Крепости я вел сношения с следующими лицами: 1. братом своим Львом Златопольским[490], 2. с Кобылянским[491] и 3. Юрием Богдановичем. Сношения возникли в октябре 1882 года по инициативе служителя Жандарма, фамилии которого я не знаю, но приметы его таковы: среднего роста, брюнет, лет 30–35; первоначальные сношения возникли в октябре, и началом их послужило то, что жандарм передал мне во время возвращения из бани записку, в которой просил меня написать письма к Льву Златопольскому, Мартыновскому[492], Дубровину[493] и Кобылянскому с тем, чтобы успокоить всех поименованных лиц в надежности жандарма как посредника в сношениях. Я написал такие четыре записи, и так возникли сношения внутри Крепости. Я помню, что жандарм убедительно просил осведомиться у брата, для чего именно приходил полковник жандармский (фамилии он не сообщил мне), а также узнать, почему арестован жандарм (из числа служащих). До нового года я, несмотря на ранее изъявленное жандармом согласие вести сношения с волей, не доверял ему еще, и лишь с начала [18]83 года установились сношения с волей следующим образом: я послал упомянутого жандарма в табачную лавку (на Забалканском проспекте рядом с Строительным училищем) к Ольге Михайловне Артемьевой[494], моей личной знакомой еще с 1874 года, когда я был в Технологическом институте, в посланном тогда письме я просил Ольгу Михайловну назначить свидание с жандармом в Архиерейском переулке на Петербургской стороне, поближе к крепости для удобства жандарма. Насколько мне помнится, он ходил в лавку только однажды, а не два раза, как заявляет он в своем показании. Ответ на посланную записку получен был им тоже в лавке, причем нужно заметить, роль жандарма была безопасная, т. е. никаких разговоров он не имел в лавке. С конца января свидания с жандармом велись уже на улице в условленном месте; всего записок мной было послано в разное время от 5–7; а получено в ответ меньше, точно сколько, не помню, но не больше пяти.
Что касается лиц, которые были посредниками между Ольгой Михайловной и жандармом, то роль их была чисто механическая ввиду неудобства барышни видеться с жандармом на улице. Я этих посредников не знаю совсем, я разумею то лицо или те лица (число их мне неизвестно), которые имели свидания с жандармом в Архиерейском переулке или в других условных местах. Лица эти, получая и вручая записки жандарму, с внутренним содержанием их не были знакомы, так как они писались или Ольгой Михайловной Артемьевой для меня, или мной для Артемьевой. Все записки, мной полученные, были писаны одним почерком, хорошо мне известным, и писаны были Артемьевой. От нее же через этого жандарма получено было от Артемьевой вечное перо; и упоминаемый в связи с вечным пером в письме к брату псевдоним «Марья Павловна Елагина»[495] был употреблен мной для того, чтобы брат знал, что я веду сношения с женщиной, а не с мужчиной, причем псевдоним этот Артемьевой, для брата совершенно неизвестной. Содержание записок, полученных мной от Артемьевой, в общем обнимали сообщения о всякого рода событиях в русской жизни, как то: газетные сведения о перемещениях и новых назначениях в администрации, о процессах, как бывших, так и стоявших на очереди; о внутренней и внешней политике и пр. и пр. Что же касается внутренней жизни организации и партии «Народной воли», то Артемьева, как человек не принадлежащий к партии, никаких сведений мне сообщить не могла. Я личного знакомства с матерью и другими родственниками Ольги Артемьевой не имел; посылая жандарма в табачную лавку, я его предуведомлял, чтобы он ни в коем случае не передавал записки матери, а спросил Ольгу Михайловну, если записка попала в ее руки, то это произошло вопреки моему ожиданию и роль матери в этом случае была чисто механическая. Через мое посредство никто другой отношений с волей не имел; по словам жандарма, он получал записки только для меня во время свиданий в Архиерейском [переулке] и других условных местах. Первая записка, имевшая реальное значение, была та, которая послана была в табачную лавку и последующие места, все же предыдущие записки, а также места для свиданий, студент Технологического Института Кротик — все это было лишь средство испытать жандарма. Все записки относятся ко времени, предшествующему суду; после же суда я получил одну записку и одну отправил в конце апреля; кому назначалась последняя записка, мной посланная, не помню. Я помню, что сношения с волей, начавшиеся в январе, были временно прерваны в начале марта впредь до возвращения в Крепость, и я, в свою очередь, через жандарма на волю перестал посылать записки, ограничиваясь маленькими записками к заключенным в Крепости. В записках, мной полученных, без сомнения, употреблялись слова «Крепость», «1 марта», но никакого отношения к каким бы то ни было покушениям в будущем не имели; по словам жандарма, в записках, полученных мной с воли, употреблялся шифр, следовательно, если бы речь шла в них о каких-либо приготовлениях, то все было бы зашифровано. Что касается существования двух жандармов из дивизиона или других служащих в пределах Крепости, бывших будто бы тоже передатчиками записок из тюрьмы на волю, то в действительности я этого не знал, но упомянул об этом в записке к ангелу ввиду той же системы испытания, если же и были сведения о равелине, о котором я расспрашивал ангела, то они относятся к числу тех, которые были очень популярны и были известны мне до заключения. Когда установились сношения, то ангел неоднократно просил денег, причем определял размер денег 500 р[ублями], а также и 2 тысячами; сам я никаких денежных поддержек оказать ему не мог, но, насколько мне известно, он получал на воле, а сколько именно — не знаю; деньги, вероятно, шли от Ольги Артемьевой, при посредстве тех же лиц, которые имели свидания с ангелом, так как другого денежного источника при ведении переписки со мной не могло быть.
Подлинно подписали: Савелий Златопольский, Майор Ножин и Товарищ Прокурора Романов.
С подлинным верно:
Отдельного Корпуса
Жандармов Майор Ножин
ГАРФ. Ф. 102. Оп. 181. 7 ДП. 1884. Д. 641. Л. 40–42 об.
КОПИЯ ЗАПИСОК САВЕЛИЯ ЗЛАТОПОЛЬСКОГО
I.
(Начало зашифровано)
Независимо от того, прошу тебя обозначать всегда шифром, которого числа пишешь письмо.
Я забыл тебе сказать, что священник (не тот, с которым ты поссорился, а другой, который тебе понравился) выразил готовность давать деньги; от него при надлежащем воздействии можно получать рублей тысячу в год минимум. Ты произвел на него прекрасное впечатление.
Кроме того, он имеет очень
