Ло театрально поклонился.
— Благодарю вас, Теон,
— Не обижайтесь, Патрик. Определенная логика в вашем предположении есть. Но... выходит, что Сенг Чэн жив. Куда его денет отец? Оставит в Сингапуре? Рискованно. Отправит в другую страну? Но ведь это на всю жизнь.
— Теон, вы хотите сказать, что современные гангстеры способны на какие-то чувства? Неужели вы действительно так думаете?
— Хорошо. Оставим эмоции в покое. Возьмем другое. По заявлению Чэна, его сын исчез двадцать второго. Я не ошибаюсь?
— Нет.
— "Тумасик" вышел из Бангкока двадцать восьмого декабря. Если "икс" — Чэн, то мог ли за неделю он предвидеть, как развернутся события? Мог ли он знать заранее, что Латифф сядет на "Тумасик", а не предпримет какие-то другие шаги?
— Пожалуй, вы правы, — согласился Ло.
— Ладно, — Аланг легонько хлопнул ладонью по столу. — Сегодня можете отдыхать с дороги. А завтра начинайте заниматься молодым Чэном — раз, поисками информированных друзей Латиффа — два, и... и трупом с Блаканг-Мати — три. Ведь наша попытка связать инсценировку кораблекрушения с подменой тела на острове не удалась. Значит, нужно искать другие пути.
Ло поднялся с кресла и направился к двери.
— Кстати, — сказал ему вслед Аланг, — совсем забыл, не сколько раз звонила Джун. Интересовалась, когда вы приедете.
— Теон! — заорал Патрик. — Вы ужасный человек! Почему вы сразу мне ничего не сказали?!
— Боялся, что не смогу потом услышать от вас ничего вразумительного, — усмехнулся тот.
Ло выскочил из кабинета шефа и помчался к себе. Кейс, описав дугу, плюхнулся в кресло. Инспектор схватил телефонную трубку и начал накручивать диск, нетерпеливо возвращая его пальцем после каждой набранной цифры. Упрямый диск не хотел вертеться быстрее. Патрик сбился, с досадой начал снова. Наконец раздались длинные гудки, ив трубке послышался голос Джун.
— Джун, это я, Патрик!
Трубка молчала,
— Джун, ты слышишь меня?
— Да, — ответила она тихо.
— Я буду дома через полчаса. Ты приедешь? Снова молчание.
— Джун, мне очень нужно, чтобы ты приехала. Понимаешь? Очень! Ты приедешь?
— Да.
В коридоре Ло чуть не сшиб с ног Аланга.
— Джун вам пообещала сообщить беспроигрышную систему игры в бридж? — полюбопытствовал тот, посторонившись.
— Вы угадали, Теон! — весело бросил Патрик на ходу и помчался вниз.
Дома он принялся наводить порядок. В шкаф полетели рубашки, которые он забыл отдать в стирку перед отъездом в Бангкок. Недопитая чашка кофе, жалобно звякнув, разлетелась на куски в мойке. Пыль с журнального столика Патрик смахнул вместе с пепельницей и, чертыхаясь, побежал в кухню за щеткой. Заодно он подмел под тахту газеты и журналы.
Наконец его холостяцкая квартира приняла более или менее пристойный вид. Запихнув в вазочку букет розовых лотосов и торопливо разложив на небольшом круглом подносе пирожные, купленные по дороге, Ло ринулся в ванную. Он наскоро принял душ, поставил кипятить воду для кофе и с сигаретой в зубах уселся в кресло. Минутная стрелка больших настенных часов словно замерла, и у Патрика появилось сильное желание отломить ее.
Он выкурил уже три сигареты, когда заверещал звонок. Ло давно считал, что звонок пора сменить, потому что он издавал хриплые, дребезжащие звуки, и сейчас с удивлением отметил, что из прихожей донеслась мелодичная трель. Он бросился открывать дверь. Джун стояла на пороге, смущенно теребя свою сумочку. Патрик взял ее за руку, молча провел в комнату, усадил в кресло. Некоторое время они смотрели друг на друга, не произнося ни слова. Потом Джун спросила:
— Ну что нового в Бангкоке? Говорят, очень красивый город...
Она произнесла это просто так, потому что нужно было что-то произнести.
— К черту Бангкок! К черту всех! Я люблю тебя!
Эти слова вырвались как-то сами собой. Патрик проговорил их на едином дыхании и только потом понял, что действительно любит Джун. Он сделал для себя открытие, хотя все еще отказывался верить в него. Но бешеная, неуемная радость уже клокотала в груди, перехватывала дыхание. А к ней примешивалось какое-то щемящее чувство боязни: эта девчонка, с чуть раскосыми глазами в одно мгновение стала для Патрика частью его самого, и в голову вдруг пришла нелепая мысль, что он может потерять ее.
— Я люблю тебя!
