голове.
Впервые за двадцать лет я полюбил ту, которая хотела уйти от меня после первой ночи.
Десмонд прав. Я была готова от него уйти. Ради него.
Я опираюсь на стол локтями и прячу лицо в ладонях, только сейчас замечая, насколько мои щеки влажные от слез. Чувствую себя так, словно из меня вырезали сердце. Боль в груди невыносима. Я так боялась, что Десмонд будет несчастлив, а в итоге все вышло так, что мы оба остались с выпотрошенными душами. Я разрушила все своими страхами.
И что-то мне подсказывает, что Десмонд не из тех, кто способен простить такое. Что-то мне подсказывает, что исправить все уже не получится.
Чуррос* – сладкая обжаренная выпечка из заварного теста. Родиной чуррос считается Испания.
Глава 17.
Кристиана
Я не шевелюсь. Я стою и не моргаю, не в состоянии оторвать взгляд от автомобиля. Его лобовое стекло похоже на паутину, испещренную трещинами. Пассажирская дверь оторвана от кузова и лежит на асфальте, усыпанном осколками.
В горле застревает крик.
Сегодня мои родители утром уехали вместе из дома. Они что-то оживленно обсуждали перед тем, как сесть в машину. Кажется, с постройкой детского комплекса возникает больше проблем, чем ожидала мама. И в последнее время она из-за этого сильно переживает. Мамочка… Пожалуйста, с тобой ведь не произошло ничего страшного?
Закусив губу, я не обращаю внимания на людей, суетившихся вокруг меня. Автомобильные гудки, выкрики и вопросы продолжаются, пока я делаю несколько шагов к машине родителей.
– Бог мой, уведите ее отсюда, она не должна этого видеть!
Кто-то без предупреждения подхватывает меня и оттаскивает прочь.
Как он смеет, это же машина мамы и папы!
Я хочу закричать, но изо рта выходит какой-то страшный хрип. Я вырываюсь, насколько позволяют мои силы. Пока я брыкаюсь, как взбесившийся зверек, перед глазами мелькает нагрудный жетон офицера полиции. Я не должна уходить. Я должна убедиться, что с мамой и папой все в порядке. Как полицейский этого не понимает?!
– Пожалуйста, оставьте меня! – удается наконец мне сказать. – Там мои родители!
Когда я в очередной раз дергаюсь, в поле зрения попадает медицинская каталка…
Мне становится нечем дышать. В моих легких заканчивается воздух, потому что он выходит вместе с отчаянным воплем. Я кричу, и темнота заполняет кругозор, сгущается, и больше я ничего не могу видеть.
Я резко отрываюсь от подушки и часто-часто дышу, словно пребываю в агонии. Сердце бьется в диком ритме, покрывало сбилось у моих ног. Меня всю трясет несмотря на то, что в комнате тепло.
Мне приснился самый страшный момент из моей жизни. Последний раз это случилось, когда я забросила сеансы у терапевта. Мне полагалось несколько часов в неделю беседовать со специалистами, потому что в день аварии я увидела не только искореженную машину… В основном мне советовали, что процессу моего исцеления после смерти родителей будет способствовать конструктивные занятия. Например, мне говорили, чтобы я направила свою энергию на искусство или спорт. Но как, черт возьми, я должна была находить на это время? Мне нужно было после школы делать домашнее задание, а потом бежать в закусочную в вечернюю смену.
Дрожащей рукой я нащупываю телефон на прикроватной тумбочке. Дисплей показывает время: четыре тридцать утра. В горле пересохло, и я выбираюсь из постели вместе с телефоном и спускаюсь на первый этаж.
В гостиной уже нет никаких признаков, что раньше тут был красивый стол с цветами, свечами и вкусной едой. Все стоит на прежних местах, будто здесь ничего не случилось. Будто я не разрушила то прекрасное, что таилось между мной и Десмондом.
В эту ночь примерно через час после того, как я осталась в одиночестве, я услышала стук. Я думала, что вернулся Десмонд, и метнулась открывать дверь. Но это оказались работники из ресторана. Они привели гостиную в порядок, и я не возражала. У меня бы не хватило сил убираться. У меня бы не хватило сил даже смотреть на все эти милые вещи, связанные с ним.
Налив в стакан воды, я делаю глоток и по привычке снимаю блокировку с экрана. Десмонд всегда желал мне спокойной ночи. Какие-то его сообщения были романтичными, какие-то были пошлыми, но он писал каждую ночь. Кроме сегодняшней.
Я смотрю на нашу фотографию, которую сделал Даниэль. На ней Десмонд обнимает меня со спины. Мы не смотрим на камеру. Вместо этого мы не отрываем глаз друг от друга. Такие счастливые, красивые и влюбленные, даже не подозревающие, что нас ждет.
Моргнув, я смахиваю слезу. Я не знаю, как дальше вынесу это. К горлу подступает желчь от одной мысли, что в течении следующих месяцев я буду видеть Десмонда в академии и заставлять себя вести, как ни в чем не бывало. Будто в моей груди не разбилось вдребезги сердце. Будто мне легко дышать, и каждый вздох вовсе не обжигает легкие.
Я хотел быть счастливым с тобой.
Его голос звучит в голове, и я испытываю нестерпимую боль. С тех пор, как Десмонд оставил меня, она не затихает ни на секунду. Она разрастается, подобно чуме, убивая все живое во мне с прогрессирующей скоростью. Наверное, я ее заслужила.
Я возвращаюсь в спальню и в кровать, натянув покрывало до подбородка. Знаю, что уснуть снова скорее всего не получится. Как и не получится привыкнуть к тому, что я потеряла Десмонда.
***
На парковке перед академией при виде его новой Bugatti, мое сердце бьется с удвоенной силой. Я ожидаю увидеть Десмонда. Но неприятный комок разочарования подступает к горлу, когда из низкой спортивной машины выбирается Кэш вместе со Стивом.
Наверное, мне стóит подойти к Кэшу и выяснить, где его старший брат. Но меня словно к месту пригвоздили. А когда оцепенение отпускает меня, я разворачиваюсь и иду на урок.
Какая же ты трусливая задница, Кристи.
После нескольких уроков горечь и боль не покидают меня. К ним добавляется сильнейшее чувство вины. Десмонд не пришел на занятия, и я ощущаю
