К радости Филиппа совет действительно быстро завершился, Федор и Леха вышли из шатра Ганибалла последними.
– Ну что, расстаемся командир, – заметил Ларин, взобравшись в седло своего породистого скакуна, и погладив рукой золоченый акинак.
С тех пор как он объединился с армией Иллура, Леха слегка изменился. Он вновь стал вести себя как настоящий скиф, щеголяя своими отличиями в одежде и оружии от финикийцев и македонцев, о которых почти напрочь забыл, пока находился возле Федора.
– Чует мое сердце, ненадолго, – ответил на это Чайка, едва оказавшись в богато отделанном седле своего коня.
Он обвел взглядом окрестные горы, на склонах которых кое-где даже лежал снег, и добавил.
– Ты же слышал, Ганнибал обещал прислать вас на подмогу, если у меня быстро не получиться.
– А ты не торопись, – усмехнулся Ларин, – глядишь и свидимся.
– Это как пойдет, – философски заметил Федор, – на все воля богов.
– Ну, бывай, командир, – Леха стеганул своего коня и поскакал вниз по дороге, петлявшей между сотен походных палаток и бараков.
– Бывай, – ответил уже в пустоту Федор, глядя, как опускается пыль за копытами скифского скакуна.
И все-таки он вновь оказался в море. Похоже, Ганнибал внял его просьбе. Почти тридцать квинкерем, набитые до отказа солдатами и артиллерией, вместе с грузовыми судами, перевозившими конницу, спустя несколько дней приближались к Арваду со стороны Кипра. От острова их сопровождала эскадра Евсида, пополнившаяся за это время кораблями из Сиракуз. Вернее, не совсем сопровождала, а скорее защищала от внезапного нападения противника. Ведь не все афиняне были еще мертвы.
В чем был интерес Сиракуз в этой войне, Федор не знал, но особо и не задавался целью узнать о тайных соглашениях Ганибалла. Наверняка их тирану был обещан за помощь какой-нибудь лакомый кусочек владений Селевкидов. А владения эти были настолько обширны, что хватит на всех. Вон, Филиппу Ганнибал с барского плеча уже почти подарил Вавилон. Конечно, его еще предстояло взять, но Федор был удивлен такой щедростью. А самого Ганнибала, несмотря на явные выгоды от захвата Вавилона, похоже больше интересовало освобождение Финикии, уже столько лет находившейся под пятой селевкидов. Федор и не припомнил даже, когда она в последний раз была свободной. Место для создания страны было довольно выгодным, на пересечении торговых путей из Азии в Египет, но, то же самое местоположение делало эту территорию постоянным яблоком раздора между двумя более могущественными империями. И судьба Финикии была именно такой, – она не раз становилась полем боя. За сотни лет в Азии успели возникнуть и рассыпаться в прах несколько мощных империй, Египет также пережил много взлетов и падений. Но, для Финикии все оставалось как прежде, – для нее всегда существовала угроза либо с одной, либо с другой стороны. Слишком уж известными и богатыми были ее города на Средиземноморье, чтобы алчные соседи оставили их в покое. Вот и сейчас она словно застыла посередине, разорванная на две части враждой диадохов. Арвад, Библ и Сидон находились на одной стороне, а Тир, уже на другой. Вторжение в Финикию еще даже толком не началось, но Федор, ни минуты не сомневался, что они не остановятся на границе Египта.
Соленый ветер обдувал лицо Чайки, пытавшегося рассмотреть очертания побережья в предрассветной мгле. Было решено начать высадку на рассвете, для чего корабли Чайки покинули свою гавань еще накануне днем и провели в море всю ночь. Он, конечно, надеялся стать неприятным сюрпризом для защитников города, но был уверен, что афиняне не будут сидеть, сложа руки. Чайка готовился встретить их еще на дальних подступах, но, похоже, быстрое продвижение Ганнибала по берегу поумерило их пыл. А, может быть, они вообще сменили порт приписки. Во всяком случае, ночью никаких вражеских судов не повстречалось на пути флота вторжения.
Наконец Федор разглядел в туманной дымке скалы и острова побережья Финикии, над которым в глубине темной громадой вздымался горный хребет, поросший «деревянным золотом», – ливанскими кедрами. Эти деревья считались самым лучшим корабельным лесом на всем Средиземноморье и были ценнейшей статьей экспорта Финикии. Так же, как и готовая продукция в виде кораблей, способных переплывать моря, и придуманных, по легенде, именно здесь.
«Не удивительно, – подумал Федор, стоявший в этот раз на носу своей квинкеремы, – здесь есть все условия. И лес и такие мастера-корабелы, которым греки в подметки не годятся».
