вырос и сам стал глумиться над девочками и отрезать людям головы…
Мне пришло в голову, что хорошо бы раздобыть фотографию Механа: вдруг его дети на него похожи и кто-то из наших потерпевших узнает фамильные черты? На худой конец, можно попробовать разыскать запись программы «600 секунд»… Но фотография нашлась в розыскных материалах. Синцов выхватил ее у меня со словами, что беспокоить девочек не стоит, лучше сначала показать портрет продавщице из секс-шопа. А уж в зависимости от результата решать с предъявлением снимка девочкам.
Я не возражала, и Синцов, получив краткосрочную увольнительную, радостно помахивая хвостом, унесся на свидание с Олесей. В тот день я его больше не видела, только около полуночи он позвонил мне и счастливым голосом сообщил, что, по словам свидетельницы Полозовой Олеси Николаевны, предъявленный ей субъект очень сильно похож на посетителя секс-шопа в джинсах и рубашке-поло. Уж чему так радовался Синцов — успешному опознанию или чему другому, — история умалчивает. В трубку доносилось нежное неразборчивое воркование — наверное, ценной свидетельницы, с которой добросовестный опер допоздна продолжал обсуждать итог опознания. Но, так или иначе, мы теперь хоть знали, кто лежит обезглавленный в морге: Олег Алексеевич, урожденный Артемьев, 1975 года рождения, возможно, усыновленный в раннем детстве и сменивший в связи с этим фамилию.
Интересно, не отец ли его, печально знаменитый авторитет по кличке Механ, уж не он ли стоял за дверью секс-шопа, пока Олег выбирал секс-игрушку, и не он ли, переодетый в вещи сына, разгуливал по местам происшествий? И если мы найдем его — то не найдем ли мы одновременно и убийцу?
Я тогда и предположить не могла, что в этой истории все гораздо сложнее.
Глава 15
Искать повзрослевших потерпевших по старым делам и задавать им вопросы для удовлетворения нашего любопытства и без очевидной практической цели (даже если мы сейчас неопровержимо докажем, что те преступления совершал Алексей Николаев, — привлечь его к ответственности нельзя из-за миновавшего срока давности; да и где он сейчас, чтобы его привлекать?) мне претило. Да, это непрофессионально, о чем мне не преминули сообщить и Горчаков, и Андрей Синцов. Ну и пусть; к чему ворошить старое, допрашивать женщин, которые, может быть, с трудом избавились от тяжелых воспоминаний о кошмарном происшествии (а может, так и не избавились до сих пор), об обстоятельствах, которые сейчас для нас носят всего лишь вспомогательный характер. В конце концов, не Горчаков ли кидался упреками в том, что меня хлебом не корми, только дай покопаться в делах давно минувших дней, которые уже быльем поросли, из чисто познавательных соображений? Так вот, я больше не хочу копаться в пыльных «корочках» прошлых лет. По крайней мере, в рамках данного дела. Я лучше съезжу в областное бюро экспертизы и поговорю с заведующими отделов экспертиз трупов про насущные проблемы: что там с обезглавленными женщинами?
В областном бюро меня встретили тепло, и сразу кинулись поить чаем. С учетом плюс двадцати восьми за окном я бы предпочла горячему чаю холодную водичку, но добросовестно выпила то, что предлагали. После традиционного обмена взаимными любезностями завотделом экспертиз трупов Краснянский рассказал мне смешную историю, про то, как в одном из районов области умерла одинокая старушка.
— Старушка-то от старости померла, натуральным путем. А в погребе у нее нашли кучку костей. Ну, скелетированный труп в виде отдельных косточек, по углам разложенных. Хрен знает, откуда они у нее там взялись. Ну вот, их на месте осмотрели, погрузили в мешок и привезли к нам в медико-криминалистическое отделение вместе с постановлением. Знаешь нашего Сашу Горшечникова? Почитал он постановление с вопросами о наличии алкоголя и наркотиков в крови…
— В крови? У скелета? — хихикнула я.
— Ага! Так вот, еще по поводу этого вопроса Горшечников смолчал. Зато следующий вопрос: мог ли потерпевший самостоятельно передвигаться, его допек. Он следователю говорит: «Как вы себе представляете ответ на этот вопрос?» А тот ему, не моргнув глазом: «Так ведь кости по всему подвалу валялись». Горшечников изобразил покойника в виде русского сеятеля, разбрасывающего свои собственные кости по подвалу, но следователя так и не убедил.
Посмеялись.
— А у тебя что, Машенька?
— Обезглавленные трупы.
— Ага. — Краснянский полез в стол и вытащил копии актов вскрытия. — Сама смотреть будешь?
Я схватилась за акты. Так-так… При осмотре участка лесного массива с поваленными деревьями чувствовался запах гниения, усилившийся при снятии с углубления в земле веток, палок, камней… После снятия небольшого слоя грунта обнаружен труп без одежды, упакованный в простыню белого цвета, концы упаковки связаны в узел… После развязывания упаковки… так, труп женщины в состоянии гнилостных изменений, голова отсутствует, ноги согнуты в коленях, руки согнуты и прижаты к телу… На вид двадцати-двадцати пяти лет, правильного телосложения, пониженного питания, оволосение на теле отсутствует…
Второй акт: в реке Волхов вниз по течению, вблизи населенного пункта… в 1, 5 м от берега обнаружен крупный сверток из ткани, извлечен из воды… В упаковке находится труп женщины, на вид двадцати — двадцати пяти лет, труп обезглавлен… одежда отсутствует…
Я подняла глаза от документов.
— Апрель?
— Примерно, — ответил Краснянский. — Тебя устраивает?
— Вполне. Личности еще не установлены?
— Да что ты, Маша, — засмеялся Краснянский. — Их нашли-то всего ничего, на той неделе. Ты же понимаешь, причина смерти не установлена, возраст приблизительный…
— Что-то общее в них есть?
— Ну-ка, дай.
Он забрал у меня акты и стал листать, прикидывая.
— Ну, возраст, понятно. Молоденькие. Эксперты написали в наружном осмотре — двадцать — двадцать пять, поосторожничали, да еще трупы без голов, но я бы сказал, что они моложе двадцати. Сейчас уже по костям можно сказать… Еще: обе светленькие, видишь, волосы пушковые — светлые. А вообще, оволосение на теле почти отсутствует у обеих, значит, они совсем молоденькие. Ну что еще? Телосложение похожее, обе худышки, плоские… Такие, знаешь, нимфетки.
— Скорее всего, несовершеннолетние? Если девочки несовершеннолетние пропали, наверняка родители заявили об этом. Значит, скоро установят личность.
— Пока что-то не похожи они ни на кого из пропавших, хотя мы по картотеке регулярно проверяем. Что еще?
— Чем головы отделяли?
— Ага. — Он снова углубился в акты. — Ну, топором, скорее всего. Но я тебе не обещаю, что мы его идентифицируем.
— А что у следствия? — спросила я.
— Что — у следствия? — поднял он голову. — Дела-то еще не возбуждены.
Я не поверила своим ушам.
— Вы шутите, Игорь Степанович? Трупы в упаковке, с отрубленными головами, явно привезенные издалека… Они что, жертвы собственной неосторожности?
— Да ладно, Маша, — махнул рукой Краснянский. —