В дрожащих длинных ресницах Джун запутались две слезинки, похожие на капельки росы. Одна из них упала на щеку и медленно покатилась вниз.
— Ну что ты... Джун... Что с тобой...
— Я... я боялась... что ты никогда не произнесешь этих слов. Я не представляю себе, как я тогда жила бы на свете?..
Патрик подошел к креслу и снял росинки с ресниц и со щеки Джун. Она взяла его руку, прижалась к ней щекой.
— И еще я очень волновалась за тебя, Патрик. Я так боялась, пока ты был в Бангкоке...
— Там не было ничего серьезного. И потом — это моя работа. Такая же работа, как... как у всех.
— Нет. У тебя все иначе. Я, наверное, никогда не привыкну к твоей работе. Скажи, ты часто будешь забывать обо мне?
Патрик не ответил. Сказать "нет" - означало сказать неправду, а говорить "да" сегодня не хотелось. Он опустился на мягкий, пушистый коврик и положил голову на колени Джун. Она молча гладила его волосы, а Патрик боялся шелохнуться, словно все происходящее сейчас было лишь миражем и от малейшего движения этот мираж мог рассыпаться, исчезнуть. На какое-то мгновение Патрик устыдился захлестнувшего его чувства, подумав, что ведет себя, как двадцатилетний мальчишка, что ему, зрелому мужчине, не пристало так легко поддаваться эмоциям. Но постепенно неловкость прошла, снова уступив место радости, теперь уже осознанной и спокойной.
Начало темнеть, и Патрик потянулся рукой к выключателю торшера. Джун остановила его:
— Не надо.
— Джун, милая...
Патрик прикоснулся к крепкому загорелому телу губами и тут же почувствовал его напряжение, ожидающее и зовущее. И это напряжение передалось ему, пронзило все его существо раскаленной иглой желания. Через тонкую кофточку он ощутил мелкую дрожь ее тела. Так, наверное, дрожат птенцы, когда их гладят. Не умея защититься, не в силах убежать, не зная, как воспринимать ласку, они с трепетом вверяют себя судьбе. И эта незащищенность Джун, это доверчивое ожидание наполнили Патрика беспредельной нежностью к ней.
— Патрик... милый...
Его руки бережно, но властно увлекли Джун на коврик.
Он вдохнул аромат ее густых, блестящих волос и почувствовал, что теряет над собой контроль — настолько притягательным, опьяняющим был этот аромат.
Но Патрик взял себя в руки. "Хочешь стать властелином — будь слугой" — эту древнюю мудрость своих предков Патрик усвоил давно и старался не забывать, считая ее первейшей заповедью любви. Прочитав лет десять назад "Тайны яшмовых покоев" — средневековый трактат о любви, — он стал прилежно изучать его и вскоре по горящим глазам своих подруг понял, что преуспел в этой науке.
— Патрик... Патрик... да... да... — счастливо лепетала Джун.
А он вел ее по долине любви, то увлекая на цветущие холмы, то вновь возвращая к их подножию. Джун перестала ощущать реальность, и лишь сияющие горные вершины в обрамлении облаков открылись ее взору. Она подошла к ним вплотную и стала подниматься следом за Патриком по крохотным уступам отвесных скал. Сердце ее то замирало, то гулко стучало от головокружительной высоты. Ей казалось, что никогда, никогда не достигнут они этих вершин. И еще ей казалось, что она вот-вот умрет и что спасение только там, за облаками.
Они поднимались все выше и выше, и облака начали темнеть. Это были уже не облака, а тучи, и от них веяло живительной прохладой. Джун почувствовала, что перестает быть живым существом и сама становится тучей. Тучей, которая не в силах сдержать дождя...
Изнеможенные, они лежали, крепко обнявшись, боясь утратить ощущение близости тел — сладостное и одновременно щемящее от невозможности раствориться друг в друге, стать единым целым, от сознания того, что людям не дано постичь всеохватывающее блаженство любви и что они вынуждены довольствоваться лишь радостью ненадолго удовлетворенной плоти.
— Ты видел когда-нибудь счастливую женщину? — смеясь, спросила Джун и, не дожидаясь ответа, добавила: — Я пойду?
— Да, — согласился Патркк, целуя ее, — ты пойдешь в ванную и приведешь себя в порядок. Нельзя же в таком виде пить кофе. А потом ты позвонишь родителям и скажешь, что сегодня ты не сможешь вернуться домой. И завтра — тоже.
— Ты сошел с ума! — Джун прикрыла ему рот рукой.
— Ты скажешь им, — невозмутимо продолжал Ло, отводя ее руку, — что решила выйти за меня замуж.
— Нет, Патрик, нет, — запротестовала Джун, — так нельзя. Я вовсе не хочу, чтобы отношения между тобой и моими родителями испортились. Нужно делать так, как все. Ты должен прийти к ним, попросить моей руки, получить их согласие...
