головой.
— Если не магазин, то что же тогда? — Падре вспомнил вдруг ужин в таверне и острый интерес этой особы к пирожным. Он откинулся в кресле, хитро посмотрел на собеседницу: — Кажется, я знаю, какое дело собираетесь вы открыть. Это будет кондитерская.
Он увидел, что попал в цель. Собеседница, готовившаяся взять очередную фотографию, задержала руку. В глазах ее священник прочитал удивление, даже растерянность.
— Да, это кондитерская. Но такая, какой еще не имел ваш город!
— Вы большая специалистка по этой части?
Гостья ответить не успела. Послышались торопливые шаги, и дверь распахнулась. На пороге стояла девушка в брюках и высоких башмаках на шнуровке, в грубой брезентовой куртке, то ли порванной, то ли прожженной, с револьвером в руке.
— Падре, — проговорила она, задыхаясь от быстрой ходьбы, — падре, умирает человек… — Обернулась к двери: — Лино, Чако!
Двое парней с карабинами за плечами, в такой же грязной и изорванной одежде втащили в кабинет носилки, на которых лежал человек.
Появился еще один вооруженный юноша, а перед ним пятился, подняв руки, церковный служитель — тот самый, что встречал Сизову на паперти.
— На стол! — скомандовала девушка носильщикам.
Те подняли свою ношу. Священник едва успел убрать со стола папку с фотографиями и телефонный аппарат.
Человек, которого принесли, неподвижно лежал на столе. Это был старик с аскетическим лицом и ввалившимися глазами. На нем были шорты, из-под них торчали худые, как палки, ноги с уродливыми коленями и огромными ступнями. Девушка осторожно приподняла старика, и тогда все увидели рану у него на голове — кровь комом запеклась на темени.
— В старика стреляли?
Девушка кивнула.
— Сверху? — продолжал расспрашивать падре. — С дерева или с какой-то скалы?.. Вообще, кто вы такие?
— Мы не преступники! — вдруг крикнула девушка. — Мы честные люди.
Она сжимала револьвер и почти с ненавистью глядела на священника.
— Этот человек умирает, — сказал он, пощупав пульс старика. — А я не врач и ничем не могу помочь.
— Как же ты определил, что человек умирает, если не являешься врачом?
— Кто вы такие? — повторил свой вопрос священник, разглядывая девушку и ее спутников. — Вы пришли из сельвы? Живете там?
— Мы честные люди, никому не причиняем зла. Но нам надо есть. Мы должны иметь хоть немного денег, чтобы купить материи и прикрыть наготу.
— Из каких вы мест?
— С берега Синего озера.
— Вот как… Недавно там разбился полицейский геликоптер. — Священик показал на раненого старика: — В него стреляли с геликоптера?.. Почему ты молчишь? Это вы сбили геликоптер?
— Каждый имеет право защищаться, если на него нападают люди или звери, все равно кто!
— Ты не ответила. Кто сбил полицейский геликоптер?
— Я сказала, что знала, — в голосе девушки звучал вызов. — Окажите помощь раненому.
— А я сказал, что не являюсь врачом.
Раненый застонал. Он лежал запрокинув голову и силился сглотнуть.
— Отец! — девушка склонилась над носилками. — Это я, Хосеба. Слышишь меня, отец?
— Где я?.. — с трудом проговорил раненый.
— В городе. Мы принесли тебя в церковь. Здесь падре.
— Расскажи ему… — старик начал фразу, но закончить ее не смог — только беззвучно шевелил губами.
Девушка метнулась к столику в углу комнаты, где стоял графин с водой, стала поить отца. Дыхание раненого сделалось ровнее, глубже.
— О чем рассказать? — спросила его девушка. — Хочешь, чтобы они узнали о тех негодяях?
Старик согласно наклонил голову.
— Что это за люди? — спросил падре.
Девушка повернула к нему голову:
— Немцы!
Падре вздрогнул.
— Что за чепуха, — пробормотал он.
— Немцы, — повторила Хосеба. — Появились внезапно, окружили лагерь, стали стрелять…
— Вооруженные немцы? — падре беспокойно облизнул губы. — Говорите, напали на ваш лагерь? Нет, это сущая чепуха.
— Напали, открыли огонь. Хотели взять нас живыми, поэтому палили в воздух. Стреляли вверх и медленно продвигались. Нагоняли панику, чтобы мы не сопротивлялись и сдались им на милость.
— Как же вы ушли?
— Знали тайный ход — глубокую расщелину, почти туннель. Улучили минуту и ушли туда. А немцы…
Девушка прервала себя на полуслове — раненый вновь застонал, стал биться на носилках.
— Падре! — она рухнула на колени, молитвенно сложила ладони перед грудью: — Падре, спасите отца!
— Но я не врач.
Сизова не сводила глаз с девушки. Что за люди охотятся на жителей сельвы, да еще и пытаются взять их живьем? Дочь раненого старика утверждает, что это немцы. Откуда они появились в дебрях тропического леса?
Хосеба продолжала валяться в ногах у священника, моля, чтобы тот оказал помощь раненому.
Сизова решила вмешаться. Очень вероятно, что группа лесных жителей поможет найти подходы к острову, который расположен недалеко от этих мест и о котором надо разузнать как можно больше.
— Падре! — взяв священника под руку, она отвела его в сторону. — Помнится, вы говорили о молодом враче, тоже поселившемся в таверне Кармелы…
— Но старик вот-вот испустит дух.
— Как хотите, падре. Просто я подумала, что у нас с вами совесть должна быть чиста…
— Ну разве что совесть… — Священник сделал знак церковному служителю: — Ты ведь знаешь девицу, которая приехала на “лендровере”? Приведи ее сюда!
Хосеба встала с колен, движением руки подозвала одного из носильщиков:
— Лино! Пойдешь с этим человеком. Проследи, чтобы не болтал о нас. Вернешься с врачом. Держи! — девушка перебросила парню свой револьвер, взяла его карабин. — Спрячь хлопушку! — крикнула, когда Лино был уже в дверях.
— Понял! — Парень на ходу затолкал револьвер за пояс.
В комнате наступила тишина. Сизова стояла около раненого старика, с волнением ждала прихода Луизы.
Она вспомнила, как перед отъездом сюда ненадолго вернулась в Москву и доложила товарищам о результатах подготовки к трудной работе. В ответ услышала: ей будут стремиться помочь, но в основном придется рассчитывать на собственные силы… Вспомнила об этом, потому что теперь самостоятельно, ни с кем не советуясь, приняла весьма важное решение.