Потом он вновь отвлекся от лирических мыслей, пристальнее вглядываясь в изломанную линию побережья. Вскоре он заметил выступающий над водой холм, усеянный прямоугольниками, очень напоминавшими дома. Похоже, это и был Арвад. Убедившись, что перед ним конечная цель путешествия Федор вдруг поймал себя на мысли о том, сколько лет Ганнибал ждал этой возможности, – освободить родину своих предков. И вот теперь этот час настал. Вторжение началось.
Едва он развернулся и направился между баллист на корму, как позади него раздался голос.
– Корабли слева по курсу!
Чайка обернулся и действительно заметил с десяток хищных остроносых силуэтов, несшихся по волнам наперерез его эскадре. Он без труда узнал в них афинские корабли. Заходившие со стороны поднимавшегося солнца они были видны гораздо лучше, чем приближавшиеся со стороны моря. Но это преимущество быстро рассеялось, когда солнце взошло еще чуть выше по небосводу. В этот момент афиняне осознали, какую армаду они пытаются остановить. Однако, к их чести, никто не повернул назад. Тем не менее, героизм афинских моряков в этой последней атаке не принес им славы, – корабли Евсида преградили им путь и отсекли от основной массы квинкерем, груженых солдатами, позволив продолжить свой путь к побережью.
Когда над водой разнесся глухой удар и скрежет, оповестивший о первом удачно проведенном афинянами таране, корабль Федора уже выбирал место для высадки десанта. Побережье здесь было не очень удобное, много скал и островков, но и моряки свое дело знали. Так что вскоре первый эшелон квинкерем пристал буквально на виду крепостных стен Арвада, но вне досягаемости его метательных орудий, начав сгружать по сходням на берег своих солдат и артиллерию. Чайка, впечатленный атакой боевых животных у Селевкии, выпрашивал у Ганнибала слонов, но получил отказ. Тиран решил, что слоны в этой десантной операции ни к чему. Хватит и пехотинцев с артиллерий. Разрешил лишь взять с собой дополнительно конницу, она действительно могла понадобиться для быстрых перемещений вокруг города.
Не обращая внимания на жестокую драку, которая шла у самого побережья меду умиравшей афинской эскадрой и кораблями сиракузян, которые уже давно бились всеми возможными видами оружия, от зажигательных снарядов, до таранных ударов, Чайка продолжал развивать наступление. Время терять было нельзя.
Едва он успел высадить на прибрежные камни две хилиархии, как из города показался отряд селевкидский конницы и попытался сбросить их в море. Но, ничего не вышло.
– Открыть огонь, – приказал Федор своим корабельным артиллеристам, – только пусть подойдут поближе.
После того, как им на голову стали сыпаться ядра и горшки с зажигательной смесью, которые Федор приказал использовать скорее как психологическое оружие, вызывавшее в еще не полностью растаявшей предрассветной мгле ужас и панику, катафрактарии были вынуждены ретироваться. Они не смогли даже толком приблизиться к уже выстроенному отряду пехотинцев, который приготовился к отражению атаки и призван был прикрыть собой высадку остальных. Чайка успел заметить, что несколько всадников все же прорвались сквозь заградительный огонь кораблей, и добрались до пехотинцев, но были тут же убиты дротиками, быстро найдя свою смерть.
Высадка продолжалась. К обеду он овладел почти несколькими километрами побережья с обеих сторон от Арвада и заблокировал гавань кораблями, так что и мышь не могла больше проскользнуть из осажденного города. Несмотря на то, что в городе находилось и мирное население, Федор был осведомлен, что его там очень мало. Большую часть нынешних «жителей» составляет селевкидский гарнизон, – первый из финикийских городов на пути армии Ганибалла был превращен в крепость, которую Антиох был намерен удержать. Но у Ганнибала, а, значит, и Федора Чайки, были другие планы относительно будущего Арвада. Он должен был стать первым из городов Финикии, который обретет свободу. Пусть даже и ценой некоторых потерь. А потому, отрезав Арвад от внешнего мира, Федор без лишних приготовлений приказал начать бомбардировку цитадели зажигательными снарядами.
– Устройте мне такой пожар, – приказал Чайка своему новому начальнику осадного обоза, – чтобы они сами оттуда побежали, как навозные жуки из амбара.
И артиллеристы постарались. Город просто засыпали огненными горшками, которые чертили небо над Арвадом весь день, и, пока оно было ясным, и когда стала опускаться ночь. Несмотря на то, что время поджимало и несколько пожаров уже занялось на складах в гавани и у дальних ворот, Чайка не спешил идти на штурм. Ему нужно было настоящее огненное буйство, чтобы защитники поняли свою перспективу, – либо сдать город, либо сгореть заживо. Греки не ожидали, что финикийский командир подвергнет город столь жестокому обстрелу, но Федор решил, что Ганнибал простит ему нечаянную смерть своих соплеменников, если ему удастся взять город без лишних жертв со стороны армии. Тем более, что Арвад действительно был наводнен греками. Помимо баллист, расставленных на берегу, город бомбардировали квинкеремы, державшиеся вблизи стен со стороны моря.
